Молчание - Леони Вебер

А я уходила, потому что не знала, что еще сделать.

Я ее единственная дочь, я должна быть опорой и поддержкой, как другие дети для родителей, как это происходит во всех семьях. Но я все запорола. Мое рождение убило все мечты родителей о счастливой семье.

Я надеюсь, что поимка на частной территории заставит меня заговорить с отцом. Абсурд. Если то горе, что произошло, не заставило меня повести себя, как нормальный человек, то как какая-то ерунда может помочь.

Какая же я дура. Ненормальная. И с этим мне жить. Лучше всего поступить как Урсула и Хельмут – спрятаться в лесу. Там я не причиню никому боль. Там буду только я и мое клеймо.

Я сидела в углу за шкафом, раскачиваясь из стороны в сторону, сжав голову руками и периодически ударяя себя кулаком по лбу.

Ненавижу себя.

7

Так и не поняв, что со мной случилось вчера, от чего произошел такой срыв, утром я решила написать ответ папе.

Привет,

У меня все хорошо. В лицее я познакомилась с одной девочкой, и мы с ней общаемся. Не как лучшие подружки, просто общаемся. Меня не обижают в классе, просто смотрят, как на инопланетянина, но ничего не говорят, даже иногда помогают. Больше мне нечего тебе рассказать. После лицея я все время сижу дома, так что жизнь у меня не бурная. Купи мне творог на ужин.

Летиция.

Я положила письмо ему на стол и ушла в лицей.

Вечером, после уроков, прогулки и домашних заданий, я вытащила письма из-под матраца и уже собралась их читать, как в комнату постучался папа. Я быстро накрыла конверты одеялом.

– Можно? – отец заглянул в дверной проем.

Я кивнула. Он вошел.

– Я ненадолго. Только хотел поблагодарить, что ты ответила на мои вопросы. Мне важно знать, как ты, несмотря на… твое молчание.

Я тупо смотрела на него.

– Пойду посмотрю телевизор. Спустишься вниз?

Я покачала головой. Вечером по телику одни комедии, а я не понимаю шуток.

– Тогда спокойной ночи, – он прикрыл за собой дверь.

Словно и не было этого разговора, я взяла письма. Прочла оставшиеся. Ничего нового, как обычно, не узнала. Не может быть, чтобы из такой огромной стопки информативным оказалось лишь одно. Но, похоже, так и было.

Я взяла в руки последний конверт и заметила странную деталь. Он был запечатанным. Все письма были подписаны для отправки, но заклеенным было только это.

Я разорвала его, немного надеясь на чудо. Конверт не был мятым, а значит, на него ничего не пролили. Может быть, я смогу узнать больше.

К моему удивлению, внутри действительно было кое-что интересное. Две фотографии и лист бумаги. Я вытащила все это. На бумаге было написано не много. Датировано октябрем 1994.

Уве,

Прошло четырнадцать лет, и мы решили все же нарушить молчание. Потому что какими бы не были наши грехи, любовь к тебе сильнее. И мы не можем больше жить не общаясь с тобой. Искупление не закончено, но ты должен узнать правду. Ты нашел фото без объяснений, где не видно нашего главного различия. Вот другие фотографии, с надписями, которые помогут тебе понять. Ты можешь не поверить, решить, что мы подделываем улики, но обрати внимание на руки. Прошу, посмотри на них и поверь.

Отложив записку, я взяла первую фотографию. На ней был изображен мужчина в военной форме. Немец времен Второй мировой, нацист. Я сразу это поняла, по одежде и оружию в руках. Как раз недавно в школе проходили, а снятый мужчина прямо как с картинки в учебнике по истории.

Я перевернула фото. Сзади была надпись.

Ханс Шульц, 1943. Бухенвальд.

Я рассмотрела другую фотографию. На ней тот же мужчина обнимает женщину. Перевернула и ее.

Хельмут Шульц и Урсула Вульф, 1947. Берлин.

Согласно инструкции из письма, нужно было посмотреть на руки. Фотографии были сняты крупным планом, так что рассмотреть отличие мне не составило труда.

У мужчины с первой фотографии не было большого пальца на левой руке.

Минуту я тщательно соображала, пытаясь хоть как-то сложить этот пазл. Мне не давало покоя место, где была снята фотография с 1943 года. Я открыла ноутбук и забила в строке поиска «Бухенвальд». И сразу же поняла, что здесь не так.

Бухенвальд – это концлагерь.

Теперь до меня дошло. Я встала и принялась ходить из угла в угол, вертя в руках ручку и проговаривая в голове историю.

Значит, вот в чем дело. У Хельмута был или есть, зависит от того, жив ли он, брат-близнец. И судя по всему, он был не просто нацистом, а охранником в концлагере. Уве не знал о своем дяде и найдя похожую фотографию без подписи сзади, решил, что это его отец. Поэтому и отрекся от него. Но это был Ханс. Главное различие – отсутствие у него пальца. Если бы эти фото были сделаны в современном мире, можно было предположить, что это фотошоп. Но тут подлинность не оставляет сомнений. Руки Ханса лежат на его оружие, так что хорошо виден дефект. А руки Хельмута – на плечах жены. Уве должен был поверить.

Но даже теперь все так и не прояснилось до конца. Понятно, что произошло в их семье, но почему старики не сказали правду сразу? Я вспомнила то более-менее информативное письмо. Им было стыдно за брата Хельмута. И за себя, за то, что они молчали, видимо, ничего не делали, глядя на преступления Ханса и других нацистов. Может, даже поддерживали их ради выживания. Скорее всего, так и есть, иначе сложно объяснить этот их поступок.

Все равно вопросов больше чем ответов. Ладно еще Хельмут, но почему Урсула так его поддержала? Она-то причем к его семейной истории? Наверное, у нее свои грехи, которые она заодно решила искупить.

Внезапно я остановилась посреди комнаты. Нет, меня не поразила какая-либо догадка на счет этого дела. Просто я вдруг осознала, что понимаю чувства других. То есть не так. Их чувства, переживания и мотивацию к таким поступкам я, конечно, до конца не поняла, частично из-за своих особенностей, частично из-за того, что кроме писем и фотографий у меня ничего нет. Но я смогла распознать их эмоции, их стыд, отчаяние, травмы войны. И дело не только в том, что все черным по белому написано в их письмах. Раньше я не понимала, не могла провести анализ, даже если пять раз читала или слушала. Но теперь смогла. Первый раз в жизни. Только от этого нет никакого толку, потому что это незнакомые люди, а не моя мама.

А вслед за этой мыслью меня посетила другая, уже связанная с делом. Я поняла, на что они смотрели с горы со статуей.

На старый концлагерь напротив.

8

Я снова пришла сюда. Хотела