Жезл силы - Дмитрий Захаров

– Ходу, Щипач! – так громко Борщ не кричал даже во время битвы при осаде Городища.

Горбун очнулся, будто пробудившись от сна. Мозглы роились подле ног – темные спины едва различимы на фоне черной травы.  Щипач совершил головокружительный прыжок, и мчался, не выбирая дороги. Впереди бежал лис, люди едва поспевали следом за проводником.  Над верхушками сосен маячила круглая луна, ущербный бок планеты похож на демоническую ухмылку оборотня. Он обагрен красной каймой. Точно – недобрая примета! Спустя десять минут бешеной гонки,  Брыль вывел друзей на окраину. Дальше начинался крутой обрыв, поросший кое- где густой травой, ниже, в долине синели пятна озер. Здесь заканчиваются владения Сестринского Хряща.  Лис тянул друзей вперед, но беглые неуверенно всматривались в чужие земли.

– Молвят, там рыщут нелюди… – зычный бас Щипача выдал позорного петуха.

– Брешут! – отмахнулся Ратмир.

– Ведуны шепчут, мол, с приходом зимы, нелюди повсюду.

– Ведуны лгут!

– Ты так брешешь потому, что они заклеймили тебя?

 Юноша с трудом подавил вспышку гнева. Содрать кожу со лба, лишь бы избавиться от позорного клейма!

– Всем беглым наводят знаки!

– Вот и нет! Клеймят словами. А у тебя пауки!

– Это великая честь!  – отшутился Ратмир.

– У меня такого нет! – Щипач торжествующе улыбался. Он поднес шестипалую руку ко лбу, демонстрируя глубокие морщины. – Я – ловок, как те мозглы! Инде убег с судилища, вот я каков!

– Это я вызволил тебя с позорного столба. Забыл?!

– Сам бы выбрался! Распутал путы, и убег. Понял?

– Почему же раньше не распутал? Дрожал на холоде, хныкал как девица!

– Все саты брешут! – упрямо бубнил полукровка. – Мы вместе бежали. Такому как я не накернишь клеймо на лоб! Всех катов медью порешу, не дозволю шкуру портить!

– Поймают в Городище будет! – жестко ответил Борщ.

– Брешут, беглых вельми пытают? Ты заслужил титул свет – малика, так брешут. Отчего такому воину свет-малику навели клеймо?

– Отвали, бродяга!

– Тонгалашку чуял?!

– С чего ты это взял?!

– Всякий сат, преступив порог смерти, ведает Тонгалашку! – важно объявил Щипач.

– Не видел я никакой Тонгалашки! И границу смерти не преступал, не веришь, потрогай! – он сунул под нос товарищу костистый кулак. – Живой-невредимый!

– Ведуны молвят,  коли не сознается плененный, к нему приходит Тонгалашка! Лютая она, не в жисть! – золотые глаза этерийца излучали неподдельный интерес. – Точно не чуял Тонгалашку?!

– Не чуял, и чуять не хочу! – грубо сказал Борщ.

  В восточном крыле Городища, рядом с заброшенной штольней находился тотем владычицы смерти.  Штольня выработала запасы много зим назад. Раньше саты добывали там уголь, последнее время руда заметно обеднела. Туда опасались ходить без нужды, покосившаяся изба, служившая некогда продуктовым складом, утопает в  болотистой низине. Сруб просел, на полу хлябает стоячая вода.  Считалось, что  изваяние Тонгалашки способно сглазить случайного посетителя. Для каждого юноши из рода Волка считалось  молодечеством потрогать рукой безжизненный кусок древесины. Борщ не являлся исключением. С замирающим сердцем, он подкрался к скульптуре, коснулся ладонью шершавой доски. Вопреки ожиданиям, тотем не ожил, чтобы покарать нечестивца. Тогда мальчик впервые осознал истину. Опасность представляют живые существа, одержимые теми же инстинктами, что и он сам. Злобой, голодом, жаждой мщения. Вырубленный в человеческий рост кусок дерева является результатом труда человеческих рук.  Для двенадцатилетнего подростка это были чрезмерно взрослые мысли, но он не умел их анализировать. Стоял перед уродливой фигурой, глядя в запавшие глаза чудовища, в полусотне саженей толпились перепуганные товарищи, а он бесстрастно изучал деревянное изваяние, чувствуя облегчение от канувшего в небытие страха . Тотем представлял собой вытесанную из цельного куска грубой древесины фигуру в человеческий рост. По шесть длинных рук свисают из обрубка,  змеи вместо прядей волос на круглой голове. В таком обличии, по мнению резчика, являлась владычица смерти. Появление Тонгалашки – редкость. Ведуны пророчествовали, якобы приход призрака в Городище свидетельствует о грядущих бедах. Голод, невиданные морозы, болезни. Тонагалашка непременно заберет человека, как шутили молодцы – «смертушка порожняком не ходит»!  Тотем должен был  задобрить призрака. Жертвоприношения Тонгалашке отличались особенной жестокостью. Жертвам снимали кожу с запястий и лодыжек, обливали соленой водой, и в таком виде, орущих от боли и смертельной тоски, привязывали к столбу на ночь. Тех, кто доживал до рассвета, ждала милосердная смерть, им просто отрубали головы. Ратмир пощадил впечатлительного друга, не рассказывая, для какой цели полукровку привязали к столбу. Шестипалый этериец отлично подходил на роль жертвы.

