Венгерский набоб - Мор Йокаи

Но прежде чем попал туда честный наш службист, пришлось ему преодолеть великое множество дверей, перед коими, равно закрытыми и открытыми, он всякий раз останавливался постучать; отворено, так в притолоку стучал, пока следовавший по пятам с охапкой актов старый гайдук Пал не вталкивал его силой: чего стучаться, мол, коли некому отвечать. Но вот и архив. Завидев управляющего, барин Янчи подался вперед в своем кресле и протянул руку. Однако Петер вместо того, чтобы пожать ее, подойдя слева, во избежание промаха столь грубого, бочком обошел сначала весь длинный дубовый стол, но и тут остановился в трех шагах и поклонился почтительно.

- Ну! Ближе, ближе, - понукнул комнатный гайдук. - Не видите: его благородие лапу вам переднюю подает.

- О, прощения просим, - возразил, убирая руки, верный управитель, недостойны мы чести такой.

И уж больше нипочем нельзя было его заставить подать руку барину Янчи, которого лишь он один, пожалуй, чтил и величал чин по чину. Не удалось и убедить сесть рядом с ним, - пришлось Палу силком на стул его посадить. Но он тотчас опять вскочил, да так и остался стоять перед барином.

Колоритные были это фигуры: его высокородие, управляющий и гайдук. У Карпати лицо в этот час было необычно веселое, большой лысеющий лоб сиял, как церковный купол, редкие седые пряди серебряной мишурой курчавились на висках и затылке. Щеки гладко, аккуратно выбриты, усы расчесаны, и глаза уже не воспаленные больше. Разгладились и все некрасивые складки.

Напротив - честный управитель с заученной миной прошлого еще века на бледно-смуглом лице: бдительная готовность и всенепременное почтение. Усы подстрижены коротко, чтобы долго с ними не возиться; но куда, верно, больше хлопот с диковинной пудреной косой, которую, перевив траурной лентой, точно почтенную реликвию прошлого, носит всем на удивление славный сей чудак. И кафтан на нем покроя самого допотопного - не поймешь, фрак или атилла: долгополый, но спереди не застегивается, открывая длинный, до бедер, жилет с серебряными пуговицами.

Позади управляющего - старый гайдук Палко в доломане со шнурами.

Он тоже сед; вместе росли, вместе состарились все трое, и Палко по сю пору так же с его высокородием разговаривает, как во время оно, когда вместе в мяч с ним играли во дворе.

Поседела голова у молодца, но волосы все целы: длинные, густые, они гладко зачесаны назад и прихвачены кривым гребешком. Нафабренные усы грозными сапожными шильями торчат в разные стороны; черты лица до того просты, что тремя штрихами схватил бы художник поискусней, с цветом только пришлось бы повозиться: нелегко подобрать такой, искрасна-багровый.

- Поелику ваше сиятельство великодушно снизойти изволили проверить отчетность самолично, - сказал, подходя к столу, Петер, - поимел я смелость в некую систему почтительнейше все привести для удобства обозрения. Вот, ваше сиятельство.

И сделал знак Палу положить бумаги.

Тот с ожесточеньем свалил на стол всю охапку. И не удержался, добавил:

- Сколько бумаги хорошей извели, всю как есть перемарали. Вот жалость-то!

- Не мели глупостей! - одернул его барин Янчи.

- Да ведь для вашего высокородия и чистая бумага сошла бы, все едино не слушаете ничего. Украли так украли, зачем вам еще знать, что?

- Ах, собачий сын! Это ты со мной так разговариваешь? Вот нарочно все отчеты пересмотрю, и ты стой здесь, за моей спиной.

- Вот они уже у меня где, отчеты эти ваши, - проворчал старый слуга.

- Заткни рот! - оборвал его барин Янчи.

- Заткнул уже, - с комическим усердием зажав пятерней усатые свои губы, пробормотал Палко.

С достохвальной решимостью протянул барин Янчи руку к верхней кипе, содержавшей отчеты приказчика Яноша Карлато, и стал в ней рыться, пока не убедился, что начала найти никак не может. Тогда подвинул он кипу к Петеру. Тот мигом отыскал нужный лист.

- Вот: роспись доходов и расходов по каждому имению за текущий год.

Послушаем и мы. Скучновато немного, да поучительно зато узнать, как в набобовых именьях хозяйничали.

Петер, преклонным летам вопреки, читал без очков.

- "Доходы с какадского имения, как ниже расписано, поступили в тысяча восемьсот двадцать четвертом - двадцать пятом году следующие..."

Тут Петер прервал чтение.

- Здесь я на полях, с милостивого вашего позволения, заметочки кое-какие осмелился сделать по соответствующим пунктам; благоволите выслушать?

Барин кивнул: благоволит, мол.

