Рождение (СИ) - "Мария Птица-Кошка"

Чья-то тень шевельнулась на кустах. Острое чувство угрозы потоком адреналина взвинтило рефлексы до невообразимых высот. За спиной коротко звякнул вырвавшийся на свободу металл-убийца. Осилзский мгновенно ушёл в сторону, одновременно нанеся удар. На одних инстинктах, не успевая осмыслить. Лезвие удачно прошло вдоль оружия нападающего, не зацепило изгибы рукояти, служащие для предохранения ладони и пальцев, вошло в плоть, скрипнув о кость. Внезапный враг завопил, испуганно глядя на изувеченную руку, ибо удержать меч теперь нереально. Григстанин. Ещё так молод! Лет двадцать, не больше. Белобрысый, худой, с острыми чертами правильного лица и чуть вздёрнутым кончиком носа. Наслушался речей окружающих, вспыхнул под их пламенными рассуждениями и рванул сюда — губить диких агрессивных животных, не знающих жалости, захватывающих уже весь континент. Мальчик замолчал, в ужасе уставившись на своего будущего убийцу. Даже забыл, насколько человека легко можно подчинить внушением. Перед ним ведь не соплеменник! А противник допустил явную ошибку, по-неопытности позволив себе смотреть прямо ему в расширившиеся от боли малахитовые глаза. Ланакэн видел: соперник ждёт последнего удара, уже не верит в спасенье. Сопротивляться не способен — Осилзский отсёк ему пол кисти, выбивая клинок. Свидетелей нет. Можно прибить, словно муху, и оправдываться бы не пришлось. Однако откуда-то взялась непонятная жалость к бедолаге.

— Вот. Перевяжи. Итак уже много крови потерял. Уходи! — Ланакэн достал из маленькой сумки с медикаментами (они всегда берут их с собой) катушку перевязочной ткани и кинул юноше, бледному, словно побеленная стена. Раненый автоматически поймал здоровой конечностью, но не сделал больше ни единого движения. Даже шок от травмы отступил на второй план перед изумлением. Дикое животное должно добить, а не предлагать первую помощь!

— Чего стоишь? Жизнь совсем не ценишь? Или одурел от боли? Действуй! — прикрикнул на него полуразумный.

— Почему? — хрипло спросил несчастный.

— Что тебе?!

— Ты… не убьёшь? — не верит всё ещё побеждённый.

— Тебе что — мало? Мне кажется — довольно, — пожал плечами выигравший схватку и поспешил прочь. Аюту облегчённо вздохнул. Ненароком став свидетелем произошедшего, старец убедился: даже слепое бешенство, не без оснований поселившееся в натуре, не убило благородства, присущего сумрачному селянину. Он достоин большего, нежели роль рядового подчинённого. В создавшейся ситуации большинство поступило бы иначе. Даже мечтатель Соул не помедлил бы и удара сердца, расправляясь с любым противником. Жалость многие изгнали вон. А Ланакэн не стал машиной смерти, не перестал рассуждать и чувствовать. Для него, помимо понятия врага, обнаруживаются и другие. За существом, вооружённым клинком, рассмотрел саму личность, понял её суть. Не в ущерб себе или соратникам, а именно по возможности.

— В другой раз помни: пялясь в глаза, ты себе подписываешь смертный приговор, — напомнил учитель. Осилзский обомлел, обернулся на знакомый голос: и не предполагал, что Шамул следует за ним тенью, опасаясь за поведение новичка. Теперь же всё стало на свои места. Отныне выяснилось: каков вдовец в настоящей битве.

— Вы были свидетелем всего? — хрипло пробормотал сконфуженный подопечный.

— Да.

— Я… Поступил неверно, по-вашему? Он — противник, но он — так неопытен! — беспомощно попытался оправдаться начинающий боец.

— Верно. Не ожидал в тебе такого. Признаюсь, боялся породить холодного и умного убийцу. Я рад ошибке. Но не забудь: другой гигстанин воспользовался бы твоим замешательством. Их воля сильней. Не забывай этого, даже нанося удар. Иначе умрёшь от своей собственной руки, — наставник стремительно пошагал вперёд. Сейчас никто не поверил бы в его преклонный возраст: словно бы сквозь кожу сочится энергия, благодаря которой легко руководит своим диким малочисленным воинством. Облегчённо вздохнув, подчинённый уважительно поклонился.

