Звезда негодяя (СИ) - Петровичева Лариса

Это было… Эмма не могла подобрать этому названия. Человек, которого она любила раньше, который растоптал ее любовь, никогда не делал с ней ничего, даже отдаленно похожего на то, что она испытывала в эти минуты. Кровать качалась и плыла под ними, грохот дождя был музыкой, и Эмма теряла себя в эти минуты.

Ей хотелось раствориться во Вьятте. Сделаться с ним единым существом. Только бы он не останавливался – с каждым движением Вьятт становился все грубее, и, когда он сгреб волосы Эммы в охапку и резким движением притянул ее к себе, заставив выгнуться и прильнуть к его телу, Эмма почти потеряла сознание от затянувшего ее водоворота ощущений.

Ее бросило в холод и тут же окатило жаром. Эмма и подумать не могла, что ее тело может так откликнуться на чужую ласку. Ей казалось, будто она превратилась в натянутую струну диковинного музыкального инструмента, и сейчас Вьятт играл на нем ту мелодию, которая эхом отзывалась в душе Эммы.

– Белла… – услышала она, Вьятт толкнулся в нее еще раз и еще, и по телу Эммы прокатилась судорога мучительно сладкого, почти болезненного счастья.

Вот и все. Эмма устало опустилась на скомканные простыни, и Вьятт мягко привлек ее к себе и поцеловал в щеку.

– Ты ведь не исчезнешь? – спросил он. Эмма повела плечами, удобнее устраиваясь в его объятиях, и откликнулась:

– Только утром. Мне придется уехать.

Вьятт негромко рассмеялся.

– Невозможно, – ответил он. – Я никуда тебя теперь не отпущу.

Потом они заснули в объятиях друг друга, и Эмма проснулась на рассвете, когда Вьятт шевельнулся и негромко сказал:

– Проклятая ведьма…

Сапфиры мягко светились в его перстнях, в сером рассветном сумраке лицо Вьятта казалось спокойным и усталым. Эмма с грустью подумала, что больше они не встретятся. Вьятт спас ее и подарил опаляющую страстью сказку этой ночи – вот и все.

«Пусть он не разобьет мне сердце, – подумала Эмма, одеваясь. – Пусть все на этом и закончится».

Из кармана сюртука Вьятта вывалился какой-то жетон; Эмма машинально подняла его и прочла: Министерство магии, отдел расследований, высший советник Коннор Вьятт Осборн. По буквам вилась серебристая нить; жетон был аннулирован, и его взяли просто на память.

Коннор Осборн представился своим вторым именем. Возможно, понимал, какую прекрасную славу имеет в этих краях – что ж, сегодня ночью он доказал, что все, что о нем говорят, правда. Бесстыжий бабник, который не пропустил ни одной юбки.

Вот и Эмма пополнила список его трофеев.

Нахлынувшее чувство стыда было таким острым и глубоким, что Эмма испугалась, что задохнется и умрет прямо сейчас. Коннор Осборн будто бы выставил ее голой на площади перед толпой народа, и Эмма не могла закрыться от него.

«Господи Боже, это невозможно» – только и смогла подумать она. Вспомнив о том, насколько ей было сладко в его объятиях, Эмма не сдержала слез.

Надо было немедленно ехать в Дартмун, собирать вещи и отправляться куда угодно – лишь бы подальше от этого развратника. Увидев ее в поместье и поняв, что она и есть та приживалка, Осборн обязательно решит сделать ее своей наложницей: просто потому, что Эмме некуда идти, а скоро Йолле и Дикая охота, и все, кто не имеет приюта, лишатся жизни под копытами белоснежных коней фейери. Теперь он точно не станет с ней церемониться.

Ну уж нет. Она отдалась герою и своему спасителю, а не подлецу и бабнику.

Эмма подхватила свою сумку и бесшумно выскользнула из комнаты в темный коридор.

***

Коннор проснулся от холодного ощущения одиночества. Не открывая глаз, он провел ладонью по кровати – пусто, простыня уже остыла. Он повел плечами под одеялом, еще надеясь, что Эмма, допустим, ушла в ванную, но в номере царила сонная тишина.

Сказочная Белла сбежала от него несколько часов назад.

Коннор вздохнул, лег на середину кровати. Что он сделал не так? Чем обидел?

