Внутренняя линия - Владимир Свержин

революции — откроет путь к революции мировой! Мы с вами были прямыми участниками недавних событий. Трагических для нас событий: крушения революционных походов в Польшу и Финляндию. Сегодня мы тщательно проанализировали свои ошибки и сделали надлежащие выводы.

Чего мы ждали? Мы ждали, что, как верно говорил дорогой наш товарищ Ленин, война империалистическая перерастет в войну революционную, классовую. Действительно, так и случилось. Однако же не были учтены глубокие корни национальной розни, зачастую — ненависти, которые имеют место в обломках бывшей Российской империи, присоединенных царизмом вопреки народной воле. Не были проведены или же были проведены ненадлежащим образом организационные мероприятия, которые бы разъяснили наши цели трудовому народу. Местное население воспринимало бы нас не как захватчиков, а как освободителей. В этом наша главная стратегическая ошибка.

Теперь мы должны сделать все, чтобы избежать этого.

Но кроме политической ошибки мы также должны признать и чисто военную: европейские театры военных действий сейчас настолько насыщены вооружением и опытными боевыми кадрами, что мы, имея в руках лишь молодую, что греха таить — порою слабо обученную Красную Армию, с военной точки зрения, обладали крайне малыми шансами на победу.

Сейчас политическая и военная ситуация в корне изменилась. Мы видим, что желанный мир принес Европе не меньше, а порой и больше тягот и невзгод, чем война. Пролетарии готовы нас поддержать, но буржуазия, контролирующая армию и полицию, тоже не дремлет и готова отразить удар с нашей стороны.

А это означает, что мы не можем сейчас начинать поход в Европу. Однако, как говорят наши специалисты, не стоит штурмовать стену там, где она толще всего. Мы должны ударить в мягкое подбрюшье нашего самого оголтелого врага — Британии. А подбрюшье английского льва находится в Персии, Афганистане и, конечно же, Индии. Вот приоритетное направление, товарищи! Поэтому мы должны активизировать — всемерно активизировать — нашу работу в Средней Азии и Закавказье, чтобы не пытаться, как мы уже пробовали, спичкою поджечь ледяную глыбу, а создать все условия для единого массового выступления на Востоке — в британских колониях. Я предлагаю направить лучшие кадры: в Среднюю Азию — товарища Фрунзе, моего заместителя по армии, а в Закавказье — нашего верного, испытанного товарища, опытнейшего революционера и партийного организатора — Иосифа Виссарионовича Сталина! Я считаю, неразумно держать в Москве, пусть даже на такой ответственной должности, как секретарь ЦК партии, столь энергичного вожака народных масс, тем более хорошо знающего местную обстановку. Кто «за», товарищи? — Троцкий обвел собравшихся взглядом. — Большинство. Уважаемый Иосиф Виссарионович, надеюсь, вам хватит месяца, чтобы сдать дела новому секретарю и предоставить для обсуждения в ЦК ваш план действий.

— Безусловно, Лев Давидович, — сдерживая клокотавшую в груди ненависть, улыбнулся Сталин. — Я буду сражаться там, куда меня пошлет партия.

— Я знал, что тебе можно доверять, Коба! — Троцкий подошел к коренастому грузину и горячо обнял его. — Вот настоящий ответ старого большевика!

Члены ЦК расходились не спеша, переговариваясь, обсуждая накопившиеся мелкие и не очень мелкие вопросы, согласовывая совместные действия и семейные праздники. Над кремлевскими башнями, обещая жару, пламенел закат. У автомобилей в ожидании хозяев курили шоферы и охранники.

— Я все слышал. Я все понимаю, Иосиф Виссарионович, — тихо произнес Дзержинский. — У нас в запасе не более месяца.

— У нас менее месяца и никакого запаса. То, чего хочет Троцкий, нельзя ему позволить. Как нельзя потушить этот закат. Следующим ходом он попросту смешает меня с грязью. Нам следует поторопиться. Скажите, Феликс Эдмундович, что слышно из Парижа?

— Наш агент нащупал вариант прямого выхода на генерала Згурского.

— Нащупал… Вариант… — повторил Сталин. — Слишком мало времени, чтобы щупать варианты. Мы должны ударить быстро и точно. Пусть наш товарищ поторопится. Если нужно, пусть не жалеет денег, вербует хоть самого президента вместе с Эйфелевой башней, но операция «Картель» должна быть завершена в ближайшие недели! Успешно завершена.

