Большой, маленький - Джон Кроули

Не теряя автомобиль из виду, они остановились у каменной стены и, прежде, чем перебраться через нее, достали фляжку, чтобы сделать по глотку, как поступают все охотники.

— Когда я подрос, — рассказывал доктор, вытирая рот рукавом, — я начал спрашивать, откуда я взялся. Ну, я узнал от них об Эми и Августе. Но видишь ли, Эми никогда не хотела, чтобы произошло то, что случилось, она старый друг семьи. Хотя все и так все знали, и Крис Вудс тоже и она всегда плакала, когда я приходил навестить ее. Виолетта, казалось, совсем забыла Августа, хотя ты никогда не знал ее. Нора просто говорила: он сбежал.

Он засунул фляжку за пояс.

— Как-то я набрался смелости и спросил Эми об этой истории, но она только покраснела — и все. Август был ее первой любовью. Некоторые люди никогда не забывают первую любовь, правда? Я этим даже горжусь в какой-то мере.

— Так думают влюбленные дети, — заметил Смоки.

— Я был уже в возрасте, когда ты захотел увериться во всем этом, — продолжал доктор, — ну, кто ты такой, в конце концов. Ну, ты знаешь, как это бывает. — Смоки не знал.

— Я подумал: мой отец исчез без следа. А нельзя ли и мне сделать то же самое? Может быть, это у меня тоже в крови? И может быть, если я найду его после кто знает каких приключений, я заставлю его признать меня. Я сожму его плечи руками и скажу ему: я твой сын.

Он откинулся на спину и уныло присосался к фляжке.

— Ну, и вы сбежали?

— Да, вроде как.

— Ну, и что?

— Мне не удалось далеко убежать. Но успел получить докторскую степень, хотя у меня никогда не было достаточно практики; я посмотрел Старый Свет. Но я вернулся.

Он смущенно улыбнулся.

— Думаю, они знали, что я вернусь. Софи Дэйл знала. Она этого и не скрывает.

— Вы никогда не нашли своего отца, — полувопросительно сказал Смоки.

— И да, и нет. — Он смотрел на стога сена в поле. Скоро поле превратится просто в холмистую землю, где ничего не растет. — Я думаю, что это правда, что, хотя мы и отправляемся далеко от домов поискать счастья, но находим то, что ищем у себя, в двух шагах от дома.

А в это время за ними наблюдал луговой мышонок, замерев без движения в своем тайничке в каменной стене. О чем это они? Он принюхивался к отвратительному запаху крови, исходившему от них, смотрел, как двигались их рты, как будто они поглощали огромное количество пищи, но они ничего не ели. Он присел на корточки на мягкой подушке из лишайника, как с незапамятных времен делали его далекие предки и удивлялся, быстро подергивая носиком и поводя глазами, прислушиваясь к звукам, которые издавали два пришельца.

— Не стоит вникать в это слишком глубоко, — сказал доктор. — В то, что уже произошло и ничего нельзя изменить.

— Нет, — слегка осуждающе отозвался Смоки.

— Мы, — продолжил доктор и Смоки задумался над тем, что он имел в виду под словом «мы», — мы имеем свою ответственность, и не следует просто отправляться на поиски и не обращать внимания на других, которые что-то хотят или в чем-то нуждаются. Нужно думать о них.

Так и не додумав свои мысли до конца, луговой мышонок уснул, но тут же проснулся, когда два больших существа встали и стали укладывать свои непонятные принадлежности.

— Иногда мы не все понимаем, — сказал доктор с таким видом, как будто он постиг эту мудрость после многих потерь. — Но мы вынуждены играть свою роль.

Смоки выпил и закрутил фляжку. Собирался ли он действительно отказаться от своей ответственности, выбросить свою часть сделать что— то ужасное и неприятное самому себе? То, что вы ищите, находится рядом с вами: в данном случае это плохая шутка. Он не мог ответить на это и не было никого, у кого бы он мог получить ответ, он знал только одно: он устал от борьбы.

Но как бы то ни было, подумал он, это случалось в мире уже не один раз. Не он первый, не он последний.

УРОЖАЙНЫЙ ДОМ

Раз в год в семье проводился званный ужин, когда на стол подавалась разнообразная дичь. В течение целой недели приезжали люди, которых принимала тетушка Клауд. Они привозили арендную плату или объясняли, почему не могут заплатить. Смоки это не очень удивляло, так как он не имел представления о размерах их собственности и ее ценности, хотя эта ежегодная церемония весьма напоминала ему феодальные отношения. Большинство из тех, кто появлялся в доме приносили также какую-то дань: галлон яблочного сидра, корзинку яблок с розовыми бочками, помидоры, обвернутые розовыми листками бумаги.

Флудс, Ханна и Сонни Нун, самые крупные из их арендаторов, остались на ужин. Руди принес утку из собственного хозяйства, чтобы разнообразить стол; по такому случаю из комода была извлечена кружевная скатерть, издающая легкий запах лаванды. Клауд открыла свою полированную шкатулочку, где хранила свадебное серебро /она была единственной невестой из рода Дринквотеров, которая получила серебро — Клауд всегда была очень аккуратна с такими вещами/ и зажгла высокие свечи.

На стол поставили много хмельного темного вина, которое Вальтер Оушн делал каждый год и переливал его в бутылки — это была его дань. Были произнесены тосты перед подачей лоснящихся от жира запеченных уток, выпили и за осенний урожай. Руди встал, при этом его живот навис над краем стола.

— Благословляю хозяина этого дома, — начал он, — хозяйку тоже благословляю, а также и маленьких деток, которые бегают вокруг стола.

Этот год был отмечен появлением на свет его собственного внука Робина, у Сонни Нун родились близнецы, а у Смоки — дочь Тэси.

Мать встала со своего места и высоко подняла свой бокал.

— Желаю вам, чтобы ваш дом обошло ненастье, чтобы тепло вашего камина всегда согревало вас, но больше всего я желаю вам любви, даже когда идет снег.

Смоки начал было произносить свой тост по латыни, но Дэйли Алис и Софи недовольно заворчали, поэтому он остановился и начал снова. Он произнес тост в стихах, восхваляющий гуся, табак и одеколон.

— Я не знал, что ты заядлый курильщик, — улыбаясь сказал Руди.

— А я не знал, Руди, что у тебя такое любвеобильное сердце, — запальчиво отозвался Смоки, помогая тому разлить вино.

После обеда Руди копался в груде старых пластинок, тяжелых, как блюда, которыми долго никто не пользовался и теперь они в пыли громоздились на буфете. Он перебирал это богатство, встречая их, как старых друзей, радостными криками. Пластинки ставили на проигрыватель и танцевали.

Дэйли Алис, пройдя в танце один круг, почувствовала себя не в силах продолжить танец и, сложив руки на своем большом животе, отошла в сторону и отдыхала, наблюдая за другими. Великан Руди кружил свою маленькую жену и Алиса подумала, что ему, должно быть потребовалось прожить с ней много лет, чтобы научиться не повредить ее; она представила, как он всем своим огромным весом лежит на ней, — нет, наверное, она карабкается на него, как на гору. Смоки запел какую— то идиотскую песенку с глупыми, бессмысленными словами. Это вызвало у нее улыбку. Откуда он узнал слова этих ненормальных песенок, он, который, казалось, знает все то, что знают остальные. Он танцевал с Софи, которая была для него слишком высока, ведя ее галантно, достаточно неумело.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});