Кровавый ветер - Раймонд Чэндлер

Ее негромкий голос звучал зловеще, но дату я вспомнил. День освобождения Эдди Горгона после оправдания его за недоказанностью обвинения. Процесс по делу об убийстве владельца прачечной. Прачечный рэкет.

Ручка двери рывком вернулась в исходное положение, а за спиной своей, со стороны ниши я услышал голос. Дверь успешно отвлекла мое внимание.

— Замри, Вильямс. На этот раз получишь пулю в затылок, куда такой крысе и положено. Молодец, Флоренс. Прочитай ему еще раз, с выражением.

Влип? Еще как! Как сопляк, сосунок желторотый. Я услышал, как Эдди Горгон сделал шаг, другой, остановился в футе от меня. А я сижу, сжав в правой руке рукоять пистолета, который больше никогда не использую. Почему я не осмотрел нишу? Конечно, там потайная дверь. Глупость? Самоуверенность? Излишнее доверие к Флэйм?

Я посмотрел на нее. Интересно, как воспримет она мою смерть. Лицо ее мертвенно бледно. Она предала меня и принимает плату за это. Но мне с этого…

— Покажи ему чашечку и прочитай. Предсмертная молитва.

Флоренс подняла кубок. Наши взгляды встретились, но вот кубок поднялся на уровень глаз. И вместо Флэйм я увидел тощую и вытянутую, искаженную сферической поверхностью фигуру убийцы, его лицо, уменьшенные крысьи глазки, ироническую ухмылку.

Выхватить пистолет, рвануться вбок — слишком он близко. Конечно, у меня есть шанс захватить его с собой. Но и только.

Но тут заговорила Флэйм:

— Умерь пыл, Эдди. Рэйс много знает. Твой брат тоже хочет…

— Здесь нет моих братьев, — одернул ее Эдди. — Здесь я хозяин. Глянь этой крысе в глаза. Посмотри, как они помутнеют. Локоточки смирненько, Рэйс. Чуть дернешься…

Локоточки смирненько, так оно и было. Но пальцы мои двигались. А Флэйм держала кубок, как будто окаменев.

— Не смей стрелять, Эдди, — приказала Флэйм. — Я его сюда привела, и я хочу, чтобы он ответил на мои вопросы.

Я медленно-медленно поднимал руку с пистолетом к своему левому плечу. Эдди пока что ничего не заметил. Он увлекся спором с предметом своего вожделения.

— Слушай, ты ведь толковала со мной. Я ввел тебя к Горгонам. А ты использовала меня, как дурака, пока не пришел Микеле. Тебя тоже стоило бы прихлопнуть.

— Я подчиняюсь Микеле так же, как и ты. Ты меня ввел или не ты, но работаю я на него.

— Это все его умные идеи. Подчиняйся, сколько хочешь. Подчиняйся умом. Меня твой ум не интересует. Меня интересует тело. И никто на это тело не смеет поднять лапу, кроме меня, заруби себе на носу. Даже Микеле. И если я тебя хлопну, Микеле попечалится, но примет это как прискорбный инцидент.

Ствол моего пистолета уже лег на левое плечо. Лицо Эдди в кубке длинное и узкое, глаза посажены плотно один к другому.

— Эдди, — мягко и тихо сказала Флэйм, — не болтай глупостей. У меня к Микеле отношение чисто деловое.

— Видел я твои деловые взгляды! И его взгляды видел. «Абр… Абстрактные». Конкретные глаза у него были, он бабу видел и хотел эту бабу, как мужик хочет. Мою бабу! А ты, конечно, видишь, где бекон пожирнее, сразу клюнула. Но я тебе заплатил. И я тебя сегодня поимею. Сразу после того, как этот…

Мой пистолет вышел на позицию. Не буду врать, что я уловил в кубке роковое движение убийцы. Не знаю, угадал ли момент по изменению его голоса. Может быть, крик Флэйм сработал.

Ибо она крикнула:

— Жми, Рэйс!

В общем, я нажал на спусковой крючок…

Глава 21

Человек в окне

Двойной грохот, звук, как будто брякнул колокол в тире, — и я замер. Если отражение в кубке меня не обмануло, то моя пуля должна была войти как раз между глаз Эдди Горгона.

Эдди Горгон тоже замер. Рот его раскрылся, лицо выражало крайнюю степень изумления.

Я снова поднял пистолет, но не выстрелил. Оружие Эдди висело в руке, безвольно вытянутой вниз. На лице не было никакой лишней дырки, то есть не наблюдалось никаких признаков входного отверстия. Умер он стоя. Уже после смерти сложился, как перочинный ножик, и бухнулся на пол, вслед за выроненным чуть раньше пистолетом. Если бы не выбитый зуб — или два — да кровавые пузырьки на губах, я бы так и не понял, куда послал пулю. Нельзя сказать, что выстрел мастерский, но задачу свою выполнил… Я ведь не колдун, в конце концов.

Я пожал плечами. Что ж, он хотел меня убить. И убил бы. Теперь вопрос с ним решен.

