Генерал Деникин - Владимир Черкасов-Георгиевский

– За мной, ребята!

Первыми рванулись за ним офицеры, потом с воплем ринулся полк. Они смели противника…

В октябре 1914 года разбитый в бою линейный заградитель «Прут» уходил под воду. Моряки тонули, хватаясь в волнах за редкие шлюпки. Священник корабля, иеромонах Бугульминского монастыря старец Антоний Смирнов один стоял на кренящейся палубе, осеняя наперсным крестом умирающих в море. Ему кричали, чтобы прыгал в шлюпку! Но нельзя Антонию было отнимать последнее место у ближнего. Старец успел надеть ризу и поднять в руках Евангелие. Борта уже захлестывала вода. Антоний благословил еще раз тонущих, спустился в трюм и пошел на дно с «Прутом»…

Полковые священники, подоткнув рясы, шли в атаки впереди с крестом в руках: отец Павел Смирнов 154-го Дербентского пехотного, иеромонах Александр Тарноуцкий Гвардейского стрелкового, несколько батюшек пало так в бою 318-го Черноморского пехотного. Другие священники гибли, когда перевязывали и вытаскивали раненых с боевых полей.

За время существования офицерского Георгиевского креста с Екатерины II до этой войны его наградой было удостоено лишь четверо священников. На Первой мировой орден получат четырнадцать героев-пастырей. Более ста полковых батюшек за их подвиги будут награждены наперсными крестами на Георгиевской ленте.

В русско-японскую войну на всю русскую армию убили одного священника, хотя корабельные иеромонахи погибли в Цусимском и других морских боях; а ранило и контузило в Маньчжурии около десяти батюшек. В Первую мировую убьют и умрет от ран три десятка священников, четыреста батюшек получат ранения. Сто военных священников попадет в плен. «Пленение священника свидетельствует, что он находился на своем посту, а не пробавлялся в тылу, где не угрожает опасность», – как разъяснит позже последний протопресвитер императорской Русской армии и флота отец Георгий Щавельский.

Пастырский костяк церкви, на рубеже XIХ-ХХ столетий вступившей в золотой век русского богословия, был под стать довоенному офицерскому корпусу. Прекрасные православные «кадры» скосит уже большевистская противорелигиозная война.

* * *

В ноябре 1914 года Железная бригада почти не выходила из боя в предгорьях Карпат. 8-я армия Брусилова стремилась охватить горные перевалы, австрийцы – деблокировать осажденную русскими крепость Перемышль.

Брусилов поручил 8-му и 24-му корпусу с «железными» и дивизией Корнилова взять главный хребет от Лупковского до Ростокского перевалов. Дальше рассказ необходимо повести устами генерала Деникина, потому что он горячился по этому поводу до старости:

«Брусилов четыре раза менял задачу, пока не отредактировал окончательно: корпусам перейти в наступление с целью отрезать путь отступления к югу и уничтожить противника, укрепившегося к западу от Ростокского перевала. Причем 24-й корпус должен был возможно глубже охватить правый фланг противника. Исполнить эту директиву можно было, только перейдя Карпатский хребет и спустившись в Венгрию. Я считаю нужным подчеркнуть это обстоятельство потому, что оно в дальнейшем послужит для характеристики ген. Брусилова и как полководца, и как человека. (Ген. Брусилов остался в советской России и сотрудничал с сов. властью.)

Ген. Брусилов питал враждебные чувства к ген. Корнилову, усилившиеся после того, как Корнилов сменил его впоследствии на посту Верховного главнокомандующего и столь резко разошелся с ним – попутчиком советской власти – в дальнейшем жизненном пути. В своих воспоминаниях, написанных при большевиках, Брусилов возвел на 24-й корпус и в особенности на Корнилова несправедливые обвинения. 24-му корпусу якобы было приказано им «не спускаться с перевалов». Корнилов же «из-за жажды отличиться и горячего темперамента… по своему обыкновению, не исполнил приказа своего корпусного командира и, увлекшись преследованием, попал в Гуменное, где был окружен и с большим трудом пробился обратно, потеряв 2 тысячи пленными, свою артиллерию и часть обоза…». Брусилов, по его словам, хотел предать Корнилова военному суду, но по просьбе командира корпуса (ген. Цурикова) ограничился выговором в приказе… им обоим.

Вот как пишется история при большевиках.

А вот как дело происходило на самом деле.

Виновником неудачи был исключительно сам ген. Брусилов, но, заботясь о своей славе и пользуясь тем одиумом, который вызывало у большевиков имя Корнилова, свалил вину на него и других».

Итак, как далее свидетельствует Деникин, брусиловские части перешли в наступление. «Железные» двигались восточнее Лупковского перевала, корниловцы – на Ростокский перевал, между ними и деникинцами – 49-я дивизия. Все они получили приказ корпусного овладеть главным Бескидским хребтом Карпат и вторгнуться в Венгрию.

