Хранительница Грез - Пэррис Бондс

В вагоне-ресторане как раз подавали ранний чай. Три пары и несколько одиноких мужчин попивали чаи, разговаривали или читали. Официант в черном сюртуке проводил Шевонну и Луизу к столику с медной лампой под розовым абажуром.

Шевонна сняла перчатки с дырочками и удивилась дрожанию рук. Неужели Брендон Трэмейн произвел на нее такое впечатление? Вспоминая их предыдущие встречи, она думала, что раньше испытывала только тихую радость при его присутствии, но такого волнения — никогда.

Когда Брендон подошел к столу, официант подавал чай к сдобные пышки. Брендон сел напротив Шевонны и ее матери.

— Вы остановитесь в самой Аделаиде или рядом, в Бэй?

— В Бэй. Сливки?

— Нет, спасибо, — ответил он. Луиза взяла чайник и разлила чай по чашкам, не пролив ни капли, несмотря на качку движущегося вагона. Она улыбнулась.

— Мистер Варвик хотел бы остаться в городе ради удобства, но я пригрозила устроить ему женский марш у здания Парламента, если он останется в старом душном отеле «Плаца».

Брендон усмехнулся. — Моя мать отреагировала точно так же.

Шевонна подняла свою чашку. Чай грозил расплескаться, и виной тому была отнюдь не вибрации вагона…

— Мы поселимся в отеле МакФарлана.

— А мы заказали комнаты в «Старой Гевее». Но, возможно, мы переедем в другой отель.

Луиза сменила тему беседы. Она заговорила о попытке колоний объединиться в федерацию, но Шевонна почти не слушала. Ее внимание теперь полностью переключилось на Брендона, ставшего вполне взрослым мужчиной. Вежливый, хорошо воспитанный молодой человек. На верхней губе легла тень от пробивающихся усов. Бреется ли он, как ее отец? Странно, но даже зная о том, что Дэн не настоящий ее отец, она никогда не думала о нем иначе, чем об отце.

— Так же, как и попытки рабочих защитить себя от конкуренции со стороны иностранцев .. — говорил Брендон.

Глаза Шевонны следили за его губами, длинными, хорошо очерченными, произносившими слова; как это, должно быть, приятно поцеловать их! Целоваться с Брендоном Трэмейном. До сегодняшнего дня Шевонна не испытывала интереса к сексу. Она была слишком занята учебой и захвачена растущим интересом к политике, которой так много внимания уделяли ее родители.

После чая Брендон проводил их с матерью до вагона. Поезд внезапно дернулся, Шевонна качнулась назад, и Брендон, быстро вытянув руку, поддержал ее, чтобы она не ткнулась головой в оконную раму. Газеты рассыпались по полу. Стоя над ним, пока он собирал газеты, Шевонна ощутила, как вдруг тесно стало ее груди, и заметила огонек в его глазах, правда, тут же погасший, как только она попыталась поймать его взгляд.

Когда же она увидела свое отраженное в оконном стекле разгоряченное лицо, то поняла: в его глазах пылало точно такое же жгучее томление, как и ее собственное.

После Брокен-Хилл поезд взобрался на горный перевал. Величественные скалы отвесными стенами вставали по обеим сторонам пути. Разноцветные утесы изобиловали наскальной росписью аборигенов. Гранитные пики, беспорядочные каменные россыпи, причудливо выветренные каменные ущелья проплывали мимо вагонных окон.

Шевонна из всего этого великолепия увидела немногое. Только одна мысль занимала ее во все оставшееся время пути: Брендон Трэмейн. Он стал настоящим мужчиной за то лето, проведенное во Времени Грез, как рассказывала ей мать. Теперь он учился вести дела.

Шевонна спрашивала себя: почему именно Брендон оказывал на нее такое сильное влияние, когда она могла бы выбрать любого из сиднейских молодых людей — каждый из них с радостью составил бы компанию дочери популярного политика и богатого, с хорошей репутацией сиднейского бизнесмена Дэна Варвика.

Наконец поезд прошел через утопающую в зелени Бароссу-Валлей с ее изобильными виноградниками и приблизился к Аделаиде, городу, все здания которого были сложены из песчаника, что придавало ему довольно однообразную, но не утомительную окраску.

Шевонна надеялась увидеть Брендона снова, но среди суетящихся пассажиров, политиков и членов их семей, гурьбой высаживающихся из дышущего паром поезда, не смогла его разглядеть. Вполне возможно, что у матери Брендона и мистера Шеридана были какие-то неотложные дела в городе, и они поспешили выйти в числе первых.

От вокзала Аделаиды Шевонна, родители и Минни добрались до близлежащего прибрежного курорта Холдфэст-Бэй, который иногда еще называли Гленай, — конным трамваем. Именно здесь более шестидесяти лет назад высадились первые колонисты Южной Австралии.

Отель «МакФарлан» представлял собой причудливое здание с орнаментом из кружевного чугунного литья. Отец заказал лишь две комнаты, одну из них заняли Шевонна и Минни. Комната была оклеена обоями в красную и белую полоску, на стене висела аляповатая картина в тех же тонах. Минни была в восторге:

— О, мэм, какая чудесная комната!

Луиза содрогнулась от безвкусного интерьера, но, в свою очередь восхитилась балконом с витой чугунной решеткой и выходящим на Южный Океан.

Балкон восхитил и Шевонну. Она недавно прочла «Ромео и Джульетту», и ее романтическое воображение быстро нарисовало сцену с балконом. Она знала, что гораздо старше Джульетты, бездумно и страстно влюбившейся в Ромео.

Вечер еще только начинался, и мать захотела прогуляться по молу. Отец готовился к завтрашнему дню. — Завтра я буду занят, а вы с Шевонной на целый день будете предоставлены сами себе.

— Завтра, сэр, — сказала мать, держа отца за усы обеими руками и повернув его голову к себе, — я буду наблюдать за совещанием представителей. Это исторический момент, о котором я непременно хочу рассказать своим внукам.

Шевонна тоже собиралась присутствовать на конференции. Она считала себя серьезной девушкой в отличие от своих подружек-сверстниц, которых по большей части интересовали мальчики. И, справедливости ради, следует заметить, что Шевонна разбиралась в политике получше иных взрослых. Она знала, что на конференции будет идти борьба не только и не столько между парламентами отдельных колоний, выступающих против прерогативы общего бюджета, сколько между лейбористской партией и «чертовыми буржуями-толстосумами, как эта Трэмейн», как неоднократно замечал ее отец.

Но встретив Брендона в коридоре поезда, она поняла, что ее уже больше не волнует, что будет происходить на конференции или что говорил отец о Трэмейнах.

То, что могло бы вызвать ее любопытство двадцать четыре часа назад — неуклюжие движения старого морского льва, ковылявшего по песку Холдфэст-Бэй — теперь оставляло девушку совершенно равнодушной. Ее желтый зонтик с кружевной каймой по краю то стучал по ноге, то вертелся, то чертил на песке замысловатые узоры, показывая явное нетерпение хозяйки.