Каюта номер 6 - Давид Кон

сэр.

– Не верьте, Живко, – проворчал седовласый, которого назвали мистером Азулаем. – Месье Жервиль, как все французы, пытается всех примирить, а капитан Рид, как все американцы, берет на заметку каждое слово. И ваша славянская беспечность когда-нибудь вам отольется.

Теперь заулыбались все присутствующие. Сидевшая напротив Азулая женщина шутливо ударила его кончиками пальцев по руке.

– Вот еще, Илан, – капризно пропела она. – С каких это пор ты начал так хорошо разбираться в национальных особенностях людей? Ты не боишься, что господин Жервиль скажет все, что он думает о евреях?

Илан Азулай с притворным испугом вскинул руки к лицу, будто хотел защититься от ударов.

– Вот этого я точно не боюсь, милая Рахель, – запричитал он. – То, что могу сказать о евреях я, не придет в голову ни одному другому человеку.

Этот нелепый разговор явно начал тяготить находящихся в столовой. Они переглядывались, пожимали плечами, поднимали брови, крутили головами и возвращались к еде. Но Рахель Азулай, не замечая этого, собиралась ответить на слова мужа. Она уже открыла рот, но не успела произнести ни слова.

– Я бы не рекомендовала тебе, Лукреция, готовить эту баницу своему мужу. В ней слишком много теста и жира.

Эту фразу произнесла густым контральто[8] величественная дама, сидящая в одиночестве за столом в дальнем конце кают-компании, под картиной, на которой изображались каравеллы, заходящие в гавань. Рядом с дамой опиралась на стол тяжелая трость из красного дерева с ручкой в виде раскрытой ладони. Дама единственная не поднялась для того, чтобы поаплодировать повару. Она была одета в строгое сине-зеленое платье, ее седые волосы были уложены в сложную высокую прическу, а надменный взгляд отбивал всякое желание вступать с ней в беседу и уж тем более спорить.

– Бабушка! – укоризненно произнесла Лукреция и виновато улыбнулась повару. – Не будь слишком строга и категорична.

– Я говорю то, что думаю, – прогудела дама, явно подразумевая продолжение фразы: «Потому что могу себе это позволить». Ее тонкие губы растянулись в улыбке, и она показала рукой на свою тарелку с почти нетронутой баницей.

Кок Живко Тодоров моментально сориентировался в ситуации и счел нужным немедленно погасить возникшие разногласия.

– Вы совершенно правы, госпожа княгиня, – живо произнес он, обратившись всем телом к даме. – Основу баницы действительно составляет слоеное тесто, в котором немало масла. А как вашему сиятельству понравился мой омлет?

Такая предупредительность в сочетании с обращением «ваше сиятельство», несомненно, пришлись по вкусу даме. Она даже улыбнулась коку, отчего ее узкие скулы двинулись вверх, а губы вытянулись в трубочку.

– Благодарю вас, мой друг, – сказала она. – Омлет замечательный. Его рецепт моей внучке, думаю, следует у вас попросить. Мой греческий повар готовит для меня примерно такой же омлет. Но ваш, признаюсь честно, гораздо более воздушный.

Кок поклонился, прижав к груди правую руку. Величественным жестом княгиня указала на поднос, стоящий на барной стойке.

– А что это вы принесли нам сейчас, Живко?

– Десерт, мадам. – Кок взял поднос и пошел с ним между столами. – Суфле из белого шоколада с малиновым желе и семенами аннато. Я сам разработал этот рецепт. Надеюсь, он вам понравится.

– Малиновое желе, – в глазах княгини появилось мечтательное выражение. – Понравится. Можете не сомневаться. Малиновое желе – это моя слабость. – Княгиня бросила на кока строгий взгляд. – Если, конечно, это желе из малины, а не из каких-то суррогатов.

– Разумеется, из малины, княгиня. – Живко улыбнулся строгой даме и подошел к столику, за которым сидели Миша Орлов и Лукреция Колонна.

– Увы, милый Живко, – вздохнула Лукреция. – Но мне придется остаться без десерта. Хотя я, как и бабушка, обожаю малиновое желе. Для моей диеты ваше суфле стало бы слишком серьезным испытанием. Мне на свадьбе придется влезать в узкое платье. Вот после свадьбы…

– Я постараюсь за тебя, дорогая, – перебил невесту Миша Орлов. – Я влезу в свой смокинг даже после парочки этих аппетитных башенок.

Кок поклонился и поставил на стол две вазочки. Орлов придвинул к себе одну из них, взял лежащую перед ним серебряную ложечку и обратился к капитану:

– Мистер Рид, когда мы должны прибыть в Ашдод?

Капитан, который придвинул к себе вазочку с красно-белой башней и рассматривал ее, словно примериваясь, как к ней удобнее всего подступить, поднял голову.

– По всем подсчетам, примерно в шестнадцать пятьдесят, сэр. Если, конечно, метеорологи не подвели нас с прогнозом погоды.

– Отлично. – Миша взглянул на часы. – Сейчас половина двенадцатого. Значит, до прибытия в порт мы успеем расписать… – он поднял голову, взглянул на Илана Азулая и закончил: – большую пулю[9]. Надеюсь, мои партнеры составят мне компанию?

Илан поймал на себе взгляд Миши, оторвался от десерта и коротко кивнул. Миша перевел взгляд на молодого человека, с напряженным и даже испуганным взглядом сидевшего за столом у самой двери. За все время беседы ни молодой человек, ни симпатичная брюнетка напротив него не произнесли ни слова.

– А как ты, Тамир?

Молодой человек улыбнулся виноватой улыбкой и тоже кивнул.

– С удовольствием, – сказал он.

– Отлично! – воскликнул Миша и с запоздалой учтивостью обратился к невесте: – Ты не возражаешь, дорогая, если я сыграю партию в преферанс?

– Нет, конечно, – улыбнулась Лукреция, допивая кофе. – Я пока соберу вещи и поваляюсь с книгой. Мне надо отдохнуть. Нам предстоят очень хлопотные дни.

– Благодарю тебя! – Миша коснулся губами руки невесты и обратился к партнерам: – Тогда встречаемся в библиотеке ровно в двенадцать. У нас будет четыре часа на игру.

Миша решительным движением придвинул к себе вазочку с суфле и чашку с кофе.

3

Мария Славина подхватила под руку сестру и пошла с ней по палубе, изредка касаясь свободной рукой деревянного планшира фальшборта[10], чтобы сохранить равновесие. Яхта шла ровно и быстро, но небольшая носовая качка ни на секунду не давала пассажирам забыть, что они находятся в открытом море. Вера прижала к себе руку сестры и оперлась на нее всем телом. Она была не рада, что согласилась на это путешествие. Конечно, это все очень романтично. Ветер, воздух, звезды, лучи солнца, пробивающиеся сквозь облака. Как пелось в старой советской песне: «Только небо и море вокруг». Но в ее возрасте такие авантюры – это явный перебор. Тем более после сытного и вкусного завтрака. Яхта в очередной раз поднялась и опустилась. Вера замерла на месте, прислушиваясь к ощущениям. Бурление в пищеводе усилилось и в ритме движения судна подкатило к горлу. Вера Борисовна издала неопределенный звук.

– Тебе нехорошо? – участливо спросила Мария.

– Нет, ничего. – Вера тяжело вздохнула. – Сейчас пройдет.

«Представляю, в