Избранное - Мария Петровых

[1942]

«Ревет, и воет, и дымится…»

Ревет, и воет, и дымитсяВспять обращенная волна.К прочерченной штыком границеОткатывается война.Сдержи дыханье, — там вершитсяТвоя судьба, моя страна!На недоконченной страницеДымятся кровью письмена.

Как шумно смерть в лицо дышала!Как трудно с нею грудь о грудь!Концом прикинулось начало,Казалось — не передохнуть.Нам воздуха недоставалоНа грозный, на прощальный путь,И только кровь в висках стучала:Бессмертен будь, бессмертен будь…

Когда же сердце охватилаНепоправимая беда,Очнулась в нас иная сила,Иначе повела звезда:Нас ненависть огнем вспоила,Он был как ясная вода…Врагов укроет лишь могила,И та исчезнет без следа.

1943

Чистополь

Город Чистополь на Каме…Нас дарил ты чем богат.Золотыми облакамиРдел за Камою закат.Сквозь тебя четыре ветраНасмерть бились день и ночь.Нежный снег ложился щедро,А сиял — глазам невмочь.Сверхъестественная силаНебу здешнему дана:Прямо в душу мне светилаЧистопольская луна,И казалось, в мире целомНавсегда исчезла тьма.Сердце становилось белым,Сладостно сходя с ума.Отчужденностью окраскиЖиво все и все мертво —Спит в непобедимой сказкеГород сердца моего.Если б не росли могилыВ дальнем грохоте войны,Как бы я тебя любила,Город, поневоле милый,Город грозной тишины!Годы чудятся веками,Но нельзя расстаться нам —Дальний Чистополь на Каме,На сердце горящий шрам.

1943, март

«Мы начинали без заглавий…»

Мы начинали без заглавий,Чтобы окончить без имен.Нам даже разговор о славеКазался жалок и смешон.

Я думаю о тех, которымРаздоры ль вечные с собойИль нелюбовь к признаньям скорымМешали овладеть судьбой.

Не в расточительном ли детствеМы жили раньше? Не во сне ль?Лишь в грозный год народных бедствийМы осознали нашу цель.

И можем быть сполна в ответеЗа счастье встреч и боль потерь.Мы тридцать лет росли как дети,Но стали взрослыми теперь.

И яростную жажду славыВсей жизнью утолить должны,Когда Россия пишет главыОсвобождающей войны, —

Без колебаний, без помарок —Страницы горя и побед,А на полях широких ярокПожаров исступленный свет…

Живи же, сердце, полной мерой,Не прячь на бедность ничегоИ непоколебимо веруйВ звезду народа твоего.

Теперь спокойно и суровоТы можешь дать на все ответ,И скажешь ты два кратких слова,Два крайних слова: да и нет.

А я скажу: она со мною,Свобода грозная моя!Совсем моей, совсем иноюЖизнь начинается, друзья!

1943

«Какое уж тут вдохновение, — просто…»

Какое уж тут вдохновение, — простоПодходит тоска и за горло берет.И сердце сгорает от быстрого роста,И грозных минут наступает черед,Решающих разом — петля или пуля,Река или бритва, но наперекорНеясное нечто, тебя карауля,Приблизится произнести приговор.Читает — то гневно, то нежно, то глухо,То явственно, то пропуская слова,И лишь при сплошном напряжении слухаТы их различаешь едва-едва,Пером неумелым дословно, построчно,Едва поспевая, ты запись ведешь,Боясь пропустить иль запомнить неточно…(Петля или пуля, река или нож?..)И дальше ты пишешь, — не слыша, не видя,В блаженном бреду не страшась чепухи,Не помня о боли, не веря обиде,И вдруг понимаешь, что это стихи.

1943

Ночь на 6 августа

В каком неистовом молчаньеТы замерла, притихла, ночь!..Тебя ни днями, ни ночамиНе отдалить, не превозмочь.

Взволнованною тишиноюОбъята из конца в конец,Ты внемлешь надо всей страноюБиенью всех ее сердец.

О, как же им была близка ты,Когда по небу и землеПромчались первые раскатыО Белгороде и Орле.

Все вдохновенней, все победнейВставали громы в полный рост,Пока двенадцатый, последний,Не оказался светом звезд.

И чудилось, что слезы хлынутИз самой трудной глубины, —Они хоть на мгновенье вынутИз сердца злую боль войны!

Но время это не настало,Лишь близко-близко подошло.Ты не впустую, ночь, блистала, —Нам от тебя и днем светло.

В нас тайный луч незатемнимыйУже до дрожи напряжен.Ты стала самою любимой,Не подберешь тебе имен.

1943

Прощанье

Вот на этом самом местеВ этой комнате чужойМы прощались. Были вместе,Не рассечь — душа с душой.

В эту комнату чужуюЯ теперь вхожу одна.Холодея, дохожу яДо тогдашнего окна.

Вот на этом самом месте,Вот у этого столаМы прощались, были вместе.Вместо смерти жизнь была.

А теперь в тиши зловещейВзгляд вещей невыносим,А теперь исходят вещиПрежним голосом твоим.

Говоришь ты: — Небывало,Что сбывается со мной!Обвилась, околдовала,Стала дó смерти родной.

Заповедной, сокровеннойТайной сердца моего.Друг мой вечный, мой мгновенный,Ты счастливее всего!.. —

Это ж песня! Это — ты же…И в ответ едва-едва,Неразборчивее, тишеСлышатся мои слова:

— Силою тысячелетнейСердце одарило нас…Ты скажи хоть в миг последний,В первый и последний раз, —

Ведь за дверью жизнь иная,Время ехать на вокзал, —Знаешь, как люблю я?   — Знаю, —Воздух дрогнувший сказал.

Не твоим ли каждым словомОзарен мой трудный путь!Став дыханьем, хлебом, кровом,Слово может все вернуть:

Как-нибудь обронишь слово,Ставшее моей душой,И окажешься ты сноваВ этой комнате чужой.

1943

«У меня большое горе…»

У меня большое горе,И плакать не могу.Мне бы добрести до моря,Упасть на берегу.

Не слезами ли, родное,Плещешь через край?Поделись хоть ты со мною,Дай заплакать, дай!

Дай соленой, дай зеленой,Золотой воды,Синим солнцем прокаленной,Горячéй моей беды,

Я на перекресток выйду,На колени упаду.Дайте слез омыть обиду,Утолить беду!

О животворящем чудеУмоляю вас:Дайте мне, родные люди,Выплакаться только раз!

Пусть мольба моя нелепа,Лишь бы кто-нибудь принес, —Не любви прошу, не хлеба, —Горсточку горючих слез.

Я бы к сердцу их прижала,Чтобы в кровь мою вошлоОбжигающее жало,От которого светло.

Словно от вины тягчайшей,Не могу поднять лица…Дай же кто-нибудь, о, дай жеВыплакаться до конца,

До заветного начала,До рассвета на лугу…Слишком больно я молчала,Больше не могу.

Июль 1943