Искалеченный мир - Вадим Громов

— Поехали.

Ехали недолго. Кирпичную трёэхтажку нашли без особых проблем.

— Сторожи, стеклорез. — Лихо нашла взглядом три окна на первом этаже, на которых красовались прочные металлические решётки. — Шатуну там, судя по всему, работка найдётся. А книголюб пускай полезного опыта набирается. При постройке нового мира одними пламенными речами не обойтись. Шатун, глянь в рюкзаке ствол какой-нибудь, не сильно раскудрявый, да пару «эфок». Сначала попробуем цивилизованными методами. Хоть и обещала я покуролесить, да всем не угодишь…

Внедорожник с Алмазом остался за углом, подальше от окон нужной им квартиры.

— Притормозите, — сказала Лихо, когда все собрались у подъезда. — Я сама. Давай ствол. Не мог чего похуже взять? Почти нулёвый «стечкин». Растратчик ты, Шатун… Если вдруг не вернусь через пару минут, то первая дверь направо. Выносите к бубеням.

Она распихала оружие по карманам и зашла в подъезд, постучалась в нужную дверь. Дверной глазок потемнел. Лихо подняла вверх обе руки, демонстрируя дружелюбные намерения.

— Чего надо? — спросили из-за двери. — Я тебя не знаю.

— Вы Николай? Есть разговор. — Лихо улыбнулась, хотя ей бешено хотелось врезать ногой по двери. — Я думаю, что вам будет интересно. И выгодно.

— О чём речь?

— Сегодня к вам должна была попасть одна вещь. Плоский кругляш, сантиметров десять в диаметре. Серого цвета. Он мне нужен. Предлагаю обмен.

Зашебуршил замок, и дверь приоткрылась внутрь, держась на массивной цепочке. В образовавшуюся щель высунулся багровый нос, небритый подбородок и глаз какого-то непонятного цвета. Но чувствовалось, что это око, сканирующее блондинку, было с явной хитринкой. Разжиревшей такой, можно даже сказать, преисполненной самой пошлой самоуверенности.

— Плоский кругляш… А что дашь?

Лихо показала.

— Маловато. — Хитринка в глазу Балаболкина затрясла отъевшимися телесами. — Мне за неё на три обоймы больше предлагают. Но я думаю. Интересная вещица, может быть, себе оставлю.

— Больше у меня нет. — Лихо пожала плечами. — Или берите, или я двинула. Ну?

— Ладно. Я закрываю дверь, ты кладёшь всё около порога и выходишь на улицу. Возвращаешься через две минуты и забираешь свою хрень. Без вариантов.

— Закрывай. — Дверь захлопнулась, и блондинка сгрузила всё на пол. — Ухожу!

Она вышла из подъезда. Было слышно, как хлопнула дверь. Первая фаза обмена состоялась. Шатун с Книжником вопросительно уставились на Лихо.

— Ждём. Возможно, устраивать погром и никого мордовать не придётся. Хотя сдаётся мне, что это заблуждение… Скоро узнаем.

Через пару минут дверь снова хлопнула. Блондинка заскочила в подъезд и вскоре вернулась, держа в руке сплющенную консервную банку, никаким боком не походящую на деактиватор.

— Сука. — Лихо с нарастающей злостью постучала кулаком по дверному косяку. — Кандидат на кастрацию. Пошли, мальчики. Только осторожно.

Они поднялись вдоль стены, замерли. Лихо вытянула руку и требовательно постучала.

— Чё надо? — За дверью откликнулись моментально. Только голос был не балаболкинский, а незнакомый. Густой, немного гнусавящий бас.

— Кажется, Коля кое-что забыл отдать, — громко сказала Лихо.

— А что, разве это не то, что требовалось? — издевательски вопросили внутри квартиры. — Кругляш, плоский, серый. Всё сходится.

— Шутники… А вы дверку отоприте, я вместе с вами похихикаю. А то мне не смешно перед закрытой стоять. Так как?

Блондинка уже примерно догадывалась, какой ответ она услышит. И грустно хмыкнула, когда до ушей донеслось со смаком выговоренное «Пошла на хер!».

— Сейчас произойдёт смена юмористов и качества юмора. — Лихо повернулась к Шатуну и скорчила насмешливо-злую рожицу. — Большого можешь тискать, как душе угодно. Того, что поменьше, — оставить в полном сознании. Дискуссию предлагаю считать открытой. Громи.

Дверь в квартиру слетела с петель и плашмя грохнулась в прихожей. Шатун ворвался в чужую жилплощадь, тотчас распечатав баул с трендюлями, имеющий все необходимые сертификаты. Здоровенный лось, габаритами едва ли не превосходящий Шатуна, с неимоверно глупым выражением на толстомясой ряшке, кубарем покатился по прихожей, словив прямой в челюсть. И остановился лишь с помощью стены в дальней комнате, звучно влепившись в неё макушкой.