И Флэйм на ногах. Схватилась за кубок, прижала к себе. Лицо белое. На убитого не смотрела. Колоколом послужил кубок, в который попала пуля Эдди. Как раз в начало имени своего владельца. Первые две буквы как корова языком слизнула.

— Флоренс! Ты не ранена?

Я подскочил к ней, поддержал, взял из рук кубок, поставил на стол.

— Нет… Нет… Кубок меня спас… И ты…

— Ты опять спасла меня, Флоренс… После того, как поймала.

— Дурак! — закричала она и принялась колотить меня в грудь. — Я взвалила на себя слишком много и не могу сообразить… А ты… ты вообще никогда не соображаешь. Я тебя не ловила! Не ловила!

Она вдруг оттолкнула меня и отпрянула:

— Тебе не за что меня благодарить, Рэйс. Он должен был уйти. Он должен был умереть. Мозг, мозг, мозг… А это животное могло все погубить. Я пока не созрела для смерти. Я не должна пока умереть. Я умру с ним, как она умерла с ним… Она умерла. Боже, как ужасно она умерла, будь он проклят!

Любой со мной согласится, что все ею сказанное понятным не назовешь.

Флэйм не стала меня останавливать, когда я направился к ней. Остановило меня выражение ее лица.

Ненависть? Страх, ужас, который я принял за ненависть? Так или иначе я остановился, посмотрел на это лицо, повернулся к столу, взял кубок, тщательно его протер, уничтожая отпечатки пальцев, и вернул на камин.

— Флоренс, нам пора отсюда… Выстрел слышали. Фред, кто там еще…

— Никого здесь сейчас нет. Мы одни. Если кто-то и слышал выстрелы, то снаружи.

Она схватилась за горло и посмотрела на труп:

— Вот он теперь лежит. А ведь все-таки он человек. Создан тем же Творцом, что и ты, я, Микеле. Тем же, кто создал и добрых людей. И я так же лягу. Скоро. Очень скоро. Лежит такой же человек, как и мы. Он умер, Рэйс?

Я поднял руку Эдди, отпустил ее. Мертвее не бывает. Если не Эдди, то я. Что ж, не скажу, что мне приятно было смотреть на мертвого Эдди, но очень приятно было сознавать, что лежал здесь не я.

— Умер, умер.

Продолговатый конверт уперся в ребра, когда я нагнулся над Эдди. Конверт, который Микеле просил меня передать его брату. Я вытащил его. Оставить его на трупе Эдди — юмор, конечно, мрачноватый. Но не из-за этого я сунул конверт обратно. Мало ли кто обнаружит труп. Не стоило афишировать это убийство. Тем более вовлекать в него Флэйм. Мало ли кто знал о деньгах и драгоценностях. О той, которой они предназначались.

Кроме Фреда никто не видел меня входящим в кафе «Мария». Однако население подполья не любит распространяться о событиях, связанных с убийствами. Во всяком случае, в беседах с полицией они об этом помалкивают. А братьям Горгон не надо будет долго соображать, чтобы понять, кто укокошил Эдди.

— Уходим! — Флэйм подошла к окну, открыла его. Свежий ночной воздух хлынул в вонючее помещение. Приятный воздух.

Я оглядел комнату, удовлетворился увиденным и шагнул к окну как раз вовремя, чтобы схватить Флэйм за руку.

— Флоренс, ты забыла, зачем я сюда пришел. Я хочу знать, где полковник МакБрайд. И жив ли он.

— Да, должен быть жив. Давай все-таки сначала отсюда уйдем. Поговорим об этом в проулке.

— Где из-за любого мусорного бака может высунуться ствол. Ты меня уже дважды подставила. Спасибо тебе, конечно, за то, что спасла мне жизнь. Но, знаешь, ты так быстро меняешься, что я не хочу рисковать. Наверное, это одна из твоих сильных сторон, не знаю, как ты считаешь. Или слабых. Любить Флэйм означает дразнить свою смерть, и я в эту очередь идиотов записался. Я тебя ни в чем не виню, но не зря к тебе припаялась эта кличка — «тварь-уголовница», девица с криминальными наклонностями.

Она внезапно схватила меня за плечи. Глаза ее были тревожны, в них чувствовался страх, это глаза загнанного зверька. Таких я еще не видел. Но она ведь каждый раз новая. Конечно, женщинам свойственно падать в обморок при виде трупа, но к Флэйм физиологические стандарты неприменимы. И все же смерть Эдди на нее подействовала. Как? Кто ее знает.

— Рэйс, только один вопрос. Ты меня любишь?

— Не знаю. — Я и вправду не знал.

— Ты не притворялся там, в доме полковника МакБрайда. Ты сказал, что любишь меня. Ты не кривил душой?

— Нет, я сказал, что чувствовал, — заверил я ее почти со злостью. — Может быть, и сейчас сказал бы то же самое. И так же искренне. Это штука сложная, Флэйм. Никто в ней ничего не поймет. Но люблю я тебя или нет, а доверять я тебе не могу. Ты, пожалуй, сама себе доверять не можешь.