Середина мая 1924

Дмитрий Скороходов развернул замасленную бумажку с карандашной надписью и сверил адрес: «Отель д'Арманьяк». Правила конспирации требовали уничтожать все записи, так или иначе касающиеся дела, но он решил пока сохранить этот обрывок «Пари трибюн», чтобы при необходимости апеллировать к случайности знакомства. Как говорят французы, улица полна неожиданностей. Любому полицейскому могло прийти в голову потребовать документы у импозантного мсье с иностранным выговором. К чему сообщать блюстителям закона, что перед ними сотрудник дипломатического представительства Советского Союза. В кармане Скороходова лежал аргентинский паспорт на имя Дмитрия Протасова, в изящном портфеле из крокодиловой кожи — рекомендательные письма руководству завода «Рено». Если что, сеньор Протасов занимается оптовой закупкой и продажей автомобилей, и ему срочно требуется механик.

Скороходов остановился у заросшего плющом въезда во двор и не спеша, словно любуясь, стал разглядывать старый особняк с небольшим парком перед ним. В те давние времена, когда городская резиденция графов д'Арманьяк только строилась, она замышлялась как трехэтажное здание. На первом этаже были кухня, кладовые и комнаты слуг; на втором — залы, музыкальные салоны; третий этаж целиком отводился под комнаты господского семейства и гостей. Уже много позже, в девятнадцатом веке чердак величественного особняка был перестроен в мансарду и теперь глядел на Париж окошками маленьких комнатушек, смотрясь при этом довольно нелепо — как дамская шляпка на гвардейском кирасире. Судя по четверке перед номером квартиры, в одной из таких дешевых каморок мансарды и жил новый знакомец Скороходова.

Представитель аргентинской компании опустил взгляд. У правого крыла отеля под навесом красовался десяток столиков, вокруг которых, оживленно болтая, сидели люди довольно богемного вида. Из помещения доносились звуки фортепиано.

«Литера, — прочитал Скороходов. — Что ж, кафе — это неплохо. Это может пригодиться. Скорее всего господин Тимошенков столуется именно здесь».

Неподалеку от кафе на площадке стояло несколько автомобилей: «рено», «де — дион — бутоны», старенький «форд». Среди этого колесного хлама трехмачтовым клипером меж рыбацких шаланд красовалась новенькая «изотта — фраскини».

«Да, хозяин этой красотки живет явно не на четвертом этаже», — подумал Скороходов и замер, точно приклеившись к тротуару. К автомобилю быстрым размеренным шагом приближался коренастый широкоплечий мужчина с седеющей бородой, несколько угрюмым лицом и тяжелым взглядом исподлобья.

— Згурский! — прошептал SR–77.

Он постарался скрыться за густой завесой плюща. Всего несколько дней назад Скороходов помогал внести потерявшего сознание генерала в пражскую аптеку. Вряд ли Владимир Игнатьевич тогда запомнил его лицо. Но вдруг?

«Неужели он тоже приезжал к Тимошенкову? Если так, выходит, безвестный капитан — птица высокого полета. Иначе с чего бы вдруг одному из руководителей белого движения ездить к нему в гости? Надо быть с ним поосторожнее».

Скороходов, вжавшись в каменную ограду, смотрел, как выезжает из ворот отливающая темным лаком «изотта — фраскини».

«Идти или не идти?» — думал он. Осторожность — бледнокрылая богиня тайных операций — требовала повернуть назад. Но полученная утром директива Центра звучала жестко и однозначно: «Максимально ускорить… Принять самые энергичные и решительные меры…»

«Ладно, мичман Протасов. Кто не рискует — тот не пьет шампанского. Итак, я планирую купить большую партию автомобилей «рено». Мне необходим квалифицированный механик, чтобы проверить товар. А дальше, — Скороходов вздохнул, — как уж карта ляжет. Искать другие подходы к Згурскому, похоже, нет времени».

Постояв еще немного, «аргентинец» вальяжной поступью направился к отелю. Лифт отсутствовал. Лестница с третьего на четвертый этаж узкая, полутемная. Когда Скороходов поднялся на лестничную площадку мансарды, в коридоре, разделявшем два ряда комнат, послышался стук и чей — то голос:

— Мсье Тимошенков?

«Ну и ну! — нахмурился Скороходов. — Экая популярность!»

— Откройте, это комиссар Рошаль!

Снизу на лестнице послышались шаги.

«Неужели засада? — подумал SR–77, судорожно соображая, что делать дальше. В коридоре щелкнул замок, впуская полицейскую ищейку в комнату русского механика. — В конце коридора должен быть туалет, — вспомнил Скороходов и, едва дождавшись, когда захлопнется дверь, поспешил туда. — Если что, всяко бывает. Приключился казус, срочно припекло. Версия хлипкая, но, как говаривал Муравьев — Амурский, за неимением гербовой, пишем на туалетной».