Элегия тени - Фернандо Пессоа

«Я так хочу расслушать немоту…»

Я так хочу расслушать немоту…Не ветер и не трепет перелеска —Но третий звук, который посреди…          Он хочет раствориться на лету,          Чужой всему, что явственно и веско, —          И потому его не береди.

Не говори! Молчанья не тревожь!Любовь – потом, а прежде – эти звуки.Мы эти звуки нежностью убьем…          Бесплотная и сладостная дрожь          Идет на смену застарелой муке          И будоражит вечным забытьем.

Откуда дрожь? От трепетной листвы?Иль может – от предчувствуемых песен?Что было лаской – пагубно во сне.          Ты вновь со мною – и леса мертвы;          Ты вновь со мной – и ветер бессловесен.          И я с тобой – и мы наедине…

«Доносится ли ветер…»

Доносится ли ветерДо слуха моего…А может быть, молчанье;А может, ничего…

Меня тревожит нечто,Чего не обрету,Но только всей душоюПредчувствую беду, —

И в то же время знаю:Тревога пронеслась.Где сам я? Где былое?И где меж нами связь?

«Я назову тоской, быть может…»

Я назову тоской, быть может,И может быть, тогда поймуВсе то, что гложет и тревожит,Я сам не знаю почему.

Тоска. И с ней не разлучиться,Не распроститься никогдаДо той поры, пока лучитсяНедостижимая звезда.

Но если звезды не со мною,То остальное – все одно;И я ладони приоткрою,Где праха пыльного полно.

«Ты даришь, память-чудотворка…»

Ты даришь, память-чудотворка,Мне все не бывшее дотоль,И мне твоя недоговоркаСтрашней, чем подлинная боль.

Создать же фей, лишенных плоти, —Так много отнимает сил…Я предаю в моей дремотеБогов, которых сотворил…

Но ты отбрасываешь путы,Из небыли рождаешь явь…Верни в счастливые минуты —И там расплаканным оставь.

«Меж луной и темным бором…»

Меж луной и темным бором,Между мною и не мной —Я крадусь пугливым воромМежду лесом и луной.Все таится перед взором,Все укрыто пеленой.

Меж волною и удачей,Не в былом и не во сне —Я уже отплакал плачиПо удаче и волне.Все здесь так – и все иначе,Все растает в тишине.

«Кто глухи и незрячи…»

Кто глухи и незрячи,Те душами тверды.А я живу иначе,На разные лады.

Благословляя разум,Гляжу на бытие,Гляжу невинным глазом:Ничто здесь не мое.

Зато я так приметливИ так слиянен с ним,Что тут же, не замедлив,Я делаюсь иным.

Где сколотые кромки,Где мир испорошен,Я разобьюсь в обломки,На множество персон.

Когда в себя былогоЯ новый загляну,Я собственную сноваПровижу глубину.

Как суша, как пучины,Как свод над головой,Что якобы едины,Я – разный и не свой.

Где сколотые кромки,Где все разорвалось,Я сам – свои обломки,Живущие поврозь.

И коль взираю вчуже,Коль тот я и не тот,К последнему чему жеДуша моя придет?

Ищу приноровленьяК деяниям Творца,Чье дело и веленье —Меняться без конца.

И, уподобясь Богу,Я мифы создаю:Весь мир, свою дорогу —И подлинность свою.

«Утешься, сердце! Бейся без надрыва!»

Утешься, сердце! Бейся без надрыва!За гранью дней придут иные дни —Свершится диво, ибо хочешь дива.Тоску свою пустую отгониИ счастья дожидайся терпеливо.

Увы мечтам, которые кляну!Надежде, что собою лишь богата!Как если кто ерошит седину —И уж не тот, каким он был когда-то.Постичь ли сон, не повредивши сну?

Усни же, сердце! Ибо для сновидцаУснул рассудок и закон уснул.Ему нужны потемки без границы —И мировой торжественный прогул,Покуда все во все преобратится.

L'Homme [3]

Лукавы все слова. Ищи себе покоя!Предвечной тишине с тобою быть позволь!Как мутный вал на побережие морское,          На сердце наплывает боль.

Ее не опознать, коль чувства сразу смяты;Лишь лунная дорожка до сих пор жива,Да живы время, тающие ароматы          И все грядущие слова.

«И коль дано искусством или чудом…»

И коль дано искусством или чудомПостигнуть все, чем нас постигнет рок, —Даруй не знать, даруй, чтобы под спудомОстаток дней невидимо протек.

Грядущее – оно ли будет ново?И нынешней минуты не пойму.Я помню, что явился из былого,Не ведая, куда и почему.

Все то, чего у будущего просят,Верну я во владение судеб,Влюбленный в тень, что листья мне отбросят,Счастливый тем, что к будущему слеп.

