Собрание стихотворений - Николай Рубцов

Ленинград,

апрель, 1962

* Ты называешь солнце *

..Валентину Горшкову

Ты называешь солнце                                 блюдом…Оригинально. Только зря:с любою круглою посудойСветило            сравнивать нельзя!А если можно,                     значит можнои мне,         для свежести стишка —твой череп,                сделанный несложно,назвать…              подобием горшка!

Ленинград,

1960

ВЕТРЫ ПОЭЗИИ

* * *

Поэт перед смертью                              сквозь тайные слезыжалеет совсем не о том,что скоро завянут надгробные розы,и люди забудут о нём,что память о нём —                           по желанью живущихне выльется в мрамор и медь…Но горько поэту,                        что в мире цветущемему    после смерти                         не петь…

Ленинградская обл.,

пос. Приютино, 1957

СКАЗКА — СКАЗОЧКА

Влетел ко мне какой-то бес.Он был не в духе или пьян,и в драку сразу же полез:повёл себя, как хулиган!

И я спросил: — А кто ты есть?Я не люблю таких гостей.Ты лучше с лапами не лезь:не соберёшь потом костей!

Но бес от злости стал глупей,и стал бутылки бить в углу.Я говорю ему: — Не бей!Не бей бутылки на полу!

Он вдруг схватил мою гармонь.Я вижу всё. Я весь горю!Я говорю ему: — Не тронь!Не тронь гармошку! — говорю…

Хотел я, было, напрямикна шпагах драку предложить,но он взлетел на полку книг:ему ещё хотелось жить!

Уткнулся бес в какой-то бреди вдруг завыл: — О, Божья мать!Я вижу лишь лицо газет,а лиц поэтов не видать…

И начал книги из дверейшвырять в сугробы декабрю…Он обнаглел, он озверел!Я… ничего не говорю.

Ленинград,

1960

ПОЭТ

..Глебу Горбовскому

Трущобный двор.                         Фигура на углу.Мерещится, что это Достоевский.И ходит холод ветреный и резкий.И стены погружаются во мглу.Гранитным громом                           грянуло с небес!Весь небосвод в сверкании и в блеске!И видел я, как вздрогнул Достоевский,как тяжело ссутулился, исчез.Не может быть,                      что это был не он!Как без него представить эти тени,и странный свет,                        и грязные ступени,и гром, и стены с четырёх сторон?!

Я продолжаю верить в этот бред,когда в своё притонное жилищепо коридору,                  в страшной темнотище,отдав поклон,                    ведёт меня поэт…Он, как матрос, которого томитглухая жизнь в задворках и в угаре.— Какие времена на свете, Гарри!..— О! Времена неласковые, Смит…

В моей судьбе творились чудеса!Но я клянусь                  любою клятвой мира,что и твоя освистанная лираещё свои поднимет паруса!

Ещё мужчины будущих времён,(да будет воля их неустрашима!) —разгонят мрак бездарного режимадля всех живых и подлинных имён!

…Ура, опять ребята ворвались!Они ещё не сеют и не пашут.Они кричат,они руками машут!..Они как будто только родились!Они — сыны запутанных дорог…И вот,        стихи, написанные матом,ласкают слух отчаянным ребятам,хотя, конечно, всё это — порок!..

Поэт, как волк, напьётся натощак,и неподвижно,                     словно на портрете,всё тяжелей сидит на табурете.И все молчат, не двигаясь никак…Он говорит,                что мы — одних кровей,и на меня указывает пальцем!А мне неловко выглядеть страдальцем,и я смеюсь,                 чтоб выглядеть живей!

Но всё равно опутан я всерьёзкакой-то общей нервною системой:случайный крик, раздавшись над богемойдоводит всех                   до крика и до слез!И всё торчит:в дверях торчит сосед!Торчат за ним                     разбуженные тётки!Торчат слова!Торчит бутылка водки!Торчит в окне таинственный рассвет.

