Жезл силы - Дмитрий Захаров

– Чести ради, Щипач, чести ради…

– Как ты гораздо делаешь, бродяга?!

– Ты о чем?

– Мозглы. Они чуяли тебя, но ты рубил поганцев топором!

– Мне повезло… – вежливо улыбнулся Борщ.

– Брешешь, бродяга! Шибкая сила в воле мозглов! – в золотых глазах угадывался суеверный страх.

 Следовало успокоить мнительного друга. А то впрямь примет его за нелюдя.  – решил Борщ.

– Меня укусил Брыль за бедро! – он ласково потрепал проводника по загривку. – Вероятно, боль помогла.

– Мука не в жилу! – упрямо твердил Щипач. – Коли мозгл высасывает кровь – мука лихая, молви нет! Стоишь словно чуня оглушенный!

  В словах этерийца угадывалась железная логика. Зубы у мозглов маленькие, слабые. Не зубы, и острые пластины, будто у хищной рыбы. Убить стрелой или мечом чудовище непросто – губчатое пористое тело змея зарастает на глазах. Помогает заговоренное оружие, наконечники стрел или клинки выливают в форму ведьмы из Семиозерья, слепые старухи, обитающие за Семи Холмами в Драконьей роще. Такое оружие высоко ценится, служит недолго. Воздух разъедает сталь как ржа. В прежние времена служители люда носили заговоренные доспехи под рубахами. В бою такое оружие помеха. Клинок чернеет, топор становится неповоротливым, тяжелым. Проще разрубить надвое череп, и обездвижить мозгла, после чего вырвать сердце. Ратмир вспомнил случай из раннего детства. Охотники приволокли в Городище мозгла, утыканного словно еж стрелами. Одна угодила в глаз, на землю вытекло желе, небесного цвета. Мозгл не умирал, дюжина парных присосок расположенных вдоль его желтого, в оранжевых бородавках туловища выпускали загнутые когти. Он лежал на площади, серый, пористый, словно выпотрошенные останки протухшей рыбины, опутанный жгутами. Подошел старейшина Идар, воевода из Сунгиря. Он был высокий, жилистый и веселый как демон. На месте левого глаза зияла черная воронка, на бровь и загорелую скулу выползали кривые белые шрамы.  Когда Идар смеялся, он широко открывал рот, и закидывал назад голову, будто намереваясь заглотить добычу. Лучшие девицы Сестринского Хряща мечтали стать женой старейшины. Спустя две седмицы ему сломает медведь хребет, а в то время, еще живой, и полный сил мужчина бесцеремонно вставил в пасть мозгла кинжал, как распорку, засунул в глотку руку по локоть, и вырвал наружу сердце чудовища. Круглый черный желвак размером в два кулака, пронизанный сетью трубчатых артерий с запекшейся по краям темной кровью. Мозгл издал протяжный стон, и умер.  Длинные руки с пальцами присосками свисали вдоль тела, распахнутый в немом крике рот в две трети головы монстра. Идар отмахнул кинжалом  кусок кровоточащего трофея, поманил Ратмира пальцем.

– Волишь стать избранным героем, волчонок?!

  Лицо старейшины сохраняло суровое выражение, но голубые глаза смеялись.

– Вельми хочу, родное сердце! – закричал мальчик.

– Придет час, одолеешь мозгла! – Идар поднес на острие ножа зловонную мякоть к лицу ребенка. Зеленая сукровица выступила на куске мяса. Разрезанный на части орган продолжал конвульсивно сжиматься.

– Ешь! – приказал старейшина.

 Ратмир зажмурился, смрадный запах ударил в ноздри. Превозмогая отвращение, он проглотил кусочек. Скользкая жижа скользнула в пищевод, словно он живую лягушку проглотил.

– Быть тебе героем! – Идар потрепал мальчика по загривку.

А после его ухода, Ратмир засунул руку в пасть чудовищу. Пальцы нащупали короткие острые заусенцы, повернутые вовнутрь. Наружу вывалился толстый язык.  Труп издавал цветочный аромат, и помертвевшие, затянутые полупрозрачной пленкой глаза источали власть и силу.  Щипач прав. Такими зубами не под силу порвать яремную вену жертвы, они пожирают свои добычи заживо, впившись в кожу, как гигантские пиявки. Жертва умирает долго, предвкушая близость неминуемой кончины, не в силах освободиться от магического взора бездонных синих глаз.

– На меня не действует власть мозглов! – торжественно объявил Борщ.

  На удивление, такая версия пришлась товарищу по душе. Он понимающе кивнул.

– Ты – вельми сильный, бродяга! – сказал он с уважением.

– Чести ради, дружище!

 Лис нетерпеливо скулил, оглядываясь на деревья.

– Брыль считает, надо спускаться вниз.

– Ты чуял жабу? – уклонился Щипач от ответа.

– Видел. И что?!

– Она глядела нам вслед… – голос горбуна благоговейно дрожал.

