Как я боялась генералов - Валентина Чудакова

Когда мы с Виктором по команде выдвинулись на боевую позицию, как на грех черт принес командира роты. Капитан Вунчиков был в плохом настроении - мрачнее тучи. Мы с Виктором легли за пулемет, он - первым номером, я - вторым, ротный заворчал: "Ложатся с изяществом бегемотов". Это под руку-то! "Типун тебе на язык!" - от всего сердца мысленно пожелала я и совсем пала духом.

Виктор целился так долго, что Хрусталев не выдержал: "Время".

- Та-та-та! - Мне и без бинокля было видно, что все пули моего напарника ушли "за молоком".

- Позор, а не стрельба! - буркнул капитан Вунчиков. Острые скулы Виктора залила бурая краска. Встаем, меняемся местами. И опять реплика начальства: "Встают, как лошади!"

- Та-та-та! - Саша Поденко красноречиво сигналит: четыре из десяти возможных.

- И это не стрельба! - подытожил ротный и, чертыхнувшись, ушел. Зачетную оценку я все-таки получила. И только, наверное, потому, что многие отстрелялись еще хуже меня. А десятку в "фашистскую" компанию влепил только один Сережка Хрусталев и еще больше завоображал.

На вечернем построении начальство, расстроенное слабыми результатами показательной стрельбы, нас песочило столь долго, что ноги даже в валенках озябли. А мы и ухом не ведем. Мы же знаем, что нам стрелять придется и кинжальным, и косоприцельным, и фланкирующим. И не десятью патронами по неподвижным мишеням, а по вражеской цепи на ширину всей ленты, с рассеиванием на полный поворот пулеметного вертлюга. Что тут расстраиваться!

... - А ты хи-итрая птаха! - Старшина Кошеваров глядит на меня долго, испытующе, точно в первый раз видит. - Что ж молчала?

- О чем?

- Да ведь ты награждена Красной Звездой!

- Я?!

- Нет, дядя.

- А за что? Вы шутите, конечно.

- Да, мне больше и делать нечего, как только шутить.

На вечерней поверке с боевым орденом меня поздравил капитан Вунчиков. Сказал: "За бои подо Ржевом". Тут я поверила. Скорее удивилась, чем обрадовалась. Ну, стреляла из пулемета. А что мне оставалось? Бросить пулемет и ждать, когда зарежут "психи"? Убежать? Как бы не так. Но где же здесь подвиг? Интересно, а Диму Яковлева наградили? А сержанта Терехова? А командира минометной батареи Киселева? Ему на моих глазах перебило в локте левую руку, и она висела только на сухожилии. Капитан Киселев приказал мне: "Режь!" Я отказалась, и он сам перочинным ножом...

Я его перевязала, и он до тех пор управлял огнем, пока не упал от потери крови... Да таких героев и не перечесть. И все-таки интересно. Получу настоящий орден! Боевой! Я?!

В тот же вечер с запозданием узнаю подробности того последнего боя. Комсорг Дима Яковлев умер от раны в грудь. Командир полка майор Голубенко убит. Комиссар Юртаев тяжело ранен.

Ночью, укрывшись шинелью, плачу. Тихо плачу, чтоб никто не услыхал.

... - Слушай приказ командующего армией генерал-лейтенанта Поленова! "Звание младшего лейтенанта присваивается курсанту..." - Моя фамилия прозвучала в мужском роде столь неожиданно, что я вздрогнула и растерялась. Да что он, капитан Вунчиков, смеется, что ли, на прощанье?

Праздничное настроение у меня испорчено. Зато мои однокурсники, получившие офицерские погоны, сияли именинниками.

Новая форма одежды и погоны были введены совсем недавно - в начале года. И к тому, и к другому фронтовики привыкли не сразу. Правда, кителя, брюки навыпуск и парадные мундиры мы пока видали только нарисованными в газете. Но гимнастерки нового образца нам выдали сразу, и были они, пожалуй, удобнее прежних, стоячий ворот прикрывал шею от холода - ведь шарфов пехотным командирам не полагалось. К такому вороту было способнее подшить подворотничок, отсутствие которого даже на переднем крае у нас считалось серьезным нарушением формы; внутренние нагрудные карманы, всегда набитые всякой всячиной, выглядели опрятнее прежних - накладных.

А вот с погонами на первых порах дело обстояло хуже. Их почему-то присылали одного размера: что на завидные плечи богатыря Саши Поденко, то и на меня. Но главное, эти погоны казались неудобными для траншеи, где и солдаты и командиры спят не раздеваясь. Не будешь же их каждый раз отстегивать!

Все это были хоть и досадные, но мелочи по сравнению с тем, как поначалу смущало нас слово "офицер" - не новое, правда, но непривычное, ненавистное. Так уж воспитали нас и в школе, и дома. Вся литература о гражданской войне дышала непримиримостью к офицерскому корпусу белой армии: раз золотопогонник - значит, враг, зверь, садист. В детстве меня очень удивляли слова популярной песни про Конную Буденного: "Ведь с нами Ворошилов - первый красный офицер". Мне было обидно за любимого героя и непонятно: за что обозвали офицером самого наркома?..

В приказе о новых знаках различия было сказано, что погоны подчеркивают правопреемственность лучших традиций русской армии. Как будто бы все ясно: мы - наследники славы русского оружия, воинской чести и доблести наших предков, дедов и отцов. Мы еще со школы любили Суворова и Кутузова, читали об Ушакове и Нахимове. Слыхали о прославленном генерале Брусилове, который добровольно перешел на сторону Красной Армии и верой и правдой служил Советской власти.

Но ведь мои сверстники читали и помнили и "Поединок" Куприна, а там такие "отцы-офицеры"... На весь пехотный полк один порядочный, да и тот сумасшедший...

Воинские приказы обсуждению не подлежат. Но на сей раз разговоров было немало, высказывались и "за", и "против" погон. Мне не была свойственна привычка навязывать окружающим свое мнение, а потому в этих спорах я участия не принимала. Но если откровенно, душа моя не лежала к этим нововведениям. Мне нравилась прежняя форма пехотных командиров среднего звена - простая и скромная: в петлицах воротника - красные эмалевые квадратики - "кубари" - и незатейливая эмблема из двух скрещенных винтовок на белом круге мишени; на рукаве - золотой шеврон; через плечо портупея для поддержания оружия и снаряжения, а то и две; на поясе ремень с внушительной звездой желтого металла.

Мне почему-то думалось, что я так никогда и не привыкну ни к слову "офицер", ни к погонам. А привыкла очень быстро и совсем незаметно для себя, да так, что о прежних знаках различия и не вспоминала, а понятия "командир", "начальник" мне вдруг стали казаться неконкретными, неточными и даже неблагозвучными. "Товарищ офицер!" Это - да.

Но все это было потом. А пока терзала обида. Мои товарищи - только что испеченные командиры взводов - форсили погонами, начисто позабыв споры по этому поводу. Я же до выяснения досадного недоразумения - в приказе-то моя фамилия была в мужском роде! - не получила ни погон, ни удостоверения в красивом кожаном переплете. От обиды даже на выпускной вечер не пошла, а чтоб меня не нашли, забилась в крошечную каморку при кухне. Тут было кому и пожаловаться и поплакаться: повар дядя Леша не выдаст. Он протянул мне проткнутый лучинкой блин размером с решето, как маленькую погладил по голове.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});