Черная Мадонна - Аннет Бове

Мы вышли вымотанные, осунувшиеся, вцепившись друг в друга. Пройдя несколько кварталов, зашли в кафе. Выпили коньяку. Наступило облегчение, хотелось смеяться.

– Ты плакала?

– Да, напряжение выралось наружу. Думаю, получилось правдоподобно.

– Было заметно, что они после тебя как-то немного растерялись. Ты точно их убедила. Мне уже и не надо было пережимать. Всё, как планировали – оставалсь подкрепить твои слезы здравыми размышлениями. Вроде бы, нам поверили и посочувствовали.

Немного передохнув, мы поехали в Красный Крест за дальнейшими инструкциями. Оказалось, что многие сотрудники этой всемирно известной добровольческой организации, к нашей радости, прилично владели английским языком, который, как мы уже поняли, не был особо в почете у большинства испанцев.

Пожилой длинный человек, похожий на исхудавшего тролля с редкой бороденкой, выписал нам по направлению в поликлинику – страна должна знать, с какими сюрпризами мы в неё пожаловали. Выслушав наш жалостливый рассказ о том, что жить нам больше негде, он сделал несколько звонков, после чего выдал ещё одну бумажку с адресом хостела, объяснив, что там мы будем пребывать до получения результатов анализов и принятия предварительного решения по нашему вопросу.

– Но у нас нет денег, мы думали, нас направят в центр.

– В центр вы попадете, если ваше дело примут на второе рассмотрение. А хостел вам пока оплачивает Красный Крест, так что не волнуйтесь.

Выйдя на улицу, мы, как обычно, начали бурное обсуждение.

– Значит, мы сейчас уже ждем какого-то решения?

– Получается, что так. Об этом я тоже читала. Это самый первый этап. Смотрят наше дело поверхностно, чтобы только понять, есть ли вообще прецедент или нет его.

– То есть, кого-то могут сразу же после этого этапа отослать домой?

– Я думаю, таких очень даже много. Сомневаюсь, что у всех есть реально оправданные основания для подачи запроса на убежище.

– А у нас они есть.

– Я в этом уверена. Нас так быстро не выпроводят.

Хостел располагался в самом центре города, неподалеку от полюбившегося нам района Чуека, у станции метро «Трибунал».

Там мы впервые столкнулись с проблемами испанского отопления и с их тотальной неподготовленностью к возможным похолоданиям. Ночью мы околели, и на следующий же день понеслись в ближайший супермаркет за обогревателем. Масляные радиаторы показались нам очень дорогими и объемными, а обычные, электрические, со спиралью – вполне доступными и компактными. Один из таких и взяли. Но, как выяснилось этим же вечером, сюрпризы ещё не кончились. Всякий раз, как мы вставляли вилку обогревателя в розетку и нажимали на заветную кнопку «вкл.», в хостеле вырубался счетчик. Хозяйка выскакивала из своей коморки и носилась по этажу, не понимая, что происходит. Мы же сидели, как замерзшие мыши, тихонько хихикая. Чтобы обогреться хоть немного, приходилось хитрить. Сначала мы выключали свет в коридоре и в общей душевой. В комнате тоже сидели без света и какое-то время не пользовались ноутбуком. Только так счетчик мог терпеть хоть какое-то время, но всё равно через полчаса кто-нибудь заходил душ или включал свет на этаже, и тогда история повторялась.

– Интересно, что было бы, если бы мы, как настоящие советские туристы, привезли бы с собой кипятильник?

– Сожгли бы проводку в центре Мадрида перед самым Рождеством.

Позже это вспоминалось с улыбкой и даже с какой-то грустью. Не смотря на дискомфорт от холода, отсутствие уюта и, особенно, внутреннее беспокойство, связанное, конечно, с бесконечным ожиданием, нам было хорошо вдвоем. Страшно и весело от той смелости, которая нас заставила пойти на этот шаг. Неустроенность была ценой за те перемены, которых мы ждали, на которые надеялись.

Мы лежали в темноте, заложив руки за головы, под стрекот вентилятора, разгоняющего тепло от раскаленных пружин обогревателя, смотрели в едва освещаемый из окна потолок, представляя на нем алмазы звезд, и мечтали.

– А потом ты женишься на мне?

– Конечно.

– И будет свадьба?

– У нас будет роскошная свадьба, много гостей, и будет даже путешествие после неё. А ты мне родишь сынишку…

Уже засыпая, я продолжала волноваться:

– А если придут тараканы, когда я усну?

– Я спасу тебя.

– Ты не боишься? Ты ничего не боишься.

