Секс в браке - Елена Ровинская

он, подозрительно уставившись на меня.

– Снять? – покраснела я, испугавшись, что он поймет.

– Оставь! – спешно ответил Кан.

Я оскорбилась.

– Кофе? – не так уж просто плюнуть человеку в лицо, который на голову выше и на столько же шире тебя в плечах.

– Спасибо! Сиди, я сам налью.

Расхаживая по кухне, Дима молчал. Как мне показалось, он был раздосадован и не знал, с какой стороны подступиться. Я молча ждала, сопела, накручивая на палец до плеч обрезанную прядь.

Кан сам меня научил меня этому приему: ждать. Первым заговаривает тот, кому больше нужно. Или тот, кто главнее. Дима заговорил:

– Доктор Алексенко сказал, что ты перестала ходить к нему.

– Мне некогда.

– Чем ты так теперь занята?

– Работаю, – я подогнула под себя ногу, навалилась локтями на стол. – Шеф предлагает мне снова рубрику «Seкс» писать. Под другим именем, разумеется. И «Спорт». Интервьюшки, все такое… А еще «Мисс Дальний Восток – 2004». Мы информационный спонсор и поскольку я всех моделей знаю, то я и основной корр… Кстати, могла бы твою рекламу просунуть.

Он слегка кивнул, не дав мне договорить. Я так и не поняла, одобряет Дима мой шаг, или ему плевать. Он все это время пялился на меня и взгляд был такой, словно я без спроса его машину взяла, а не футболку несчастную.

– Где ты была вчера? – спросил Дима.

– Зашли с Соней в «Пул». Мы вчера всю ночь были вместе, она тебе не сказала?..

Это был удар наугад. После того, что я ей устроила за случайную откровенность, Сонька клялась и божилась, что между нею и Димой ничего нет, но я ей не верила.

– Почему ты не позвонила мне?

– Тебе? – я искренне удивилась. – Зачем? Ты хотел в «Пул» пойти, что ли?..

Дима чуть дрогнул, сощурившись. Процедил сквозь зубы:

– Какой, блядь, «Пул»?! Ты не звонила мне всю неделю, хотя обещала. Я ждал, что ты заедешь, хотя бы взглянуть на детей. Но нет! Ты была, блядь, в «Пуле».

– Я не звонила, потому что не могу найти телефон. Кстати, ты не видел?

– Я?!

– Ты! Ты заходил вчера днем. Стулья были расставлены по-другому.

Дима сел, наконец и подпер щеку, водя пальцем по ободку своей кружки. На поверхности кофе отражалось его лицо.

– Я надеялся застать тебя.

– Что, на работе наорать не на кого?

Кан яростно поднял голову.

– Знаешь, что?! – он громко выдохнул, глубоко вдохнул и вдруг сменил тему. – Как так может быть, Ангела? Как может мать быть безразличной к собственным детям? Настолько, что даже лень домой позвонить?

Я тоже выдохнула, не зная, как объяснить Диме элементарные вещи, не разбивая ему о голову кофейный сервиз.

«Моих» детей в этом доме не было. И виноват во всем был лишь он. Именно Дима решил, что я нестабильна. Именно Дима велел мне отправляться на терапию к сущему мудаку, который стал терапевтом, потому что быстрей всех в палате надел халат. Именно Дима нанял эту сучью няню, которая не позволяла мне входить в детскую без нее. И именно он, когда я пожаловалась, позволил старой карге решать, когда она может вызвать охрану.

Пролистав это все в уме, я восхищенно покосилась на Диму. Тот сидел, глядя на меня тем же чистым взором, с каким расспрашивал, почему я не приехала повидать своих детей!

– Ты издеваешься?! – осторожно спросила я, хотя и знала, что он никогда этого не признает и не поймет. – Там моих детей нет, как и моего дома. Это – твой дом, твоя прислуга и твои сыновья! Мне даже притронуться к ним не позволяют без трех свидетелей. Что было в прошлый раз, когда я приехала? Помнишь? Нянька сказала мне, что я их пугаю! А когда я возмутилась и попыталась напомнить ей, кто она такая, то пришел Толя и начал гудеть, что мне надо успокоиться и пойти выпить чаю. А еще лучше – валиума.

– Я слышал другую версию.

– Ну, естественно. Это я ведь у тебя психбольная.

– Ты в самом деле была больна, – напомнил Кан сухо. – Ты бредила. Ты чуть не свалилась с лестницы с Алексом на руках!..

– Я уже давно здорова. Хотя и не настолько, как Толя, – я вскинула руки, чтобы в беспомощном сарказме описать ими траекторию Толиной головы, плавно переходящей в плечи. – Но все по-прежнему говорят мне, будто я не в себе. Хватит! Очень даже в себе.

Дима сделал несколько вдохов, обретая тот уровень дзенского спокойствия, что позволяет самураю решать проблемы с женой. Напомнил тихим свистящим шепотом:

– Всякий раз, когда ты оказываешься в детской, ты начинаешь выть в голос! Это – нормально?!

– Да! – я отшвырнула ложечку и, проследив траекторию ее полета глазами, он тут же сделал отметку в уме.

Обозлившись еще сильней, ощущая себя Холли Берри в «Готике», я встала и отошла к окну.

– Я не знаю, что у тебя в голове, Ангела! Я видел женщин, которые сходят с ума буквально на ровном месте. И мужчин – тоже. Я попросил няню следить, чтобы ты опять чего-то не учудила. Безопасность мальчиков для меня важней, чем твои разногласия с персоналом!

– Ты мне это все уже объяснял. Как раз в тот день, когда разрешил уехать. И я, серьезно, не понимаю, зачем ты здесь. Отсюда я не представляю для них опасности.

– Скажи, будь ты на моем месте, что бы ты сделала? – спросил он сухо.

– У меня никогда не было столько власти, чтобы все решать за других.

Дима снова отказался поднять перчатку.

– А если бы была?

Поколебавшись, я глубоко моргнула. Понимала, что перехожу Рубикон и, если скажу это, дороги назад не будет. И было страшно, страшно до одури, но и продолжаться так уже не могло.

– Какая разница, если ее все равно нет? – я вздохнула и отвернулась.

Вчера мы с Соней, обсудив со всех сторон ситуацию, пришли к очевидному выводу. Кан потерял ко мне интерес. Иначе нашел бы и время, и терпение. Приструнил бы старуху вместо того, чтобы назначать ее своей наместницей в детской.

Если он поступал иначе, значит, мне оставалось одно – уступить ему. Я согласилась: Соня знала Диму гораздо лучше, чем я. Какой бы нездоровой не казалась кому-то наша с ней связь, – или же ее любовная линия с моим мужем, – Соня была единственной, кому я все еще могла доверять.

За исключением супер-пупер-совета: сделать все, чтобы возвратить себе интерес Димы. Я ржала в голос. Словно он был у него когда-то там. Интерес ко мне. Дети-то уже в детской!

– Я не хочу больше ни приезжать, ни звонить. Решила считать для себя, что отдала их тебе на усыновление.

– Еще что-то, – осведомился он ледяным тоном, – что ты решила, но не решилась рассказать мне?

Я закусила губу и сделав над собой усилие, кивнула.

– Да. Я хочу развестись.

– Охуительно! – Кан хлопнул себя по колену и сузил глаза. – Могу я вежливо