Торговец жизнью - Владимир Фильчаков

Я вспомнил. Такое было со мной. Меня привезли с аппендицитом, сделали операцию, положили в эту палату, где я тихо сходил с ума от скуки.

- Михайлов! - раздался голос Маши. - К тебе жена с сыном.

Если бы моя койка неожиданно провалилась в преисподнюю, а меня тряхнуло током так, что волосы встали дыбом, тогда, возможно, был бы тот же эффект. Боже мой! Я ведь лежал в больнице еще до катастрофы! Ну конечно, конечно! Хочу ли я увидеть жену и сына? Что за вопрос! Превозмогая боль, я поднялся на локтях и с нетерпением ждал, когда дверь отворится, и они войдут... И дверь поехала на петлях, и вместо нее перед глазами зарябили цветные полосы, которые вскоре разорвались, и стало видно, что это шарики торговца временем на крутящемся диске.

Диск остановился и исчез в складках балахона инопланетника. Я сидел и не знал что сказать. По-моему, я не дышал.

- Спасибо тебе, добрый человек, - проговорил Борис. - Если понравилось, приходи еще. Приноси продукты, какие сможешь.

"Сволочи!" - прокричал я мысленно. "Прервать на таком месте! Да за это убивать надо!"

Но вслух ничего не сказал, поднялся на слабых ногах и медленно пошел к выходу.

- Мы пробудем здесь несколько дней, - провожал меня голос толмача, сухой и бесплотный, словно механический. - Заходи. И помни, что нет на свете ничего дороже времени.

Я вышел во двор, все так же заполненный людьми. Солнце село уже давно, небо потемнело, будто на него набросили черную вуаль. Луна окрасила двор в оловянные тона. Тут и там проклевывались звезды, делая небо глубже. Гармонист играл что-то залихватское, две разбитные бабенки отплясывали, стуча каблуками в землю и махая платочками. Выражение их лиц было такое, словно они раздумывали над тем, как бы поскорее и без хлопот отдаться кому-нибудь. Настасья, по обыкновению, что-то трещала. Прасковья лузгала семечки и не слушала. Витамин сидел, подперев подбородок рукой, и смотрел куда-то в бесконечность. Настасья взглянула на меня и замерла, оборвав речь на полуслове. Повернули головы и Витамин с Прасковьей. Я подошел, сел, свесил руки между колен.

- Что, что? - с придыханием спросила Настасья.

Я пожал плечами, сказал, ни на кого не глядя:

- Прасковья Ильинична, ночлег мы заработали?

- Ну.

- Можно пойти спать?

Она поджала губы, поднялась, возвышаясь надо мной как семипалубный пароход, двинулась к воротам. Нехотя встали и мы с Витамином. Я услышал, как одна из молодых женщин произнесла:

- Оне городския, оне на нас ужо и не посмотрят.

Витамин остановился, очнулся от раздумий, вскинул голову:

- Ну, отчего же не посмотрят? Очень даже посмотрят! Серег, ты иди. Я скоро буду. Жди меня на сеновале!

Женщины прыснули. Я вышел вслед за Прасковьей.

Потом Прасковья кормила меня куриным супом, овощами, наливала браги, шипучей и острой. Я подозревал, что она имеет на меня виды, но мне это было совершенно безразлично. Я сидел, погруженный в думы и никак не реагировал на нехитрые женские уловки: она распустила волосы по плечам (волосы у нее, кстати сказать, были пышные, вьющиеся и, как будто мелированные - светло-желтые и каштановые), невзначай касалась меня то локтем, то коленом. Я захмелел и рассказал ей про жену и сына, точнее о том, как их потерял, а в конце рассказа так стукнул кулаком по столу и так закусил губу, что она поняла - от меня ждать нечего, во всяком случае, сегодня.

Постелила она мне на сеновале, как и предсказывала Настасья. Я не был в претензии. Упал на одеяло, покрытое простыней, и тут же заснул. Под утро меня растолкал Витамин.

- Дрыхнешь? - прошептал он. - О, да от тебя брагой несет за версту! Хорошо провел время? А я - скверно. Было три бабы, и ни одна не дала, представляешь.

- А может, потому и не дали, что их было три? - сказал я, зевая. - Ну, представь, - как бы они тебе все втроем давали? Тут вряд ли слыхали про французскую любовь.

- Да, пожалуй, - задумчиво произнес Витамин. - А знаешь, почему тут мужиков нету? Когда эта херня случилась, ну, катастрофа, они все на ярмарке были, в Красноянске. На "ярманке", как они говорят. От Красноянска мокрого места не осталось. Ну, и от мужиков, соответственно. А этот Красноянск здесь недалеко, километров сорок пять. И "ярманки" там проводят два раза в год. По привычке. Там, говорят, многое заново отстроилось. Город. А?

- Ну что ж, - сказал я. - Выгонят отсюда, пойдем в город.

- Чего это выгонят? Погоди, погоди. Ты что, плохо ублажил хозяйку?

- Честно сказать, я ее вообще не ублажал.

- Ну и дурак, батенька! - Витамин хлопнул рукой по коленке. - Эх, надо было мне пойти. Хотя она на тебя больше поглядывает. Ну, я же говорю - дурак. Ладно, спи. Утро вечера мудренее.

Утром Прасковья молча бросила на стол краюху хлеба и стукнула кринкой с молоком. Постояла, посмотрела, как мы усаживаемся, буркнула:

- Сегодня табак пасынковать будете.

И ушла, махнув подолом. Значит, мы становились постоянными работниками? Это хорошо.

Дальше были одуряющий запах табака, гудение пчел и пасынки, от которых скоро начало рябить в глазах.

К обеду мы закончили работу. Я ел мало, отложил свою долю овощей и сваренных вкрутую яиц.

- Что, насытился уже? - спросил Витамин. - Или ты... Понимаю, понимаю. Ты хочешь продукты торговцу временем отнести? Что, зацепила тебя реклама?

- Реклама?

- А что? Конечно. Меня тоже зацепило, но я отношусь к этому более сдержанно. Все киношки в жизни не пересмотришь. Как со всеми женщинами не переспишь.

К вечеру следующего дня у меня скопилось достаточно продуктов для похода к торговцу. Я заметил, что и Витамин тоже утаивает от хозяйки еду, но ничего не сказал. И вот я иду с рюкзаком к дому Михеича, который, к слову, и есть тот самый пьяный гармонист. Он и сейчас нетрезв, терзает гармошку со слезой в правом глазу. Народу во дворе немного, человек пять-шесть молодух, и, когда я вхожу, все глаза устремляются на меня, и я чувствую себя как на арене цирка перед особо трудным трюком. Присаживаюсь на скамейку рядом с гармонистом, рюкзак с продуктами укладываю на колени и смущенно спрашиваю:

- А что торговец? Дома ли?

Михеич вскидывает на меня мутный глаз, бормочет заплетающимся языком:

- Дома, дома. Слыхал в детстве сказку такую? Попросилась лиса к зайцу переночевать, да зайца и выгнала. На сеновале ночую! - он резко сжал мехи гармони, она жалобно всхлипнула. - Нет, ну конечно! Я десятую часть у него выторговал. Не без того. А что я? Не человек, что ли? Я тоже пить-есть хочу. Ступай, чего рассиживаться.

Женщины перешептывались, поглядывая на меня.

Я встал и пошел в дом.

- Здравствуй, добрый человек, - приветствовал меня Борис.

- Здравствуйте.

В доме опять было сумрачно. Инопланетник сидел на полу, глядел на меня глазами-перепонками.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});