– Боюсь, но не тараканов.

Ночью к нам всё-таки забегали наши младшие усатые братья, шуршали чем-то в мусорном ведре, вели беседы. Я не знала об этих ночных посещениях, иначе у меня, наверное, был бы шок, и я бы спала стоя, обутая и одетая.

Душ был всё время занят какими-нибудь смуглыми товарищами с островов. Надо сказать, что все наши соседи были из Африки. За стенкой они до глубокой ночи буянили.

– Что они там делают?

– Дерутся, наверное.

– Не похоже, шума нет – только голоса.

– Разговаривают.

– Хорошо хоть мы смысла не понимаем.

– Долго мы ещё здесь будем?

– Получим результаты анализов и первый ответ.

– А потом?

– Потом, если не депортируют, то поселимся в тихом, спокойном центре для приема беженцев, где не будет тараканов и шумных африканцев.

– Но ведь они такие же, как и мы – они запрашивают убежища. Значит, они тоже переселятся с нами в наш тихий центр.

– Главное, чтобы тараканы не переселились.

– Да, хуже этого ничего не бывает.

– Знаешь, когда я была маленькой, мы верили, что если прикоснешься к чернокожему человеку, то можно загадать желание и оно обязательно сбудется.

– Правда что ли? Ну, вы прямо как дети в Индии, которые белых людей за волосы трогают.

– Да, мы так думали, но это же в детстве было.

– Я понимаю, что в детстве. У меня тоже оно было, но я такого что-то не помню.

– А здесь их вон сколько! Представь, сколько желаний могло бы сбыться.

***

Зачитав брошюру до дыр, мы могли щеголять цитатами из неё. Первый этап – две недели. Первый просмотр дела. Если через две недели не депортируют на родину, посчитав запрос убежища безосновательным, то есть шанс задержаться здесь на пару месяцев. Через два месяца новое собеседование, второе рассмотрение и продление пребывания в случае положительного решения. Далее периоды удлиняются, а пристальность изучения, соответственно, усиливается.

– Значит, до большого, решающего, собеседования, ждать придется плюс-минус два месяца?

– Да.

– А результаты?

– Судя по данным буклета – не позже, чем через полгода. То есть, в общей сложности до окончательного решения, так или иначе, из страны нас не выставят в течение восьми месяцев, как минимум.

– Это небольшой срок, но успеть при желании можно многое.

***

На следующий день мы начали обход врачей. Ничего неприятнее я не помнила с детства. Наверное, так бывает со всеми, кто в юном возрасте провёл значительное количество времени в больничной палате и для кого лекарства иногда были частью ежедневного меню. Я не выносила запаха анисового ликера, мартини и амаретто – они напоминали мне какими-то своими травяными составляющими солутан или что-то вроде того.

– Помнишь такую микстуру от кашля? Интересно, она еще существует?

Позже мы узнали, что испанцы очень даже любят после плотного обеда выпить чашечку крепкого кофе с анисовым ликером. Но всё это еще было только впереди.

Поликлиника порадовала нас своим внешним видом ещё больше, нежели офис, где мы подавали заявление на убежище. Никакого больничного ощущения, никаких ярко выраженных запахов, никакой сине-зеленой краски до середины стены и, как и прежде, никаких очередей. Вернее, тут нужно оговориться, что очередь, конечно, была. В том смысле, что были люди, ожидающие приема. Но отсутствовал дух соперничества, к которому мы так привыкли и который считали нормальным. Никто не пытался пройти раньше, подмигнув медсестре или прошмыгнув в дверь, кинув ошарашенным пациентам: «Я только спросить!». Ни тебе косых взглядов, мол, вас тут не стояло, ни тебе милых перебранок и, если повезет, перехода на личные оскорбления. Приём шел далеко не быстро, но никого, казалось, это не беспокоило. Все спокойно ждали и мирно общались.

Всё было так непривычно, чуждо, хотя и положительно. Не было суеты, которую мы всегда воспринимали за быстроту течения жизни. Но тогда мы ещё не осознавали, что именно происходит, просто удивлялись и сравнивали. Казалось, что испанцы просто помешаны на стоянии в очередях. В банках, на автобусных остановках, в магазинах, у окошек лотерейных ларьков – никто не спешил, не пытался опередить собрата по очереди, не шумел, ссылаясь на опоздания.

В такой чистоте, стерильности и покое мы были готовы отдать хоть по литру крови, и, если понадобится, чего-нибудь ещё, лишь бы находиться здесь подольше.

Медсестра спросила моё имя и предложила не смотреть, когда она будет вводить мне иглу в вену.