Хранительница Грез - Пэррис Бондс

Дэн едва удержался от насмешки. Он был доволен, что жена активно участвовала в борьбе за права женщин в то время, как американки только еще рассуждали об этом вопросе. Он погладил жену по голове, где сквозь золотистые локоны уже изредка пробивались серебряные пряди.

— Луиза, любовь моя, зной Нолларборской пустыни выдержат только настоящие мужчины, а о женщинах тут и говорить нечего.

— Ба! — рассердившись, она поправила рукой прическу.

Луиза до конца не понимала, какой соблазнительной она выглядела в его глазах с голой грудью, торчавшей из-под сползшего одеяла. Иногда Дэн спрашивал себя, а правильно ли поступил, рассказав жене о своем происхождении? Обнаружив тем самым, что является одним из отпрысков династии Ливингстон-Трэмейн. Но он не мог поступить иначе, это было бы недостойно мужчины. Все, чего он хотел, — оградить свою личную жизнь от вмешательства сестры.

— Может быть, я и американка, Дэн Варвик, — негодующе сказала Луиза. — Но в этом я разбираюсь лучше тебя. Женщины преодолевают трудности наравне с мужчинами с самого основания колонии.

— В Нолларборской пустыне нет женщин.

Глаза Луизы превратились в узенькие щелочки.

— Там живут женщины аборигенов. Они — Хранительницы Грез для следующего поколения белых женщин, и твоя дочь будет первой из них, Дэн Варвик!

Глава 19

1898

Единственным отрадным явлением среди всеобщего финансового кризиса был рост национального самосознания у рабочих и предпринимателей. Своеобразный национальный подъем, не преследовавший однако свержение Британского владычества на континенте. Скорее, он способствовал укреплению позиций Австралии на Филиппинах, где шла война между Испанией и Соединенными Штатами.

Читая об этом в «Сидней Диспэтч», Шевонна была захвачена героикой театра военных действий. Хотя ей еще не исполнилось и шестнадцати, девушка уже проявляла унаследованные от матери силу воли, упорство и независимость натуры. Под влиянием разговоров старшего поколения патриотизм в ее душе вырос до великой и привлекательной идеи.

Поэтому, когда отца выбрали на собрание политических лидеров, самое представительное из всех когда-либо проводившихся в Австралии, Шевонна постаралась приложить все усилия, чтобы сопровождать родителей в поездке в Аделаиду. Из-за соперничества между собой Сиднея и Мельбурна самой подходящей для такого случая оказалась Аделаида, как нейтральная территория.

В Аделаиде вместе с Райаном Шериданом и представителями других колоний Дэниел должен был заняться разработкой проекта федеральной конституции.

— Мы хотим утвердить Австралию как отдельную независимую страну с объединенным правительством, — объяснял Дэн дочери. — Наши колонии станут штатами, которые сохранят за собой большую часть своих прав.

Шевонна вместе с родителями и верной Минни путешествовали по собранному участку Трансавстралийской магистрали. После первого утомительного дня путешествия девушка привыкла к размеренному стуку колес и к саже от паровозного дыма, залетающей в открытые окна и оседавшей на шелковых занавесках.

Март выдался на редкость жарким и влажным. Из своего обитого тиковыми панелями купе Шевонна с любопытством смотрела на проплывающий за окном пейзаж. Величественные горные цепи и пустынные равнины, стаи эму и стада кенгуру с детенышами в сумках привлекали внимание не только городской девочки, какой была Шевонна.

Время от времени темные силуэты аборигенов, пересекающих равнину пешком, оживляли картину за окном поезда. Шевонна вспомнила свои странные мечты многолетней давности, когда она убежала с «Элиссы». Мечты об аборигенах и аборигенском духе Радуге-Змее. В то время она так мало знала о верованиях туземцев, и еще меньше об Алмуди. Только значительно позже девочка прочитала о том, что такой дух и вправду существовал в эпосе аборигенов. Эти мечты постоянно были с ней, успокаивая и даруя ощущение неуязвимости от дурных вещей, которые могли бы произойти.

Когда поезд остановился, чтобы набрать воды, встревожив кукабурр, возмущенно перекликавшихся на разные голоса и всячески передразнивавших друг друга, девочка была в восхищении.

Шевонна обрадовалась еще больше, когда встретила в узком коридоре Брендона Трэмейна, идя вместе с матерью в вагон-ресторан. Она остановилась, приоткрыв рот от неожиданности, и уставилась на восемнадцатилетнего юношу. Рослый, сильный, он, должно быть, весил не меньше тринадцати стоунов (англ, мера веса: 1 стоун==6, 33 кг .).

Широким плечам юноши было явно тесно в летнем сюртуке из саржи, в который он был одет. Накрахмаленная рубашка со стоячим воротничком казалась очень жаркой. Волосы были зачесаны на одну сторону по последней моде, но чуть-чуть длиннее. Такой стиль в манере Теннисона с некоторым осуждением назывался «Поэт».

Ее мать была более собрана, чем она. — Брендон Трэмейн, не так ли?

Взгляд его зеленых глаз оторвался, наконец, от Шевонны и остановился на ее матери.

— Да, мэм, это я.

— Твоя мать вместе с тобой?

— Моя мать сервирует стол для обеда в своем вагоне, а вы направляетесь в вагон-ресторан?

— Да, мы идем туда, — встряла Шевонна, игнорируя удивленное выражение лица своей матери. — Не хочешь ли проводить нас? — Она жалела, что не надела более удобного дорожного костюма и из-за жары чувствовала себя весьма неуютно в светло-желтом платье с длинными рукавами и кружевной оторочкой. — Или ты просто хотел почитать в вагоне-ресторане? — спросила она, кивая на сложенные газеты, которые он держал подмышкой.

Брендон внимательно посмотрел на нее, и Шевонна вдруг почувствовала необъяснимую робость.

— Ну, они, скорее, для того, чтобы просто удобно посидеть. Я присоединюсь к вам попозже, если вы не будете против, миссис Варвик.

— Конечно, а почему бы тебе не пригласить и свою мать?

Он засунул палец под тесный воротничок:

— Она с другом.

Шевонна догадалась, о ком идет речь. Все в Сиднее знали, что издатель «Сидней Диспэтч» живет вместе с Энни Трэмейн. Как делегат, едущий на конференцию, Райан несомненно должен был находиться в поезде, что объясняло присутствие Энни Трэмейн и ее сына.

Невзирая на общественное мнение, Шевонна искренне симпатизировала матери Брендона. Та была настоящей. Без претензий. Говорила то, что думала, вместо того, что было правильно.

Это иногда очень смешило Шевонну, ее смех нарушал спокойствие, этикет и заставлял мать хмурить брови. Но несколько раз Шевонна заметила, что Луиза и сама пытается подавить смех, если только она правильно судила о выражении ее всегда деликатно сложенного рта.