Тень Лучезарного - Сергей Малицкий

Лава оглянулась. Все в предоставленной им с Литусом комнатушке было таким – удобным без следа скупости и щегольства одновременно. Широкий лежак был сделан из дуба, но его прочность превалировала над красотой. Удобный тюфяк скорее всего был набит конским волосом и прятался под дорогим бельем, но покрывало явно видело не только лучшие годы, но и лучшие десятилетия. Все это стояло на обычном каменном полу, на нем же лежала изрядно потертая коровья шкура. На нем же стоял и ничем не украшенный сундук, выполненный, однако, из красного дерева. Простенькое, накрытое глиняной крышкой отхожее место в углу комнатушки, за глиняной же печью, тем не менее не издавало никакого запаха. Жаль, что не было зеркала. Лава наклонилась над чаном с водой, пригляделась к собственному отражению, взъерошила короткие волосы, вздохнула об утраченном богатстве, но тут же вспомнила, что оно в целости и сохранности лежит в ее мешке. Зачем ей теперь отрезанные волосы? Хотя в сказках из женских волос воины плели тетивы для луков. Но и лука у нее тоже нет. А теперь нет и меча.

Лава посмотрела на угол, в котором лежал ее мешок, на забитые в стену над ним костыли, на которых висела ее одежда, шагнула к столу, стоявшему у изголовья кровати. На черной от времени столешнице стоял глиняный кувшин, на блюде лежал хлеб, сыр, тушеное с фруктами мясо. Интересно, кто приносил еду, или Литус сам ходил за ней? Во всяком случае, Лава проснулась обнаженной, одеяло сбилось в жарко натопленной комнате к ногам. Ладно. Теперь было бы неплохо перекусить. Но чуть позже. Неужели он и в самом деле оставил ей подарок собственной матери? Блюдо, словно стальная змея, окружал пояс Литуса. Оставил, значит, так и надо, но не натрет ли ремень ей живот или бедра? И как же она застегнет его, если у нее вырастет живот? Что значит если? Обязательно вырастет. Рукоять диковинного меча вместо пряжки, конец лезвия заходит под нее, под рукоятью крючки, но увеличить размер пояса можно только на две ладони. Хороша же она будет, когда пояс придется застегивать под животом? Или к тому времени война закончится? Или закончится она сама, Лава? Пять метательных ножей с одной стороны, два кинжала с другой, кисет с мантией и, кажется, кошель, и еще какие-то кисеты – с другой. Все в рунах защиты. Фламма, наверное, прочитала бы каждый знак и все объяснила. Но Фламмы уже давно нет… Блеск черного изогнутого клинка и бронзовых скоб снаружи, бронзовые сплетенные друг с другом кольца под клинком и желтая мягкая широкая кожа изнутри. И никакой магии. И даже от мантии… Все сделано как надо. Позаботился…

Она провела ладонью над поясом. Нет. Странное ощущение, почудившееся ей после пробуждения, было не от оставленного Литусом меча. Что-то другое слегка беспокоило ее.

Лава взяла кувшин, глотнула легкого араманского вина, затем подняла пояс. Разомкнула замок под рукоятью, надела пояс на голое тело, ощупала. Новое оружие явно весило меньше прежнего. И ножи снимались с пояса легко и одновременно крепились на нем надежно. Лава выдернула из ножен один кинжал, приложила его к предплечью, он был для нее в самый раз, как будто затевался под женскую руку. Все тот же черный металл, с серым наконечником, как будто конец клинка поседел на толщину трех пальцев. И никаких украшений. И ножи тоже серые на остриях. И опять никакой магии. Лава подбросила на руке один из ножей и метнула его в сторону табурета. Нож завяз в толстой опоре. Следом за ним последовали его собратья, потом и кинжал, хотя он-то уж явно не предназначался для метания. Что сделать с последним? Испортить клинок? Или испытать его?

Она раздумывала секунду, пожалуй, даже две секунды, непозволительно много для капризной и беременной почти принцессы. Или же бродяжки? Кинжал полетел в каменную стену. Полетел с силой, не так, как бросала она ножи и первый кинжал, чтобы те завязли в дереве только остриями. Бросила со всей силой. Сейчас раздастся звон, и затупленный клинок упадет на пол. И ей станет легче. Ее мать в таких случаях била посуду. Нет. Кинжал загудел, вонзившись в камень. Не веря своим глазам, Лава прошлепала босыми ногами до стены и с некоторым трудом выдернула оружие из камня. Серое лезвие не затупилось. Так вот, оказывается, чем пробиваются латы!

А что же с мечом? Сможет она им управляться, как Литус, или это стальное черное кольцо будет болтаться у нее в руках, словно пастуший кнут?

Лава пригляделась к поясу, ухватилась за рукоять и одним движением выдернула меч. Почти на излете руки, но удобно. Клинок был длиной в полтора локтя, но локтя женских. И рукоять не скользила в руке, если бы еще оружие не билось, подобно выдернутой на берег удильщиком рыбе, да не мешался выступ на рукояти под большим пальцем. Точно напротив выемки в гарде. А ну-ка?