«Сползут ли туманы со склона…»

Сползут ли туманы со склона,Опять ли вершину обложат…Душа поглядит отстраненноИ видит, что видеть – не может.То гуще, то реже туманы…Они существуют, а мне-то —Терзаться, жива ли отметаОт радости или от раны,Не зная, хочу ли ответа.

«Уже так мало боли…»

Уже так мало болиЗа тех, кого люблю или люблю почти.Я есмь корабль, вставший на приколе,Дабы в недвижности дорогу обрести.

Уже осталось малоОт всех стремлений и труда:Вернулся с карнавалаТаким, каким ушел туда.

Таким, кому и сбыться,И недосбыться – все равно.Засматриваю в лица,В которые засматривал давно.

Хоть всякий облик скрыт,Но знаю наперед,Что настоящий видОбманом оплетет.

А чувства тем и живы,Что вспомнить не смоглиПро шквальные порывыВ оставленной дали.

«Слеза не ослепляет глаза…»

Слеза не ослепляет глаза.Я узнаю,Что музыки доносит фраза:Я вижу детство, мать мою,Наш дом старинныйИ ужас времени-стремниныИ жизни, шепчущей: убью!Я цепенею.И жизнь – я порываю с нею,Я все бесплотней, все незримей…Играет мать. Я узнаюРодные ласковые руки.Они ударами скупымиИз клавиш извлекают звуки(О, сколько муки!).«Тот вечер в Лиме».

Я вижу светлую картину!Я сам оказываюсь там.От жидких лунных бликов отодвинуГлаза, открытые мечтам.

Но чу! уже конец мелодий…Мечтаю, как всегда мечтал,Своей не веруя природе,Без твердых правил и начал —

И, словно опием вспоенный,Всепомнящий и посторонний,Принцессам раздаю короны,Не позаботившись о троне.

Я канул в музыки реку,Что хлынула на зов заклятий.Душа оборванным дитятейЗабилась в дальнем уголке.Ее лишь берегуВ миру, не знающем изъятий, —Ее заплату на заплатеИ сон, летящий налегке.

Но, мама, назови мне имяБогов, ответивших бы, ввысьИль вниз идти мне за моимиВиденьями, чтоб там сбылись.«Тот вечер в Лиме».

О сердце, разорвись!

«О сон! в тебе едином нет обмана…»

О сон! в тебе едином нет обмана.Сновидеть – высочайший из даров.Зачем любовь, когда гноится рана,А сверху – белой мантии покров?

И боги все в изгнанье удалятся,И мифы минут, словно карнавал;И все мы как захожие паяцы,Которых неизбежно ждет провал.

Уснуть и спать! Упрятаться за фортыОт мыслей и от козней естества,Чтоб только в сон, к иному сну простертый,Сквозь окна, приоткрытые едва,

Не гомоном без лада и без толка —Но сумерками ужас проползал,А мысли распадались, как метелка,Которую юродивый вязал.

«Твой голос, достойный оплакивать бога…»

Твой голос, достойный оплакивать бога,Чертогом вознесся и к жизни воззвалУ несуществующих окон чертогаНад всеми причалами сущий Причал.

Угаснувшей радуги полуполоски…Ее отголоски, мечту окрылив,Теперь окаймили печальный и плоскийНад всеми заливами сущий Залив.

Унынье за окнами топко и голо,И стелется хмарь закоулками дрем…Привез мою гибель и ждет у приколаНад всеми паромами сущий Паром.

«Во мне безмыслие такое…»

Во мне безмыслие такое,Такая греза наяву,Что не зову ее тоскоюИ даже бредом не зову.

Моя душа почти ослепла,Высматривая, как в чаду,Поверх остывшей горки пеплаМою последнюю звезду.

Вся жизнь продымлена до мига,А мира зыбкого закон —Все та же призрачная книгаНепостигаемых письмен.

«Сердце опоздало. Может статься, к сроку…»

Сердце опоздало. Может статься, к сроку,Знай оно любовь, поспело бы оно.Если та была, то все равно без проку;Значит, места нет ни скорби, ни упреку:Сердце опоздало. Все уже равно.

И с подменным сердцем, в зависть бутафорам,Мы бредем по миру. Сердце мне вернутьВ силах лишь чужое сердце, по которомСердце бы забилось – и его повторомВызвало из праха собственную суть.

Нет иного сердца, и другой тропы нет,Кроме как холодный вытоптанный следМежду сном, что минет, и тоской, что минет:Кто на пару с сердцем ловко арлекинит,Точно так же канет, в яме волчьей сгинет.Нет иной дороги, и надежды – нет.

«Тревогой невнятной и краткой…»