Борис Иванович Куракин - Герман Карпов

Инициатива в оформлении союзнических отношений России и Мекленбурга исходила от герцога, который предложил скрепить союз женитьбой на одной из родственниц царя. Выбор пал на Екатерину Ивановну, племянницу Петра (дочь его покойного брата Ивана). В конце января 1716 г. в Петербурге был подписан брачный договор, а в апреле в Гданьске состоялась официальная церемония бракосочетания. Это соглашение значительно выходило за рамки обычного брачного контракта. Согласно союзному договору, царь гарантировал безопасность герцога. В его распоряжение передавалось десять полков пехоты, а в качестве приданного был обещан приморский город Висмар после изгнания из него шведов.

Взамен этого русское командование получало право использовать территорию и гавани герцогства для борьбы против Швеции. Русские подданные, пользуясь покровительством Герцога, могли беспрепятственно посещать Мекленбург, свободно заниматься торговлей, располагая здесь складами и пристанями.

Историки достаточно единодушно оценивают этот договор как протекторат России над Мекленбургом[13].

Как показали последующие события, выгоды от этого союза оказались призрачными. Он заметно охладил отношения России с союзниками и похоронил надежды на союз с Англией.

Вскоре после подписания брачного контракта, но еще до заключения союзного договора России с Мекленбургом Куракин предостерегал царя: "Женитьба герцога мекленбургского и отдача ему Висмара противна двору английскому. Мой долг донести, что никак не должно спешить этою женитьбою..., через это нынешняя дружба может быть потеряна".

Так и произошло. Лондонские переговоры о союзе зашли в тупик.

Борис Иванович пользовался кредитом доверия в дипломатических кругах Европы. Часто именно через него иностранные коллеги зондировали почву о реакции Петербурга на ту или иную акцию.

Усилия российской дипломатии после военных успехов в Прибалтике (овладение Ригой, Выборгом в 1710 г.) были направлены на поиски мира. Нужно было переломить неблагоприятную для России международную ситуацию в свою пользу или, по крайней мере, нейтрализовать системой союзов враждебные намерения ряда держав; установить контакты со Швецией с целью зондажа планов противника и последующих переговоров о мире.

Куракин, являясь ведущим дипломатом России, активно участвовал в решении этих задач. Летом 1717 г. он сопровождал царя в его поездке в Париж и в августе вместе с вице-канцлером Шафировым заключил договор между Россией, Францией и Пруссией "о дружбе и восстановлении мира в Европе". Этот договор не имел далеко идущих последствий, на что рассчитывала российская сторона. Петр I, как подметил герцог Сен-Симон, имел "страстное желание заключить союз с Францией". Автор многотомных мемуаров, весьма заинтересованно наблюдавший за визитом царя, подчеркнул значение возможного сближения Франции и России не только для своей страны, но и в целом для обстановки в Европе: "Не было ничего более выгодного для нашей торговли, нашего положения на севере, в Германии и во всей Европе ... Франция бесконечно выиграла бы от тесного союза" с Россией. Схожих мнений придерживались и другие политики Франции[14].

Однако в правительстве Филиппа Орлеанского возобладала тенденция укрепления "согласия с британским величеством" (в январе 1717 г. Франция связала себя договором с недавним противником из-за конфликта с Испанией). Кроме того, Франция не отказывалась от союзнических отношений со Швецией, напротив, толкала Россию на противостояние с ее естественным (из-за турецких дел) союзником - Австрией.

Все же договорные отношения с Францией имели для России определенное положительное значение. Они подвели черту под длительной полосой натянутых, а временами враждебных русско-французских отношений, что было закреплено учреждением постоянного представительства России в Париже. Франция обязывалась склонить Швецию к мирным переговорам с Россией.

Однако, как вскоре выяснилось, французского посредничества не потребовалось ни России, ни Швеции. Еще до визита Петра I в Париж по инициативе шведской стороны стали налаживаться российско-шведские контакты. Все они осуществлялись через Куракина и носили характер зондажа. В августе 1717 г. Куракин встретился с советником Карла XII бароном фон Герцем. Он сообщил русскому послу "о склонности короля к миру". То же от имени своего государя заявил и Куракин.

