Страшная тайна - Диана Джонс

– Мадам, меня зовут Руперт Венейблз, – представился я, рассчитывая основательно смутить ее в отместку.

– Ой, – повторила она.

Я уже ждал, что сейчас она смягчится и позовет дочку из квартиры на втором этаже или еще откуда-нибудь. Как бы не так.

– А докажите! – потребовала она, как только краска отхлынула от щек. А когда я показал ей визитную карточку, заявила: – Карточку всякий напечатать может!

Тогда я выложил на прилавок водительские права, банковскую карту и чековую книжку. Миссис Наттел рассматривала их долго и придирчиво.

– Заграничный паспорт я с собой не взял, – сказал я не самым вежливым тоном.

На что она заметила:

– Руперт – это на самом деле немного похоже на Робби.

– Ничего подобного, это совсем разные имена, – сказал я.

Она снова взяла мою визитную карточку и задумчиво уставилась на нее.

– Тут написано – разработчик программного обеспечения. Это вы?

Я кивнул.

– А этот Робби говорил, что учится на ветеринара. Да, это разные вещи, – рассудила она. – Но если вы по делу о наследстве, почему вы не юрист?

– Потому что я душеприказчик, – процедил я. – Покойный – Стэнли Чарнинг – указал меня в своем завещании как душеприказчика. Миссис Наттел, ваша осторожность и предусмотрительность выше всяких похвал, но я был бы признателен, если бы вы позволили мне поговорить с Мари.

– Похоже, мне придется вам поверить, – неохотно признала она. – Только Мари здесь нет.

Сердце у меня упало.

– Где она?

– Она поехала к отцу, когда у него обнаружили рак, – сообщила миссис Наттел. – Сама так решила. Я не виновата, что ее здесь нет.

– Быть может, вы дадите мне ее адрес, если не возражаете?

Она возражала. Все это казалось ей крайне подозрительным. Я восхищался ее интуицией, но еле сдерживался, чтобы не скрипеть зубами. В конце концов она проговорила: «Ну, если речь идет о наследстве…» и все-таки дала мне адрес к северу от Илинга.

Я поблагодарил ее и поехал туда. На это ушло полдня. А когда я приехал, то обнаружил, что дом заперт и окна первого этажа забраны ставнями. Соседка сказала, что хозяин в больнице – где-то очень далеко, а где именно, она не помнит, – а его дочка заперла дом и уехала.

Я покатил домой и всю дорогу молча бесился. На шоссе М-25 были страшные пробки. Я свернул и попытался срезать по проселкам – и там каждые полмили были дорожные работы. А объезд через газовый завод!.. Очутившись наконец в собственном дворе, я злобно хлопнул водительской дверцей. Пнул заднюю дверь дома и с грохотом захлопнул ее за собой. Сорвал мокрый макинтош. Обшарил, гремя посудой, кухонные полки в поисках стакана. Вломился, топоча, в свою тихую, опрятную гостиную, налил себе неразбавленного виски и рухнул в кресло. После первого глотка меня осенило. Я выругался, сорвал шейный платок и бросил в камин.

– Если бы я только знал, во что ты меня втянул, Стэн! – воскликнул я. – Если бы я только знал! Все, я сдаюсь. С этой минуты…

– А что? В чем дело, сынок? – спросил голос Стэна.

Я застыл на месте, не донеся до губ стакан:

– Стэн?!

– Я здесь, Руперт, – отозвался со стороны моего огромного окна его голос, приглушенный и виноватый. – Извини, что не сразу. Понимаешь… в общем, вернуться оказалось не так просто, как я думал. Рассчитываешь, что все будет иначе. А надо соблюдать условия. Мне пришлось обращаться с просьбой не только в Верхнюю палату, но еще и к Владыкам кармы, а Владыки кармы – ребята несговорчивые. Некоторые и вовсе не люди. Так что ты имеешь полное право сердиться. Ну, в чем загвоздка?

Наверное, появись Стэн в другой момент, я бы отнесся к нему недоверчиво. От присутствия бестелесного духа меня аж мороз продрал – притом, что я страшно злился. Но все это так мне надоело, что я одним глотком допил виски и рассказал Стэну, в чем загвоздка. А в заключение рявкнул:

– А все ты, чтоб тебя!

– Полегче! Полегче! – просипел бестелесный голос. Примерно так же Стэн разговаривал с норовистыми лошадьми, я слышал. – Не то чтобы все я. Не я же придумал, что надо подыскать нового магида. А ты в корне неправильно подошел к делу.

– Неправильно? – удивился я. – Что значит неправильно?!

– Есть у тебя такая склонность, – сказал он. – Делаешь все как обычный человек и забываешь, что ты магид. Сынок, у тебя колоссальные волшебные способности. Ну так и применяй их. Ищи кандидатов по-магидски.

– А, – сказал я. – Ладно. Но сначала мне надо плотно поесть, выпить еще стакан виски и пинту[2] кофе. Твое нынешнее состояние еще помнит о телесных потребностях? Сможешь подождать или для тебя это долго?

