Русский транзит - Измайлов Андрей

Если хочешь знать, бред бредом, а валютка-то капает. Это с непривычки страшновато, но докторам привычно. Дело есть дело. Если хочешь знать, очень даже прибыльное.

Да, я хотел знать. Кости запродавшихся, сыгравших в ящик бомжей – одно. А живого человека расфасовать по контейнерам и сплавить в Швейцарию – другое. Или тоже – и ТАКОЕ только с непривычки страшновато?! Тоже мне – самураи! Отряд 731. Пациенты – «бревна»: распиливай вдоль и поперек!

Нет, ничего такого она не знала! Ни сном, ни духом! У каждого своя поляна. Ее поляна – массаж, биостимуляция, вербовка смазливых телочек на конкурсы, если уж на то пошло. Но не хирургия. Хотя все повязаны, но каждый о другом знает только то, что считают нужным сообщить. Дело есть дело. Потому-то и заметалась, как с ума сошла, когда поняла, чем пахнет! И топор… Сначала, если хочешь знать, готова была на них броситься с топором. Но сообразила: крови много, толку мало. И – к щиту. Она аккуратно там закоротила, если хочешь знать. Они все век будут разбираться, но не поймут, в чем же дело. Она же не дура полная – себя подставлять! Сегодня она свет вырубит в разгар операции, а завтра ее же скрутят и на тот же стол, на ту же операцию. И никто не хватится. Никому она не нужна. Нет у нее никого…

И у Леньки Цыплакова никого. Никто и не хватился. И у меня, кстати, тоже – никого. И сколько еще аналогичных случаев! Швед! Да, Швед! Он ведь остался на койке в больнице! А я тут, в его квартирке прохлаждаюсь! А он… А они, Резо-Давид-Илья… Хотя вряд ли… У Шведа и адрес есть, и жена, и Сандра. Хай поднимут, искать начнут. Зачем вурдалакам лишние хлопоты! Вурдалаки подберут полного одиночку. Вроде меня. Вроде птенца-Цыпы. Впрыснут этаминол или еще что-нибудь… Лишние хлопоты. Все вокруг – это лишние хлопоты. Жив-здоров – вот главное. Остальное – лишние хлопоты…

Кажется, засыпаю. Кажется, глюки начались. Лийка вошла? Нет, не Лийка. Никто не вошел. Маринка была, она и есть. Тик-так. Время идет. Диван угловой, жесткий. Ничего! Колени. Мягкие, уютные. Лучше всякой подушки. Сейчас я только на пару минут. Только глаза прикрою. Этаминол. Двойная доза. Рано или поздно должен был подействовать. Подействовал. А что за этаминол? С чем его едят. Его вкалывают… Резо… Верзо… Пузо, железо, Резо. Три слова на «зо». Ариозо… Тетя, что такое этаминол? Ты должна знать, у тебя работа такая, чтобы знать про этаминол… Еще Костя Сурнов должен знать. Я с ним встречусь, он мне расскажет – я вас всех одним щелчком, если ты, тетя, мне ничего не хочешь рассказать про эта… эта… Ну, эта… как его?!

Она хочет рассказать. Она даже говорит: этаминол, барбамил, мажептил… аминазин… превышение дозы ведет к наркомании, ортостатическим коллапсам, дерматиту, аллергии с отеками лица и ног…

Знаю! И без тебя, тетя, знаю. Отеки. Ноги отекли, затекли – каждая нога из свинца. И лицо, тяжеленное лицо, глаза не открыть, головой не пошевелить. Спа-ать, спа-ать. Сплю. Сплю, а Маринка мне на сон грядущий сказку, что ль, рассказывает? «К диспепсическим расстройствам, токсическому гепатиту, агранулоцитозу…». У соседа гепатит – пожелтел как листик… Замечательная сказка. С хорошим концом! Все остальное – лишние хлопоты, да. Да-а-а…

Однозвучно звенит колокольчик… И дорога… Дорога, дорога. Покачивание. Куда-то еду, еду, еду. Вверх-вниз, вправо-влево. Колокольчик. Звенит. Однозвучно… но… Но!

Не колокольчик! Телефон!

Я открыл глаза.

Телефон звенел.

Ходики остановились. Жестяная кошка застыла взглядом.

И Маринка тоже – она тоже застыла взглядом, уставившись в гонконгский телефон-трубку, который однозвучно, заунывно, не переставая… звенел.

Все по-прежнему. Это – кухня а ля рюс. Это квартира Шведа. Рядом – Маринка. Это – я. Телефон звенит.

Кто? Кто это может быть? И кого надо? Шведа? Лийку? Меня?

Маринка инстинктивно прижала палец к губам: мол, тихо! Дурочка, соображать надо: пока трубка не снята, здесь можно хоровое пение устраивать – на другом конце провода не услышат. А трубку совсем не обязательно снимать, отзываться. Даже строго не рекомендуется отзываться. Впрочем, петь хором тоже не рекомендуется. Я поймал себя на том, что сам веду себя так, будто опасаюсь быть услышанным. Крадучись прошелся по кухне, размял основные группы мышц, жестами показал Маринке: собираемся по-быстрому и уходим.

К чему таиться? Можно и вслух сказать. Тем более, гонконгская свиристелка наконец смолкла.