В начавшихся предварительных переговорах о мире Петр I предоставил ему самые широкие полномочия ("всемерную мочь"). Царской грамотой послу делегировалось право "в конференции о том вступать, трактовать, заключать и подписывать так свободно, якобы мы то сами присутственно чинили". Царским словом гарантировалась нерушимость и ратификация всего того, что послом "предложено, трактовано, заключено, подписано и разменено будет"[15].

Ценой небольших уступок России Герц намеревался привлечь Россию к осуществлению широких завоевательных планов в Европе. Пользуясь доверием короля, он побуждал его сосредоточить усилия на возврате утраченных владений в Южной Прибалтике и завоевании Норвегии, принадлежавшей Дании.

В письме к царю Куракин показал авантюризм подобных намерений, участие в которых вовлекло бы Россию в войну против союзников (Дания, Пруссия, Ганновер) и значительно осложнило бы отношения с Англией и Францией. По мысли Куракина, это был не лучший путь к долгожданному миру.

Российская сторона на Аландском конгрессе (переговоры велись на Аландских островах), руководствуясь инструкциями Петра I, из-за тактических соображений не отвергла шведских условий. Однако кардинальные изменения внешнеполитического курса Швеции, последовавшие после смерти Карла XII, снова отдалили мир.

Новое правительство Швеции Ульрики-Элеоноры и Фредерика I заключило мирные договоры со вчерашними союзниками России - Данией, Ганновером, Пруссией, установило союзнические отношения с Англией. Казалось, России грозила полная международная изоляция. В Петербург стали поступать тревожные вести о планах вторжения в Россию коалиции ряда стран, намечаемого на 1720 год.

Вместе с тем Куракин, анализируя международную обстановку в начале 1720 г., находит ее не столь безнадежной для отечества. По его мнению, Дания и Пруссия, удовлетворив свои территориальные притязания (первая получила Шлезвиг, вторая - Штеттин), никак не были заинтересованы в войне за чужие интересы. Крупнейшим державам континента - Франции и Австрии - военная авантюра против России ничего, кроме огромных расходов и вероятного поражения, не сулила. Сама Швеция не располагала достаточными ресурсами для широкомасштабной наступательной войны. Швеция уже не имела сильной сухопутной армии.

Прогноз Куракина полностью оправдался. Когда встал вопрос о собирании воинских сил для агрессии против России, ни одно из европейских государств не поддержало планы Лондона и Стокгольма. Более того, даже не возникло речи о разрыве дипломатических отношений с Петербургом.

Однако Швецию продолжала поддерживать Англия, располагавшая самым большим флотом в Европе. Антирусские настроения на Британских островах разжигали распространявшиеся в стране памфлеты, в которых русские выставлялись в крайне неприглядном свете, а Россия - как угроза европейской безопасности. Куракин не мог безучастно наблюдать за этими враждебными его стране демаршами. С одобрения Петербурга дипломат подготовил встречные "мемориалы", в которых как бы от частных лиц, в стиле, присущем публицистике, разъяснялись истинные намерения правительства России и приводились примеры, свидетельствующие, что не оно повинно в ухудшении российско-британских отношений.

Руководствуясь советами Куракина, резидент в Англии Ф. Веселовский распространил такой "мемориал" среди наиболее влиятельных членов парламента. То же сделал Борис Иванович и в стране своего пребывания. Посол обратился к правительству Голландии с просьбой о содействии в нормализации отношений с Лондоном, "в чем мы господ Статов медиацию (посредничество. - Г. К.) охотно приемлили". В новом, более обстоятельном "мемориале" последовательно прослеживалась политика Георга I со времени, когда он был еще претендентом на английский престол (который занял в 1714 г., будучи ганноверским курфюрстом). В нем приводились факты, изобличавшие курфюрста и короля в двуличии, в нарушении договоренностей и подчинении британской политики интересам своего княжества (Ганновера). Король вынужден был в ответ оправдываться.

Общественное мнение Англии стало постепенно отходить от антирусской истерии. Веселовский доносил в Петербург, что восемь из десяти членов парламента независимо от партийной принадлежности полагают, что необъявленная война России наносит вред интересам Британии.