Как я боялась генералов - Валентина Чудакова

- А тело пулемета разве нельзя? Или, скажем, щит...

Тут вмешался доселе молчавший замкомроты. Сказал, иронически усмехаясь:

- До свиданья, милое созданье, и привет тому юмористу, который тебя сюда прислал. А нам некогда - надо делом заниматься.

Вот тут-то меня и осенило: командарм Поленов!.. Нет уж, дорогие товарищи, что решено - то решено. И я, не моргнув глазом, соглашаюсь покорно:

- Хорошо, я передам юмористу - генералу Поленову. Это он меня сюда направил.

Мне не поверили. Командир роты ухмыляется:

- Так-таки сам командарм? Гм... Направил... без направления. Что ж он тебе в таком случае документ не выдал?

- Так ведь он же не писарь, товарищ капитан! При себе канцелярию не носит. Сказал - иди поучись. А я позвоню. Разве не звонил? Тогда сами позвоните. Или мне позвольте...

Смутились мои будущие начальники, стали шептаться. И позвонили, однако не командарму, а начальнику курсов. И конечно, доложили про генерала Поленова. Не знаю, что начальник ответил, только командир роты все еще с кислой миной, но уже без прежней категоричности говорит:

- Да ты и пулемета-то не знаешь...

Я возмутилась:

- То есть как это не знаю! Когда я и ранена за пулеметом. Знаю. Что хотите, спросите - отвечу. (А про себя: "Пронеси и помилуй, только бы не про "задержки".) А пулемет - что? Как в песне:

Эх, короб, кожух, рама!

Мотыль с шатуном.

Возвратная пружина,

Приемник с ползуном...

А еще катки - колеса да щит бронированный, весом в восемь кэгэ. Детали потом...

Но ротный, не желая принимать меня всерьез, хмуро отмахнулся. Не хотелось ему, ох как не хотелось иметь в роте такого курсанта. Он даже шумно вздохнул. А его заместитель развел руками - дескать, сие, к сожалению, от нас не зависит - и так резюмировал наши затянувшиеся переговоры:

- Ни поблажек, ни скидок, ни особых условий не будет. В случае жалобы на тебя или от тебя вылетишь пробкой туда, откуда ты свалилась на наши головы. Ясно?

- Так точно! - гаркнула я, не помня себя от радости.

Я была зачислена в первый учебный взвод. В казарме (бараке после военнопленных) сорок курсантов спали впокатушку на нарах в один ярус. С общего согласия мне уступили крайнее место слева.

Это была моя третья принципиальная победа: на фронт попала - раз, от тыла отвертелась - два. И вот теперь. Везение? Да нет, пожалуй. Скорее упорство: если хочешь достигнуть намеченной цели - не отступай и не уступай даже в мелочах! На собственном опыте убедилась, что человек в шестнадцать лет не ребенок - личность. А с личностью всегда считаются. Ну, господа фашисты, повою-ем!.. Я вас, гады!..

В первую ночь курсантской жизни мне приснилась оставшаяся по ту сторону фронта моя единственная родня - бабушка. Она плакала, напевно по-псковски меня укоряя: "Ахти, лихо-тошно! Дитёнок, куда ж ты это лезешь? Да твое ли это дело?" - "Мое! - возразила я. - Так держать!" И проснулась.

...У старшины учебной пулеметной роты Кошеварова плечи - косая сажень, как у Буденного, грудь - колесом, голос трубный:

- Сорок с "недоразумением", выходи на занятия!

Затем энергичный стук в окно. За мутными стеклами - осенне-зимняя неуютность: холодрыга и мокротень; не видать ни зги. Очумелые от тяжелого сна, угоревшие от рано закрытой печной трубы, выбегаем на скользкое крыльцо. Сорок - мои товарищи курсанты; "недоразумение" - я, это по мнению товарища старшины. Он уверен, что никакого командира из меня не получится. Это просто блажь - пустая трата времени и казенных средств. Но... а вдруг все-таки? На всякий случай дрессировка каждый день.

- На пле-чо! К но-ге!