- Итак: в сем году какадское поместье дало двенадцать тысяч коблов [кобел - старинная хлебная мера, 30,3 л] пшеницы. Вот и выходит: мы только-только вернули, что посеяли. И это еще на лучших наших землях.

- Год плохой был, - сказал в извиненье приказчику барин Янчи. - Хлеб полег, летом градом побило; в скирдах пророс из-за дождей.

- Вот и приказчик то же говорит, - отозвался Петер, - да только коз бы на озими пустить, прокосить местами, и не полег бы, а против градобития в Пожони застраховать; да и рига у него там пребольшущая, снести туда - и не пророс бы, уцелел бы урожай.

- Ладно, любезный, пошли дальше. Другой раз умнее будем. Предоставьте уж это мне.

- Продано двенадцать тысяч мер по восемь форинтов каждая, - столько дерский хлеботорговец дал, всего девяносто шесть тысяч ассигнациями; а в газетах видал я, что в Пеште клейковинная пшеничка по одиннадцати шла, - и просто было отвезти, все одно быки без дела стояли из-за наводненья.

- Да, но наводнением и мост ведь снесло, как было через Тису переправляться.

- Что снесло, хорошего мало, да плотину бы в порядке держать, так и не снесло бы!

- А уж это забота не ваша. Дальше, дальше!

- На рапс столько времени покупщиков дожидались, что преть начал, еле-еле восемь тысяч выручили. Это уж недосмотр прямой - дождей тогда, сколь мне ведомо, не было, просто крестины приказчик справлял, убранный рапс в копнах остался, оттого и задохнулся, закис вон, почернел.

- Ну вот. Что же вы, не христианин, что ли? По-вашему, сына окрестить не важнее разве рапса какого-то? Нет уж, тут мне видней.

- Сено смыло все, поскольку ваше сиятельство как раз в уборку на охоту погнали всех, кто вилы может держать. А по этой графе завсегда изрядные суммы показывались.

- Ну, тут я один всему причиной, - они, бедняги, не виноваты; так сам уж как-нибудь и разберусь.

- Доход, однако же, из-за того новой статьей пополнился от шкур овечьих да лошажьих: скотина падать стала от бескормицы.

- Вот видите, убыток прибытком обернулся.

- Но по шерсти зато уменьшились поступления, у нас, бывало, значительные.

- Все равно цены настоящей не давали, спроса не было этот год.

- Далее...

- Хватит, Петер, довольно. И так видно: человек честный, порядочный, пишет все, как есть. А это чьи там бумаги?

- Это Таде Каяпута отчет, нилашского управителя.

- А, интересно; как он, новенького ничего не изобрел?

Поименованный одержим был духом предприимчивости и в порученном его заботам имении завел образцовое хозяйство, которое уносило, однако, несравненно больше, нежели приносило.

Поставил завод сахарный, но патоку толком не доваривал, и фунт его клейкого тестообразного "сахара" в десять форинтов обходился.

Занимался шелководством, но локоть шелковой ленты обходился опять-таки слишком дорого, - дешевле локоть готового бархата купить.

Прослышал где-то и про вайду [растение семейства крестоцветных; до распространения тропического индиго и открытия синтетического культивировалось для получения синей краски] и закупил ее видимо-невидимо с намерением добывать индиго; но выжатый сок закис у него, пока он придумал, как краску осадить.

Построил и гуту, дрова для нее покупая за наличные, но другого стекла у него не получалось, кроме зеленого, а его никто не брал.

Хвойный лес посадил для укрепления песков, - но весной, и к осени от него следа не осталось.

Сукновальню завел и нарядил туда главным мастером одного разорившегося ткача из Сакольцы, тот и пошел синие драпы ткать, которые после трехнедельной носки совершенно разлезались, а промокнув, садились настолько, что руки торчали из зипуна по локоть, зато рубашка так просинивалась - и зипуна не надо.

Словом, расход на хозяйство был куда больше приходов, вот и весь результат.

- Вот ведь как оно получается, когда хозяйствовать ученые берутся, изрек барин Янчи, нахохотавшись вдоволь над каждой статьей.

- Осмелюсь доложить, - вставил Петер, - так получается, когда хозяйничают недоучки; наука - яд, который в больших дозах излечивает, в малых же убивает.

- Ну-ну, поглядим, как там остальные! Это что за тоненькая связка?

И стал ее вытаскивать.

- Арендатора опаловой копи отчет. Заместо четырех тысяч аренды опалы вот шлет, которые у него же можно купить за тысячу.

- Ну а что ему, горемыке, делать-то? Жить тоже надо. Шестеро детей, говорят.

- Но из Галиции был тут купец, осмотрел копь; за двадцать тысяч берет в аренду, хоть сейчас.