Отец, Клилад Осборн, самый знаменитый бабник региона, всегда говаривал: всяку дрянь на себя тянь – Господь увидит, хорошую пошлет. Это потом он как-то резко сдал, а со слабостью плоти к нему пришла та сила духа, которая всегда возникает у бывалых развратников. Отец больше не вспоминал своих поучений, браня поведение и манеры сына на все лады – но Коннор прекрасно жил в столице, следуя прежней отцовской науке.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Хорошо, хоть наследства не лишил, хватило ума.

Ночью, перед нем, как заснуть, обнимая Эмму, Коннор подумал, что Господь услышал его молитвы, смиловался над грешником и послал ему хорошую. У него даже мелькнула совершенно безумная и неестественная для него мысль утром взять Эмму за руку и отвести в церковь.

Почему бы и нет? Порядочная, достойная, очень красивая девушка. Надо, в конце концов, и остепениться: в здешней глуши это оценят, а раз ему тут жить, то придется это делать по тем правилам, которые приняты в этих глухих краях.

Или все-таки она опытная куртизанка, которая просто сыграла роль соблазненной невинности? Нет, ни одна куртизанка не сбежала бы без денег. Коннор не сомневался в своих постельных умениях, но для женщин золото приятнее всех телесных удовольствий вместе взятых.

Что же он сделал не так? Коннор вспомнил, как вчера встал перед драконихой, заслонив собой окаменевшую от ужаса девушку, как Эмма потом таяла от наслаждения в его объятиях… Чем он ее обидел, что она сбежала вот так, даже не попрощавшись?

Коннору сделалось как-то тоскливо, что ли. Он задумчиво потер подбородок, припоминая: да, эта девушка была первой, которая просто так взяла и ушла – не требуя ни поцелуев, ни денег, ни клятв в вечной любви и обещаний немедленно жениться. Остальные были глупы и навязчивы, остальные постоянно пытались что-то у него выманить, а эта оказалась не такой.

Эмма. Дьявольщина, он даже ее фамилию не узнал. Флористка, занимается свадебными букетами – вот все, что она рассказала о себе. Коннор потянулся к брошенным на пол штанам, вынул портсигар и угрюмо принялся вертеть его в пальцах, совершенно забыв, что хотел курить.

Не собирается же он, в самом деле, разыскивать ее в этом дрянном городишке! Или собирается?

И что он ей скажет? Сделает предложение руки и сердца – нет, это форменная глупость, никто не бежит в церковь после ночи любви, разве что какие-то романтики, а Коннор уж точно им не был. Циники вроде него запивают неприятности манжуйской водкой и продолжают свой путь. Но эта Эмма… Коннор вспомнил, насколько скромной и сдержанной она была за ужином, и какая поистине драконья, огненная страсть задымилась в ней, когда они легли в постель.

Нет, ему точно нужно выпить и выбросить из головы эту развратную скромницу!

Приведя себя в порядок и одевшись, Коннор спустился на первый этаж. Гостиница еще спала, лишь с кухни доносились негромкие голоса и аромат свежесваренного кофе. Портье спал, откинувшись в кресле; Коннор осторожно похлопал ладонью по стойке, и он встрепенулся, захлопал глазами и спросил:

– Да, милорд?

– Девушка из восьмого номера, – произнес Коннор. – Эмма. Когда она уехала?

Портье нахмурился, и по его виду Коннор понял, что он благополучно проспал торопливый отъезд постоялицы. Нет, она точно сказочная Белла, сбежавшая с королевского праздника! Убегает и убегает, что ты будешь делать!

– Право же, милорд, я не заметил, – признался портье, потом вдруг вспомнил, что не обязан отчитываться перед гостем, и его сконфуженное было лицо сделалось суровым. Коннор понимающе кивнул, и на стойке звякнуло золото – монета прокатилась и бесследно исчезла под ладонью.

– Как ее зовут? – осведомился Коннор. Нет уж, хватит быть добреньким, эта дерзкая девчонка заслужила наказание! От Коннора Осборна никто не уходил просто так!

– Эмма Эдельстан, – портье заглянул в книгу регистрации, и Коннор подумал, что фамилия кажется ему знакомой. Вроде бы в департаменте связи был Эрик Эдельстан, рыжий такой носач, вечно растрепанный. Родственник?

– Где она живет? – спросил Коннор, и портье пожал плечами.

– Где-то к северу, милорд. То ли в Тиарнаке, то ли в Дартмуне, я не знаю точно. Она приезжает оттуда пару раз в месяц, привозит цветы в свадебные салоны.