– Лукавишь… – стоял на своем этериец.

– Можешь проверить, Щипач! – с едкой ухмылкой отвечал беглый. – Возвращайся в Городище, иди на поклон к старейшине Всеславу. Скажи ему, так мол и так. Я – беглый полукровка,  сын  гулящей девицы Роксаны. Мой отец –  этериец Ром, казнокрад и доносчик. Я жил в Бране, покуда не начались гонения. Хотел устроиться на судно в услужение к дулебам, но те обманули. Решили продать меня пиратам, после чего я убежал. В Городище меня ждала почетная участь, пасть жертвой. Вернулся на твою милость, старейшина, зови ведунов, пусть чинят надо мной правый суд! Заодно проведаешь Тонгалашку, коли так интересно!

  Горбун побагровел, на толстой шее надулись вены как канаты. Глаза, цвета золота побелели.

– Толмачишь как чужак! Инде шняка воет!

 Ратмир пожалел, о том, что сказал. Задел горбуна за больное. Полукровки – отщепенцы рода. Их отвергают чистокровные этерийцы, презирают саты.  Пираты веспы используют пленных полукровок в качестве рабочего скота. Покупают обманом у дулебов, коренных жителей приморских земель. Выгодно такого раба не продать. Привязывают петли к ногам, и скидывают за борт в море, что бы бродяга собирал ценные водоросли. Водоросли затем сушат, смешивают с солью, получается ценная приправа к пище. Если раб пытается спастись бегством, его забивают баграми до смерти.  Погружаясь в размышления, молодой человек  удивлялся. Почему он испытывает сострадание к чужаку? Сострадание – удел больных, слабых и стариков – так учит кодекс воина.  Откуда в его голове возникают эти  мысли? Он выглядел как коренной житель Руяна – светлые волосы, цвета речного песка,  голубые глаза, высокие скулы. Потомок рода Седого Волка, в день средостения старейшины выбили татуировку на грудь – багровый оскал лесного хищника. Он гордился знаком отличия, но чувствовал себя таким же чужаком, как полукровка.   Веселина любила повторять.

  «Чуешь, бродяга, отчего я тебя восхитила? Ты  на древнего меота похож!»

  « Я – сат, из рода Волка»! – кричал он, умело изображая праведный гнев.

  «Нет!» – девушка хохотала, скаля влажные зубы, а в глубине алого рта дрожал розовый язычок. – «Ты не похож на сата, и сам это знаешь! Меот!»

  «Ты их видела?» – он смеялся вместе с ней, и целовал ее удивительные миндалевидные глаза. Глаза встревоженной лани.

  «Не чуди, малой! Ты брешешь чудно. Старики молвят, так брешут инородцы. Ты – меот, мой раб – меот!»

 Чужой. Поэтому ему легче в компании с отверженными полукровками. Он положил товарищу руку на плечо.

– Не сердись, брат!  Мне тошно, когда напоминают о клейме. Я солгал насчет жертвоприношения. Не такой глупец старейшина Всеслав, чтобы отдавать в жертву коренного островитянина!

 Щипач грустно смотрел поверх головы товарища.

– Ты не лгал, бродяга! Разве я не ведаю, для чего привязали к столбу? Ты спас меня…

– Чести ради, бродяга!

  Этериец провел шершавым пальцем по шраму на лбу юноши.

– Больно?

– Уже нет… Чести ради!

– Моя мазь помогла?

– Чести ради, бродяга! Помогает!

  Этерийцы – отменные лекари. В их объемистых сумках полно склянок с мазями, сборами трав, и припарок. Обыскивать полукровку – себя не уважать для честного сата. Оружия нет, и ладно! Горбун исхитрился сохранить своим сокровища, будучи привязанным к столбу.

– В Семиозерье брендят мастерицы,  изничтожат метку. Стоит недорого, – пять монет. Это далеко отсюда, на востоке. Айда туда?

– На территории Сестринского Хряща  нас поймают, бродяга!

– Инде ускользнем! – хорохорился Щипач. – А ты изведешь метку.

– Останется шрам…

– Шрам  лучше, чем клеймо! – горбун мялся, не решаясь сказать. – Ты дважды спас меня, родное сердце!

– Чести ради, Щипач, чести ради…

– Как ты гораздо делаешь, бродяга?!

– Ты о чем?

– Мозглы. Они чуяли тебя, но ты рубил поганцев топором!

– Мне повезло… – вежливо улыбнулся Борщ.

– Брешешь, бродяга! Шибкая сила в воле мозглов! – в золотых глазах угадывался суеверный страх.