Уцелели, практически, только женщины. Их ещё не успели уничтожить. Из пятерых выживших мужчин никто не собирается, естественно, покидать родной очаг, нуждающийся теперь в них. В рядах Шамула убавилось на четверых. Не много для такой схватки, но, решительно тяжкие потери в соотношении со всем крошечным войском. Аюту выглядит мрачным, забыв о победе. Нужны ещё откуда-то новые представители его народа, готовые к бою. Однако найти их вовсе не легко. В разрозненных поселениях каждый надеется, будто их беда минует, даже не подозревая о масштабах. Григстаны же живут в хорошо налаженном государстве, с отличной связью и твёрдым видением мира с определённой точки зрения. Нападая на жилища, построенные человеком, или охотясь на этих нежеланных сожителей на материке, высокоорганизованные существа первым делом вырезают всех, способных взяться за оружие. Аналогичная тактика давно оправдалась. Если кто и освобождается отрядами немногочисленного Сопротивления, так разбитые горем, перепуганные женщины, старики или дети, явно не годные выразить своё горе в битве. Каждый мужчина бесценен для их дела. Утрата четверых — огромная проблема для всех оставшихся. Очевидна ситуация для всех. Поэтому благодарность Готорила вовсе не поднимает упавший дух воинов. Они победили, но возвращаются в печали. Аюту даже не скрывает своего настроения, будучи всецело поглощён размышлениями о поиске замены погибшим.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Учитель, позвольте обратиться, — неуверенно подошёл Ланакэн.

— Я занят, хотя… Что-то случилось? — пробурчал седовласый предводитель.

— Я хотел спросить, почему бы нам ни набрать ещё людей. Нас слишком мало, — вероятно, эдакие вопросы и возникают у остальных. Вот только озвучить их решился лишь один. Все привычно полагаются на руководство, не желая влезать в среду сложных решений и ответственности.

— Откуда?

— Из ещё нетронутых поселений.

— Каждому дорог его покой. Зачем им какая-то их не касающаяся война. К тому же, слишком велик риск для наших людей. Если распознают зеленоглазые — жалеть не станут. Выпытают, уж поверь мне, где остальные. А для деревни обнаружение нашего посланца грозит стать приговором, — терпеливо разъяснил гуру.

— Да, но… разве приговор им уже не подписан? К тому же… мы можем посылать тех, кто не будет знать о местоположении основных сил на тот момент. Разве это не реально? Укрытий в горах много! Искать нас можно вечно! — возразил Осилзский. В его словах Шамул нашёл что-то занятное: и собственные рассуждения двигались в параллельном направлении.

— Почему ты думаешь, будто кто-то из них пойдёт к нам, бросив детей и жён?

— Пусть берут их с собой. С нами их семьи будут куда в большей безопасности. Послушайте речи Соула и поймёте — их можно поднять! — уверенно настаивает новичок.

— Допустим. А не опасаешься появления в наших рядах таких же взбудораженных чьими-то наветами пылких мальчишек, вот как тот григстанин, которого ты покалечил? Их солдаты жалеть не станут. Среди наших и то не всякий поступит столь великодушно! — задумчиво напомнил Аюту.

— Мы же не слепые. Пусть обучаются военному делу, поостынут в лагере после долгих месяцев тренировок и тяжёлой работы. И лагерю польза, и им меньше опасности, нежели дома, — Ланакэн заметно покраснел при упоминании о несчастном сопернике. Всё ещё не разобрался с собственным отношением к внезапно всплывшему откуда-то абсурдному состраданию.

— А если слишком остынут? Ведь захотят домой, под мамин подол спрятаться, — с долей сомнения парировал наставник. Остановился, с любопытством созерцая собеседника, словно нечто весьма забавное.

— Не захотят. Они узнают правду, а значит — узнают: от тягот начавшейся войны уже не укрыться, — тяжело вздохнул подопечный. В поле зрения попался самый молодой из их соратников: Тални Кама, упорно рвущийся заслужить право пойти на равных со всеми. Конечно, черноглазый юнец сюда попал отнюдь не абы как: давно уже остался круглым сиротой и выжил лишь благодаря помощи одного из бойцов Шамула. Рассказывали: мальчишка абсолютно одичал и практически разучился говорить когда-то, но Шоу приручал паренька, будто дикого зверька.