  Этерийцы отличались повышенной мнительностью, и верят в приметы больше чем в Голос Духа или заветы Семи Дев. Широкую грудь Щипача украшали многочисленные амулеты, висящие на шнурках. При ходьбе медные колокольчики издавали мелодичный перезвон. Будто отбившаяся от стада овечка ищет пастуха.

– Зенки в кашу! – беззлобно выругался Ратмир. Он неуверенно топтался на краю обрыва, всматриваясь в темные пятна зелени на песке. Лис тянул поводок, призывно тявкнул.

– Что Брыль брешет? – встрепенулся горбун.

– Мозглы. Расправились с мулом, идут по следу.  У нас мало времени, – он судорожно тер лоб, мысли крутились в голове.  Оставаться на месте – верная погибель. Мозглы утолили голод, и терзаемы местью. Он ранил одного. Возвращаться в Городище – суд, позор и  мучительная казнь. Старейшина Всеслав не жалует беглых. Выход один –  двигаться вперед. Порыв ветра принес тихий стон, едва уловимый аромат цветения. Они приближаются. – Надо идти вперед! – подытожил  размышления Борщ.

– Там нет владений Сестринского Хряща! – твердил свое Щипач.

– Если хочешь, ступай на восток. До Сунгиря отсюда рукой подать. – равнодушно сказал Борщ. Он хитрил. Крепость Сунгирь находилась на пути к Семиозерью,  в окрестностях провинций Сестринского Хряща.  Там правил старейшина Бугран из рода Волка. Про его жестокое отношение  к инородцам ходили легенды. Это был властный человек и отважный воин. Он вынужденно мирился с подчинением Городищу. Население Сунгиря насчитывало три сотни воинов. Противостоять набегам мункатов с таким войском  решительно невозможно, а для откупа у местного старейшины не хватало золота. Заключенный союз  давал возможность совместно отбивать атаки степняков, но лишал амбициозного правителя изрядной доли свободы. Он вымещал властолюбие на неполноценных полукровках и пленных дулебах. Этерийцы обходили за версту Сунгирь, а упоминание имени Буграна вызвала у эмоциональных  горбунов дрожь в коленях.

– Можно кругом обойти… – говорил этериец неуверенно.

– Кругом не пройдешь. Там повсюду скалы, а ниже, к северу начинается топь. Завязнем! – уверенно отвечал Ратмир. – Дорога одна, через Сунгирь. Что молвишь, брат?

  Щипач подозрительно всматривался в темень оврага.

– Покалечимся…

– Все хорошо будет! Пару шишек набьем!

– Будь по твоему! – вздохнул горбун. – Сигаем долу?

– Ходу!

  Ратмир отвязал поводок, и лис, не раздумывая покатился по крутому склону. Беглый прыгнул следом, пружинисто приземлился на ступни, и побежал вниз, кувырнулся дважды, рискуя напороться на корягу. Спустя несколько минут он стоял на дне оврага. Наверху темнела маленькая фигурка горбуна. Юноша сложил ладони рупором, и громко прокричал.

– Прыгай живо, кость тебе в горло!

  Щипач охнул, покачнулся, и прихрамывая,  бежал по склону. Он неловко падал, поднимался, и хромая, несся вниз. Ратмир недоуменно смотрел на товарища, не понимая причин такой неуклюжести. Наконец горбун остановился, и тотчас рухнул на бок. Из его бедра торчала стрела. Происхождение стрелы не вызвало сомнений. Он узнал бы свои стрелы из тысяч других. Никто из Городища не вязал наконечник таким узлом кроме него. И конечно, перья – отличительный знак. Он бережно выдернул острие из раны, Щипач мужественно стерпел, только скрипел зубами, и тихонько ругался. Рана была не опасна, артерии не задеты, лучник бил издалека, или скверно натянул тетиву. Наконечник повредил мягкие ткани. Этериец достал из сумки бальзам, полил ранку, перетянул ногу лоскутом ткани.

– Кто стрелял?

– Не чую… – горбун припал к фляге, и жадно лакал воду. – Кость ему в горло!

  Ратмир внимательно осмотрел стрелу. Сомнения отпали, его хозяйство. Та самая, что оборонил возле ручья, засмотревшись на жабу. Вот и не верь после такого в приметы! Жаба была огромной, пол локтя роста, и веса почти пуд. Круглые глаза навыкате сверлили беглых. По ранней весне  чешуя изобилует липкой слизью. Тронешь такую, через месяц-другой начнется проказа. Плоть становится мягкой, кости гниют. Помогают горячие ключи, которые бьют круглогодично на востоке острова. Всякую хворь отпускают.  Рану от стрелы он лечил в тех ключах. Мункаты смазывают наконечники своих стрел отваром из трав. Снадобье держат в тайне. После ранения конечность сохнет,  а вскоре и сам воин погибает. Вода в горячих ключах шибко смердит, но боль как рукой снимает. Борщ вытер кровь с наконечника охапкой травы, спрятал стрелу в колчан. Размышлять на непонятную тему не хотелось, на востоке забрезжил рассвет, а лис нетерпеливо тявкал, призывая людей двигаться дальше.