Собраться по-быстрому удалось без труда, а вот уйти…

Я всего-то швырнул пригоршню-другую холодной воды в лицо, чтобы окончательно прочухаться. Потом пожужжал электробритвой Шведа – щетина вылезла совершенно бандитская, а когда еще доведется побриться. Дунул – прочистил ножи: альбиносная поросль Сереги ничего похожего с моей не имеет. За всё про всё уложился в три минуты. А вот Маринка оккупировала ванную надолго, заперлась после меня и… непонятно чем там занялась. На мое нетерпеливое постукивание сдавленно шипела сквозь дверь:

– Должна я хоть глаза в порядок привести?!

Глаза так глаза. Действительно, должна. Вся ее облицовка мордашки за ночь потекла, расползлась. Косметический ремонт требовался. Но не вечность же ему длиться!

– Скоро ты?

– Вот пристал! Сейчас!

– Не трогай там ничего, слышишь!

– Очень надо! Если хочешь знать, тут и нет ничего приличного. Ватки кусочек-то могу отщипнуть?

Я напряг слух, пытаясь угадать, скоро ли закончится «ремонт» и в какой он стадии. И вовремя напряг: угадать не угадал, но поймал посторонний звук. Спиной поймал.

Я стоял спиной к выходу из квартиры – и ощутил, что в замке проворачивается ключ.

Лийка?!

Нет. Хозяйка дома справляется с замком мгновенно, привычно, движениями, доведенными до автоматизма. А здесь – кто-то шуровал очень и очень аккуратно, неслышно, мягко.

С того момента, как заткнулся телефон, прошло минут десять-двенадцать. Могли проверять, есть ли кто дома, прямо из будки у подъезда. Проверили – и… Но кто?

Я кошачьим прыжком занял позицию не за дверью, а… над ней. Проще простого: по стенке у самого потолка тянулась труба газопровода – за нее рукой, а ногами враспорку. И правильно! Замок щелкнул. Неизвестный гость выждал длинную секунду, потом резко и плотно припечатал дверью (припечатал бы!) предполагаемого противника – благо, что противника там не оказалось. И ухитрился все это проделать почти бесшумно. И сделал шаг внутрь, в квартиру.

Я разглядел густоволосую макушку и в следующий миг увидел бы вздернутое вверх лицо – гость учуял угрозу сверху каким-то шестым чувством. Но именно в этот миг ничего не подозревающая Маринка созрела для выхода из ванной. Гость волей-неволей переключился на новый шорох, пригнулся, застигнутый врасплох. И здесь я достал его – двумя ногами, всей массой сверху. Даже не прыгнул, а просто обрушился, припечатал.

Надо отдать должное Маринке – она зашлась в крике, но беззвучном: рот раскрыт, испуг в глазах до полусмерти… Как в немом кино.

Теперь уже я прижал палец ко рту, сигналя ей: молчать!!! На лестничной площадке не было никого. И лифт не гудел, никто его не вызывал. Рано. Еще очень рано. В чьей-то квартире проснулся будильник. Значит, сейчас где-то шесть-полседьмого утра. Через минут сорок-тридцать народ зашевелится, заспешит на работу, на службу.

Я перевернул тело на спину, лицом вверх. Неизвестное мне лицо. Крепкое, сильное и… бледнеющее на глазах. Этого только не хватало! А если я ему шейные позвонки поломал?! Тогда – труп. Я взял двумя пальцами за подбородок, повертел – да нет, в порядке у гостя позвонки. Через какое-то время очнется. И это время необходимо употребить с толком.

Я глазами показал Маринке на лифт, она по стеночке, по стеночке, впритирку выскользнула на площадку, нажала кнопку – лифт ожил, стал подниматься. А я пока обхлопал бездыханное тело по карманам: абсолютно ничего!

Лифт остановился, дверцы разъехались. Я втащил неизвестного гостя в кабинку, усадил в дурацкую пьяную позу и для большей натуральности ткнул пальцем под ребро – моментальный рвотный рефлекс: бесчувственная кукла согнулась и гортанно хрипнула, выпустив изо рта лужицу желчной слюны. Тьфу, пакость! Я оставил куклу в одиночестве и нажал на прощание кнопку верхнего этажа, дверцы съехались, кабинка пошла ввысь, там и заглохла, под крышей. Пусть теперь жильцы наводят порядок в собственном подъезде – участкового вызывают или своими силами вышвыривают подгулявшего алкаша. В любом случае с его стороны не последует повторной попытки вламываться в чужую квартиру.

Маринка была готова хоть на край света. Но только со мной. И только не обратно в больницу. Так она сказала.

А я ей сказал, что – как раз без меня и как раз не на край света пока, а именно в больницу. Во-первых, исчезновение Боярова объяснить проще простого, а одновременное с Бояровым ее исчезновение… тогда тоже объясняется однозначно. Но если она как ни в чем не бывало явится на работу, подозрения в пособничестве беглому больному если не отпадают полностью, то по крайней мере ослабевают. Согласна?.. Во-вторых, Маринка нужна мне в больнице, даже не мне, а Шведу – должен кто-то Серегу предупредить, чтобы тот прикинулся дебилом и лишних вопросов не задавал, в новых попойках не участвовал, от сомнительных процедур и непонятных лекарств отказывался наотрез. Согласна?.. В-третьих, у меня на сегодня такой э-э… план мероприятий, что лучше побыть одному. Согласна?.. Маринка кивала головенкой, ничего другого не оставалось, как соглашаться, но…