– Те, Наверху, дали мне год, – ответил Стэн. – Успеешь, наверное.

Да, это был тот Стэн, которого я знал. Я засмеялся. У меня сразу отлегло от сердца.

Через час я снял пиджак. Хотел было аккуратно, как всегда, повесить его на спинку стула – но тут вспомнил про миссис Наттел и швырнул его вслед за шейным платком. Потом закатал рукава и принялся за работу, а голос Стэна время от времени сипло давал мне полезные советы. Это был долгий вечер. И полный досадных неудач. Тарлесс подумывал навсегда остаться в Японии. Корнелиус Пунт решил поехать в Новую Зеландию. Выследить хорвата и Мари Мэллори по-прежнему не удавалось…

– А чему удивляться? – заметил голос Стэна. – Они не хотят, чтобы их нашли. У них особенно сильные таланты.

– А у мисс Фиск, похоже, нервный срыв, – добавил я.

– Опять же все сходится, – сказал Стэн. – Такова расплата за то, что ты странный, когда почти все кругом нормальные. Если бы нас с тобой не выбрали в магиды, нас ждало бы то же самое.

– За других не говори! – рявкнул я. Мне надоело постоянно заходить в тупики, и настроение опять испортилось. – Лично я считаю, что у меня достаточно устойчивая психика.

– До сих пор считаешь? – спросил Стэн. – Ты все забыл. Я-то знал тебя еще школьником. Что касается Мари: я с тобой согласен, она самый вероятный кандидат. Разведай-ка, где ее отец. Он знает, где она. Говорят, у отцов с дочерьми особая связь.

Я последовал его совету – и получилось просто превосходно. Через неделю я приехал в больницу в Кенте и поговорил с усталым, обмякшим, уже почти безволосым человечком в кресле-каталке. Мне было видно, что он еще совсем недавно был этаким толстячком-жизнелюбом. И рак мне тоже было видно. Врачи ничего не смогли поделать. Мне было отчаянно жалко этого человечка. Я дал раку хорошего щелчка и велел убираться вон. Бывший толстячок ахнул и согнулся пополам, бедняга.

– Уй! – прокряхтел он. – Сначала Мари, теперь вот вы. Что это вы сделали?

– Велел болезни уйти, – ответил я. – Вам бы тоже надо так делать, но вы почему-то цепляетесь за нее – я правильно догадался?

– Слушайте, это же точь-в-точь слова Мари! – сказал он. – Пожалуй, да, я и правда за нее цепляюсь… как будто она часть меня. Не могу объяснить. Так что же я должен делать?

– Говорить этой гадости, что она здесь чужая и ей не рады, – предположил я. – Что вы не желаете иметь с ней дела. По-моему, вы еще не получили от жизни все, что хотели, и не доделали дела.

– И верно, – печально согласился он. – Сначала разводиться пришлось, теперь еще и заболел. Я не то что брат, знаете ли, он-то книги одну за другой выпускает, как из пулемета, а у меня изобретение только одно. Я бы хотел запатентовать его, но…

– Ну так запатентуйте, – сказал я. – А где сейчас Мари?

– В Бристоле, – ответил он.

– Но я был у ее тетушки и…

– А, так она перебралась к другой тетке, по соседству. Я ее уговорил вернуться – подумаешь, любовь, подумаешь, деньги. Она же учится на ветеринара, а это, вы же понимаете, с бухты-барахты не бросишь.

– К сожалению, ничего об этом не знаю, – ответил я. – Может быть, я сумею найти ее через университет?

– Или через эту ее треклятую тетку, – сказал он. – Ее зовут Жанин, она жена Тэда. Кошмарная женщина. Откровенно говоря, не пойму, зачем мой брат женился на этой стервозине. Я, конечно, тоже маху дал с женитьбой, но у Тэда все еще хуже, к тому же он уходить не собирается – наверное, ради мальчика.

Он дал мне адрес, и я едва не взбесился, когда увидел, что это на той же улице, где я уже побывал. И тут он встревоженно спросил:

– Это же неправда, что можно прогнать рак одними мыслями, да?

– При многих видах рака это помогает, – ответил я.

– Не силен я в оптимистических настроях, – признался он убитым голосом.

Перед уходом я сделал для Дерека Мэллори все, что мог. Изгонять болезнь, когда сам он так лихорадочно за нее цеплялся, было бессмысленно, и вместо этого я затронул сразу несколько центров у него в мозгу, чтобы настроить Дерека на более радостные мысли. По-моему, он почувствовал все мои удары и уколы. Лицо у него сморщилось, словно у новорожденного. Я решил, что он сейчас заплачет, но оказалось, что это он так пытается улыбнуться.

– Помогло! – сказал он. – И правда помогло! В глубине души я целиком и полностью за могущество разума. Я с Мари много про это разговаривал. Она все это умеет, но не делает. Знай только шпильки подпускает. Веры ей не хватает, вот в чем беда.