Корниловцы в горячем бою взяли «свой» перевал и спустились на Венгерскую равнину, ворвались в важный железнодорожный узел Гуменное. 49-я дивизия тоже сделала свое дело. Тяжелее всех пришлось Деникину. Справа от него захлебнулось наступление 8-го корпуса. Чтобы помочь ему и пробить себе путь, «железные» три дня дрались у Лупкова, пока не уничтожили на Лупковской станции и в городе несколько австрийских частей, взяв две тысячи уцелевших в плен.

Другие австрийские полки еще сидели на перевале, прижимая 8-й корпус. Чтобы окончательно прорваться вниз, надо было рискованно заходить им в тыл. Погода: мороз и вьюга, метель заволакивала лощину и снежно слепила глаза. Деникин рискнул – оставил свою артиллерию, обоз под защитой одного батальона. Сели на часть выпряженных лошадей, навьючив сухарями и патронами.

Впереди были лишь обледенелые, бездорожные склоны гор в мелком кустарнике, с одними козьими тропами, но по таким прорывались в Альпах суворовцы и сами «железные» к Шипке.

«Железные» полки с Деникиным снова прошли такой путь. Сжимая онемевшими руками винтовки, они обрушились в снежной пыли на австрийцев, греясь в рукопашной. Опрокинули и устремились вниз, врываясь на плечах врага в деревни, опорные пункты. Смели отряд на узле шоссейных дорог, взяли станцию и город Мезоляборч.

В этом Карпатском переходе Железная бригада в четыре тысячи штыков захватила 3730 пленных, горы оружия, снаряжения, 9 орудий и эшелон с ценным грузом. Расплатились на перевалах и склонах деникинцы 164 убитыми, ранило свыше тысячи. Перед ними как на ладони лежала главная питательная артерия австрийского фронта: «железка» Мезоляборч – Гуменное. Поставленную задачу все части корпуса выполнили… как стряслось с Корниловым.

Его дивизию не прикрыли с востока. Чем дальше корниловцы уходили на юг, тем все больше им грозили удары во фланг и тыл. Сообразив это, Корнилов заслонился одним полком в тех направлениях. Понял опасность и корпусной командир, стал названивать Брусилову. Тот неожиданно заявил, что брать Гуменное и не входило в его расчеты, стал настаивать, чтобы Корнилов вернулся обратно на перевал.

Командир 24-го корпуса взволнованно отстоял действия Корнилова, он сам же по директиве Брусилова направлял весь корпус в Венгрию. Брусилов согласился оставить как есть, но подкреплений корниловцам не дал. Хотя, как указывает Деникин, свободные части поблизости были.

Тогда с востока и обрушились австрийцы на Корнилова, отбросили его снова к перевалу, где он два дня дрался тремя полками с полуторной австрийской дивизией.

Когда пришел приказ отходить, Корнилов сражался уже почти в полном окружении. Единственно свободной остался крутой серпантин горной дороги. Корниловцы, отбиваясь, двинулись по нему, но у местечка Сины им перерезали и этот путь. Чтобы пропустить свою артиллерию через поселок, надо было драться на его улицах. У Корнилова остались лишь случайные команды и рота саперов. Генерал повел их в атаку… И дивизия вырвалась из кольца, не оставив ни одного орудия, захватив с собой еще две тысячи пленных! Потеряли только два зарядных ящика.

Это то, что с полным знаком наоборот оболгал Брусилов позже: «… потеряв 2 тысячи пленными, свою артиллерию и часть обоза».

Бывший и советский паж постарается осрамить Корнилова Лавра Георгиевича. «Железной» же бригаде и тогда были увесистые лавры. Она получила телеграмму от Верховного: «С горячей благодарностью»; от корпусного: «С полным восхищением несравненной доблестью». И сам Брусилов, столь осуждавший в советском мундире такой «самовольный» бросок в Венгрию, телеграфировал Деникину:

«Молодецкой бригаде за лихие действия, за блестящее выполнение поставленной ей задачи шлю свой низкий поклон и от всего сердца благодарю Вас, командиров и героев-стрелков. Перенесенные бригадой труды и лишения и славные дела свидетельствуют, что традиции старой Железной бригады живут в геройских полках и впредь поведут их к победе и славе».

Гражданская война расколет Корнилова, Деникина и Брусилова, как и других отличных, талантливейших офицеров высокого довоенного «образца». «Погоду» у белых и красных, конечно, сделают не они, единично уцелевшие старые кадровики, а те, кто натянет офицерские погоны из студентов, разночинья, став не «самым благороднейшим офицерским сословием на свете». Всё после кровавого военного серпа Первой мировой у нас в стране измельчает. Эта война, названная в Российской империи Великой, кончит Россию как Великую по доблестям человеческого характера и как Святую – по духу.