Лампа паладина - Наталья Николаевна Александрова

отчего-то – плюшевый медвежонок…

Я пыталась пересилить себя, убедить, что это – глупость, дикие фантазии.

Но ничего с собой не могла поделать…

Наконец мы доехали, вышли на посадочную площадку.

Автобус там уже стоял.

– Как хорошо, что мы на него успели! – щебетала мама. – Следующий будет только через сорок минут! Они будут ждать нас на машине у поворота к церкви, а за Германом заедут к дому.

– Вот как, за Германом, значит, заедут, а мы должны на автобусе тащиться… – проворчала я, мама бросила на меня выразительный взгляд, но промолчала.

Мы подошли к передней двери…

И тут я увидела водителя.

Это был лысый загорелый дядька с большими волосатыми руками.

Точно такой был в моем вчерашнем видении…

Я попыталась успокоить себя.

Ну да, лысый. Ну да, волосатые руки.

В конце концов, все водители похожи друг на друга.

Ну, допустим, не все, но многие…

Но тут я увидела игрушку, подвешенную на шнурке перед лобовым стеклом.

Это был забавный плюшевый медвежонок в клетчатой шапочке…

Меня словно под дых ударили. Я остановилась, не дойдя до двери и двух шагов.

– Мама, я не поеду на этом автобусе! – проговорила я тихо, но твердо. – И ты не поедешь!

– Что значит – не поедешь? – переспросила мама. – Что значит – не поеду? Что такое ты говоришь?

– Не поеду – и все! – повторила я и попятилась от двери, не сводя глаз с чертова медвежонка. И натолкнулась на здоровенного мужика с огромной сумкой наперевес.

– Смотреть надо, куда прешь! – буркнул он, едва не уронив сумку.

Я не ответила и не извинилась, я пыталась оттащить маму от автобуса.

– Что ты такое несешь? – прошипела мама, оглядываясь по сторонам. – Возьми себя в руки! На нас уже смотрят! Садись уже в автобус! Не позорь меня!

– Ты меня не поняла? Мы не поедем на этом автобусе! – я сказала это громко, несмотря на странные взгляды остальных пассажиров.

– Как это – не поедем? Мы должны на нем ехать! Нас ждут! Мы не можем подвести людей! Мы заранее договорились! Церковь пятнадцатого века… или даже четырнадцатого… И Герман…

Я поняла, что она меня не слушает. И что она сейчас силой затолкает меня в этот автобус. Вот просто схватит за руку и потащит, может еще людей на помощь позвать. Хотя нет, говорила уже, что мама всегда соблюдает приличия.

У меня оставался только один аргумент – последний и решительный, как в песне.

Я понимала, что это плохо, аморально, но другого выхода не было.

Я закашлялась, захрипела, выпучила глаза, согнулась пополам… Проходящая мимо женщина с испугом шарахнулась в сторону.

– Что с тобой? – мама наконец обратила на меня внимание.

Я не отвечала, только хрипела и кашляла, и ненавязчиво, маленькими шагами, удалялась от автобуса.

– Что с тобой? – повторяла мама. – У тебя приступ?

– Да… да… – простонала я между приступами кашля и снова захрипела, боясь переиграть. Хорошо бы хоть слезы пошли, а то как-то ненатурально у меня получалось. Но слезы, как назло, не появлялись, и чихать не хотелось, из носа ничего не лилось. Вот зараза какая эта моя аллергия, в кои-то веки она мне нужна – так нет ее!

К нам подошла какая-то сердобольная женщина, спросила, чем она может помочь. К этому времени мне удалось отойти от автобуса подальше. Мама торопливо достала из сумки бутылку воды, протянула мне. Я хлебнула, и тут вода попала не в то горло, и я закашлялась по-настоящему.

– Припадочная! – громко сказал мужик, которому с трудом удалось запихнуть свою огромную сумку в багажное отделение.

Водитель выглянул из автобуса и недовольно спросил:

– Ну что, вы садитесь или что? У меня, между прочим, расписание.

– Или что! – отмахнулась от него мама.

– Ну так я поеду!

– Поезжайте, поезжайте!

Автобус отъехал.

Я сделала несколько глотков из бутылки, и мой «приступ» благополучно завершился.

Мама успокоилась – и сразу принялась меня отчитывать.

– Ну вот, следующий только через час…

– Ты говорила, через сорок минут.

– Сорок минут – это тоже много. Мы подведем людей… они нас ждут… как неудобно…

Она набрала телефон своей подруги, но тот не отвечал.

– Надо же их как-то предупредить… – бормотала мама, снова и снова набирая номер. – Они же будут ждать… волноваться… нехорошо так нервировать людей… И Герман, с таким трудом его уговорили…

При этом она покосилась на меня, и одним этим взглядом выразила все, что обо мне думает.

Но взглядом дело не ограничилось.

После очередного неудачного звонка она все же произнесла то, что было у нее на языке:

– Как неудобно перед людьми! Все из-за тебя… неужели ты не могла взять себя в руки?

Я ничего не ответила.

К счастью, в это время подошел следующий автобус.

Прежде чем сесть, я взглянула на водителя.

Это был жгучий брюнет с густой курчавой шевелюрой. И на лобовом стекле у него болталась игрушечная ведьма на метле, с огромным крючковатым носом.

Перехватив мой взгляд, водитель подмигнул и заговорщицким тоном сообщил:

– На тещу мою похожа! Просто одно лицо!

Я вымученно улыбнулась и села.

На одном из передних мест уже сидела разбитная бабенка лет сорока в красном спортивном костюме.

– Девушка, вы с нами не поменяетесь? – обратилась к ней мама.

– Чего это?! – фыркнула та. – Кто раньше встал – того и тапки!

Мама тяжело вздохнула и воздела глаза – мол, о времена, о нравы…

А я только порадовалась – сейчас не было никаких совпадений с моим вчерашним видением…

Автобус наконец поехал.

Мама снова набрала номер тети Оли – и опять безуспешно. Телефон был вне зоны действия сети.

Тут мама снова завелась – принялась читать мне мораль, внушать, что я должна меньше обращать внимания на свои недомогания, больше думать о других людях…

Я молчала – с мамой лучше не спорить, тогда она быстрее выдохнется и сменит тему.

Так и случилось – ей наконец надоело меня воспитывать, и она переключилась на то, какую замечательную церковь мы должны были осмотреть.

– Там сохранились прекрасные фрески шестнадцатого века! В хорошем состоянии!

– Ты вроде говорила, что пятнадцатого. Или даже четырнадцатого.

– Это церковь пятнадцатого, а фрески более поздние. Но их автор – очень известный зограф…

– Кто? – переспросила я.

– Зограф – это художник по-старославянски! – пояснила она с апломбом. – В Средние века так называли художников, расписывающих церкви…

Я слушала ее вполуха, а сама посматривала на дорогу.

Меня все не оставляло какое-то беспокойство.

Вдруг автобус остановился – впереди была огромная пробка, растянувшаяся на километр.

Водитель заглушил мотор, вышел, чтобы разведать обстановку. Когда он вернулся,