Лава поднесла рукоять к глазам, пригляделась к едва различимым зазорам и попробовала сдвинуть выступ к гарде. С некоторым усилием, но это удалось. И тут же меч перестал болтаться в руке.

– Отлично, – прошептала Лава, сделав несколько выпадов. – Правда, надеюсь, его не придется доставать часто, потому как вставлять его обратно в пояс на людях будет неловко. Может быть, на каждый день обойдусь дакским трофеем?

– И долго ты еще будешь забавляться? – раздался чуть насмешливый голос у нее в ушах.

– Кто это? – оторопела Лава, оглянулась, вспомнила, что она все еще обнажена, упала на постель и потянула на себя одеяло.

– Твоя теперешняя покровительница, – продолжил звучать голос. – Не скажу, что я в восторге от этого бремени, но чем ближе мы к краю пропасти, тем глупее капризы. Я магистр ордена Воздуха, но ты меня будешь называть просто Лакрима. И перестань озираться, вывихнешь шею. Я не вижу тебя, так что если ты сидишь на стульчаке, можешь сидеть дальше. Но что-то я все-таки разбираю даже сквозь охранную магию Амплуса. Тем более что окно в твоей келье приоткрыто. Так… Кажется, ты любовалась мечом и метала ножи в стену. Достойное занятие для будущей матери. Собирайся. У тебя есть около четверти часа.

– А потом? – судорожно принялась натягивать белье Лава.

– Выходишь из предоставленных Амплусом покоев, спускаешься вниз и оказываешься на площади, – удивилась Лакрима. – Или ты думаешь, что я предложу тебе вылететь в окно? Окно, кстати, закрой.

– А меня выпустят? – спросила Лава.

– С облегчением, – проговорила Лакрима. – Что бы ни говорил Амплус, у него есть женщины в ордене. Но ни одна из них не расхаживает голышом по своей келье. Согласись, это нелегкое испытание даже для послушников ордена Земли. А уж знать, что вы творили всю ночь со своим молодым мужем…

– Они подглядывали? – ужаснулась Лава.

– Нет, конечно, – успокоила девушку Лакрима. – Но они знали. К тому же там все хорошо слышно. Во всяком случае, я твои стоны слышала даже из своей башни, всего лишь открыв окно. Но ты не тушуйся, дело молодое. Лучше поторопись. Балахончик ордена Воздуха ждет тебя в сундуке. Только ничего из амулетов. Ничего.

– У меня и нет ничего, – прошептала Лава в растерянности, но тут же поняла, что чужого голоса в ушах уже нет, и бросилась собираться.

Она успела. В несколько минут и оправилась, и облилась холодной водой, устроив, может быть, небольшой потоп в кельях ярусами ниже, и поела, и оделась, надев пояс Литуса на кольчужницу, но под гарнаш, нацепила меч даку, наручи, поножи, извлекла из сундука и в самом деле лежавший там лиловый, выгоревший балахон, и даже успела, краснея и улыбаясь, поправить постель. Затем она подхватила мешок и спустилась по узкой лестнице вниз. Ей не встретился ни один из послушников ордена. К тому же двери башни за ее спиной не только захлопнулись сами собой, но и как будто заперлись.

Под ногами скрипел снег, щеки обдавало легким морозцем, от реки на площадь полз туман, но три фигуры в полусотне шагов перед башней ордена Земли Лава разглядела. Она подошла к ним с робостью, но твердо. Все три, судя по силуэтам, были женщинами, но капюшон, заставив Лаву замереть, сдвинула с лица на затылок только одна – Лакрима. Лава замерла.

Она не раз видела прекрасную дакитку, но никогда не разглядывала ее вблизи и впервые смотрела ей в глаза. Впрочем, та и сама рассматривала Лаву. У дакитки были черные или темно-коричневые глаза. Черные, вразлет, брови, черные, коротко остриженные волосы. Нежная, чуть смугловатая кожа плавно закругляющегося к подбородку лица, тонкий нос, чуть высоковатые скулы, алые, едва заметно выдающие клыки – губы. Да, недаром в Ардуусе ходили слухи, что Лакрима никогда не снимает капюшон балахона со лба, чтобы не вносить разлад в головы и сердца сиятельных вельмож. Хотя где те вельможи? А красавица-дакитка, вот она. Здесь.

– Миленькая, – неожиданно произнесла Лакрима тем самым голосом, который уже звучал в ушах Лавы, и втянула тонкими ноздрями морозный воздух. – А каким мужчиной от тебя пахнет, просто ах! Но ты и в самом деле миленькая. Я бы даже назвала тебя красавицей. Много несчастий обрушилось на род Тотумов, я уж не говорю о роде Арундо, но и судьба одарила вас сверх меры. Пожалуй, две первые атерские красавицы Анкиды – это Камаена Тотум и Лава Арундо – Тотум по матери. Немного отстает от вас Процелла, но она еще нагонит, если останется жива. Есть и еще красавицы, но чтобы вот так, в одном роду… Хотя, Камаена меня не удивляет, все-таки в ней даккитская кровь. А вот ты…