Опять стекло оконное в дожде.Опять удушьем тянет и ознобом……Когда толпа                    потянется за гробом,ведь кто-то скажет: "Он сгорел… в труде.'

Ленинград,

1-9 июля 1962

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

ЛЕСНОЙ ХУТОРОК

(идиллия)

Я запомнил, как чудо,          тот лесной хуторок.Хутор — это не худо:          это мир, не мирок!

Там, в избе деревянной,          без претензий и льгот,так, без газа, без ванной          добрый Филя живёт.

Филя любит скотину,          ест любую еду.Филя ходит в долину,          Филя дует в дуду!

Мир такой справедливый,          даже нечего крыть…— Филя, что молчаливый?          — А о чём говорить?..

Ленинград,

1960

ЛИРИКА

(1965 г.)

РОДНАЯ ДЕРЕВНЯ

Хотя проклинает проезжийДороги моих побережий,Люблю я деревню Николу,Где кончил начальную школу!

Бывает, что пылкий мальчишкаЗа гостем приезжим по следуВ дорогу торопится слишком:— Я тоже отсюда уеду!

Среди удивленных девчонокХрабрится, едва из пеленок:— Ну что по провинции шляться?В столицу пора отправляться!

Когда ж повзрослеет в столице,Посмотрит на жизнь за границей,Тогда он оценит Николу,Где кончил начальную школу…

1964

* Загородил мою дорогу *

Загородил мою дорогуГрузовика широкий зад.И я подумал: "Слава Богу!Село не то, что год назад!"

Теперь в полях везде машины,И не видать худых кобыл.И только вечный дух крушиныВсё так же горек и уныл.

И резко, словно в мегафоны,О том, что склад забыт и пуст,Уже не каркают вороныНа председательский картуз.

Идут, идут обозы в городПо всем дорогам без конца, —Не слышно праздных разговоров,Не видно праздного лица.

Ленинградская обл.,

пос. Невская Дубровка 1959

РУССКИЙ ОГОНЕК

Погружены                в томительный мороз,Вокруг меня снега оцепенели!Оцепенели маленькие ели,И было небо темное, без звезд.Какая глушь! Я был один живойОдин живой в бескрайнем мертвом поле!

Вдруг тихий свет-пригрезившийся, что ли?Мелькнул в пустыне, как сторожевой…

Я был совсем как снежный человек,Входя в избу (последняя надежда!),И услыхал, отряхивая снег:— Вот печь для вас и теплая одежда… —Потом хозяйка слушала меня,Но в тусклом взгляде жизни было мало,И, неподвижно сидя у огня,Она совсем, казалось, задремала…

Как много желтых снимков на РусиВ такой простой и бережной оправе!И вдруг открылся мнеИ поразилСиротский смысл семейных фотографий!

Огнем, враждойЗемля полным-полна,И близких всех душа не позабудет…— Скажи, родимый, будет ли война?И я сказал: — Наверное, не будет.

— Дай бог, дай бог…Ведь всем не угодишь,А от раздора пользы не прибудет… —И вдруг опять:— Не будет, говоришь?— Нет, — говорю, — наверное, не будет!— Дай бог, дай бог…И долго на меняОна смотрела, как глухонемая,И, головы седой не поднимая,Опять сидела тихо у огня.Что снилось ей?Весь этот белый свет,Быть может, встал пред нею в то мгновенье?Но я глухим бренчанием монетПрервал ее старинные виденья…— Господь с тобой! Мы денег не берем.— Что ж, — говорю, — желаю вам здоровья!За все добро расплатимся добром,За всю любовь расплатимся любовью…

Спасибо, скромный русский огонек,За то, что ты в предчувствии тревожномГоришь для тех, кто в поле бездорожномОт всех друзей отчаянно далек,За то, что, с доброй верою дружа,Среди тревог великих и разбояГоришь, горишь, как добрая душа,Горишь во мгле, и нет тебе покоя…

1964