Второй попытался было дёрнуться в сторону кухни, но оказался надёжно схвачен за шею и принуждён к повиновению. Больше в квартире никого не оказалось.

— Тащи его в комнату. — Лихо с садистским наслаждением похлопала Балаболкина по лоснящейся роже. — Ишь, защеканец… Филиал испанской инквизиции на выезде, извольте терпеть и не жаловаться. Сейчас я тебе устрою интенсивное наматывание прямой кишки на всё, что на глаза попадётся. За экономику и за всё хорошее.

Громила втащил вяло трепыхающегося, словно частично ожившая водоросль, Николашу в большую комнату.

— А побледнел-то как, а задёргался… — фыркнула Лихо, заходя следом. — А жить сразу стало непередаваемо грустно, да, Колюнь? Вот видишь, я тоже шутить умею. Правда, юмор у меня насквозь чёрный. Пискни что-нибудь, а то я тут перед тобой разоряюсь, словечка вставить не даю. А ты ведь что-то хочешь сказать. Вижу — хочешь. Ну, цигель-цигель, юноша.

— Вы кто? — полузадушенно хрипнул Балаболкин. — Что вам надо?

— Началось. Тебе всё генеалогическое древо представить или как? А второй вопрос вообще неуместен. Но для особо юморных — повторяю на пальцах. Кругляш. Плоский. Серого цвета. Где он?

— Не знаю.

— Так… — опечаленно сказала Лихо. — Попробуем зайти с другой стороны, если спереди и через мозг — не получается. Вот и диванчик кстати придётся. Нагибай его, Шатун. Книжник, подсоби, надо мужчине тыл заголить. Будем общаться по-плохому.

Через пять секунд Балаболкин лежал пузом на разложенном диване, надёжно удерживаемый громилой. Очкарик, вооружённый «потрошителем», вдохновенно трудился, разрезая штаны барыги.

— Кромсай, не жалей! — с кровожадной физиономией покрикивала Лихо, присев на корточки возле побагровевшей рожи Бухарина, так чтобы он видел её настрой. — Да не возись ты — руби с размаху: подумаешь, на одно полужопие меньше станет. Нам ведь не его волосатые булки нужны, а то, что между ними. А, Колюня? Не шалишь в анус инородными предметами? Ничего, иногда что-то приходится испытывать впервые…

Книжник справился со штанами, с треском разорвав плотную материю.

— Вот он, вот он, сладкий миг свидания с неизведанным. — Блондинка зашла сзади и звучно приложила Бухарина ладонью по голому заду. — Готов, бизнесмен? Ишь, кого обмануть хотел, дурашка челябинская…

Балаболкин дёргался, безуспешно пытаясь освободиться от мёртвой хватки Шатуна. Лихо сделала громиле знак, и он чуть-чуть ослабил нажим.

— Ещё один шанс, — скучным тоном сказала блондинка. — Говори, но по существу.

— Да вы знаете, на кого залупились?! — взревел Николаша. — Да от вас потом…

Шатун снова приплюснул его лицо ладонью, вдавливая в диван. Словесный поток прервался.

— Не получается у нас общения, — подытожила Лихо. — Угрозы, опять же… Книжник, иди пока, пошукай по закромам, может, найдёшь, что нам надо. А мы дальше потрендим, как получится.

Очкарик слинял в соседнюю комнату, которая, как мельком успела заметить Лихо при лихом заходе в квартиру, была превращена в некоторое подобие склада. Блондинка наклонилась, почти вплотную касаясь своим носом носа Бухарина. Тот попытался зажмуриться, но Лихо оттянула ему веко, заставляя смотреть.

— Значитца, так! — Лицо блондинки исказила зверская гримаса. — Слушай сюда, Балаболкин. Я с тобой больше «сю-сю» разводить не буду. Насчёт испанской инквизиции — это я слегка пошутила. Но я и без того девушка талантливая, а уж в этом отношении — особенно. Слышал, что бабы гораздо превосходят мужиков в том, что касается жестокости?

Она выпрямилась, прошлась по комнате, отыскивая что-нибудь подходящее. Балаболкин вздрагивал от звона бьющегося стекла, звуков падающих на пол предметов. Через полминуты Лихо вернулась, продемонстрировав ему «розочку» из разбитой бутылки с сильно сужающимся горлышком, почти целую парафиновую свечу и обильно тронутый ржавчиной венчик для миксера.

— Всё для тебя, падла. — Она погладила его свечой по щеке. — При виде такой гниды, как ты, у меня начинает бурно работать фантазия. Ещё ни с кем подобной штуки не проделывала, специально для тебя расстаралась. Назовём её… ну хотя бы «тройка». Чего ты хочешь, штука тройка? Сквозь геморрой пролазя бойко. Сначала… следи за мыслью, пидор незаурядный, — берём свечечку, поджигаем и запихиваем целиком. Для разминки.

Балаболкин уже даже не дёргался, а трясся. Лихо сделала Шатуну знак держать его таким макаром, чтобы не мог издать ни звука.