На рассветном небе желтолицая, как масляный блин, луна. Ей-то что! А тут... скулы сводит судорогой. Хоть носом в снег.

- Отставить зевоту! Довернуть приклад. Не заваливай штык - не баба! Раз уж тебе выпала мужская планида - мужчиной и будь. ...Длинным коли!

Колю проклятого "фашиста". Колю изо всех сил. Но штык безнадежно застревает в мокрой глине. Ребята смеются. Старшина с досадой машет рукой:

- А, что с тебя взять, когда винтовка больше тебя. Ладно хоть, что ты пулеметчик, а не стрелок. Авось дело до рукопашной не дойдет. Ну, а придется попасть в свалку - на то есть пистолет. Не горюй.

Время летело сполошно, так что некогда было осмыслить прошедший день. Только-только закроешь глаза после желанного отбоя - и уже: "Подъем!" Шинели, заменяющие нам одеяла, разом взмывают в потолок. И... пошло, понеслось, закрутилось: зарядка с пробежкой и "гусиным шагом" по целине; умывание до пояса колючим снежком; скудный завтрак по второй категории питания; потом: "Пулеметы взяли? С места с песней... марш!" - на целый день в поле. Тут тебе и тактика, и практика, и боевая, и строевая плюс фортификация. А все воинские уставы - назубок. Оказывается, не так уж мало должен знать строевой командир начального звена. Но как ни странно, для меня лично самой трудной наукой оказалась самая простая: наука подчинения, а по-уставному - су-бор-ди-на-ция.

Эту самую субординацию в родном полку я понимала по-своему: со всеми молодыми командирами - запанибрата; с пожилыми, независимо от звания, - на "вы" и по имени-отчеству. А тут - иначе. Вот хотя бы взять нашего Сережку Хрусталева. Кто он такой, собственно? Всего-навсего ефрейтор, а фасон держит - жуть! Только потому, что он в полковой школе успел освоить курс молодого бойца, его назначили нашим командиром отделения, и теперь он по самым мелочным пустякам придирается к своему же брату курсанту. По семь раз по команде "смирно" однокашников ставит перед своей персоной. У него даже есть любимое изречение, которое он позаимствовал у какого-то полководца: "Хочешь повелевать - научись подчиняться!". Вот и поступает соответственно. Однажды в течение дня я от него получила семь разносов. Да еще каких!.. А в довершение - после отбоя десять раз должна была собрать и разобрать пулеметный замок... с завязанными глазами. Заступился за меня проснувшийся Виктор Турилов - и тут же схлопотал наряд вне очереди. И ничего. Проглотил как миленький. А ведь он бывший полковой разведчик, с боевой медалью на груди!

Вот это и есть субординация на практике - часть командирской нелегкой учебы. Впрочем, у меня нет на Сергея Хрусталева настоящей обиды. Наоборот, я ему в душе благодарна за то, что сам исправляет мои промашки, не жалуясь по инстанции. А уж если по-честному, то пожаловаться было на что. В особенности вначале: мне явно недоставало тренировки, сноровки и смекалки. А если б отделенный пожаловался тому же старшине Кошеварову?.. "Первая же жалоба на тебя - и вылетишь пробкой..." Нет, товарищ старшина, жалоб на меня, как видно, не будет: то, что надо, я умею мотать на ус!.. А от меня какие же могут быть жалобы? Я тут - свой брат, на равных. Правда, мои однокурсники поначалу на меня поглядывали искоса: "А это еще что тут за кавалерист-девица?!" А потом не до меня им стало. "Ориентир номер один: одинокая сосна, прямо, дистанция сто пятьдесят. По-плас-тун-ски! Пулеметы - тачкой вперед!" И любопытство как корова языком слизнула. И только один добряк - Витя Турилов - незаметно для других и Сережки продолжал мне оказывать неназойливое внимание по мелочам: то ершик для чистки винтовки одолжит, а то и сам мою "марусю" заодно до вороненого блеска выдраит; то, будучи разводящим в карауле, пораньше с поста сменит; то на марш-броске пулеметный щит за меня тащит... А уж я его за все и отблагодарила! Всей роте смех.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});