История Рай-авеню - Дороти Уннак

Да, это действительно был особый случай. Данте ждал, когда же Сантини скажет тост. Он оказался простым и коротким, произнесенным дружеским голосом:

— За будущее. За твое здоровье и за здоровье моей дочери, и за здоровье моих будущих внуков. Даю слово, что буду помогать вам во всем. За здоровье моего сына. Ты станешь мне сыном, после того как женишься на моей дочери.

— Салют.

Данте делал более значимый вклад, чем предполагал вначале. Он отдавал в чужие руки всю свою жизнь.

Он пока не знал, что ему думать об этом.

* * *

Ни помолвка, ни обмен обручальными кольцами не изменили строгих правил, которых придерживалась Люция-Бианка. Она сохранит девственность до свадьбы.

Данте не мог убедить ее в том, чтобы она уступила, объясняя ей, как страдает и как неудовлетворен. Или позволь мне заняться с тобой любовью, или давай не прикасаться друг к другу до самой свадьбы, которая должна состояться через четыре месяца, в июне.

Люция качала головой. Она уже жить не могла без поцелуев и объятий. Вечер от вечера Данте возвращался от ее дома и по дороге к метро страшно страдал оттого, что она отвергает его притязания на право переспать с ней. Он понятия не имел о том, что каждый вечер, когда он шел от своего дома к метро, и когда ехал, а потом шел к дому Люции и возвращался к себе, за ним следили. Если он после занятий отправлялся прямо в дом на Пелхам-Паркуэй, она шла сразу на станцию метро Пелхам и ждала его там.

* * *

Мариану Радзински все с двенадцатилетнего возраста звали не иначе как «Мариана-шлюха». Ее родители оба были алкоголиками, которые тем не менее работали — пьяные они были или трезвые. Мать мыла полы в квартирах квартала, где они жили, а отец работал механиком и подрабатывал сторожем в гаражах на авеню Вебстер. Мариана в раннем возрасте стала свидетельницей бурных половых актов ее родителей, которые так заводились, что начинали громко кричать и даже впадали в истерику. Она была единственной дочерью, и в ее обязанности входило варить обед родителям и троим братишкам. Она любила играть роль матери в семье. Также любила повеселиться и радовалась, что пользуется популярностью у мальчишек в квартале.

Когда она исповедовалась в том, каким образом доставляет удовольствие мальчикам, священник ужаснулся ее откровенности и глупости. Она не знала, было ли это грехом.

Видя, что священник смущен, она забыла об этом и начала перечислять обычные грехи — богохульство, сквернословие, грубость, вранье. Кажется, и она, и исповедник были удовлетворены.

Мариана стала самой доступной шлюхой в районе. О ней ходили легенды. Старшеклассники хвастались, сколько раз переспали с ней. Все мальчики от пятнадцати лет и старше побывали с Марианой. Она не могла понять только одного: почему они так грубы с нею.

Среди мальчиков, которые не перепихнулись с Марианой — их совсем немного, — был Данте Данжело. Самый красивый из всех. Он кивал ей, иногда улыбался, не так, как другие, а простой, нормальной улыбкой. На протяжении многих лет она была безумно влюблена в него, и все ее мечты вращались вокруг того, как бы счастливо они зажили с ним, если бы поженились.

Когда ей исполнилось пятнадцать и она закончила восемь классов, Мариана устроилась в маникюрный салон на Фордхэм-роуд. Ей очень нравилась эта работа. Она к тому же зарабатывала несколько долларов, время от времени оказывая услугу мужчинам. После того как Данте вернулся с войны и поступил в высшую юридическую школу, у нее созрел план.

Она знала, что он помолвлен, еще до того, как об этом объявили. Ни один из этих итальяшек не разрешил бы своей дочери встречаться с молодым человеком, если бы та не была помолвлена с ним.

Она также догадывалась, что Данте покидал дом своей девушки расстроенным и неудовлетворенным. Мариана все отлично рассчитала. Однажды вечером она следила за ним и увидела, что он направился не к станции метро, а в парк. Он выглядел печальным, шел сгорбившись, засунув руки в карманы. Остановился возле скамейки в парке и поставил на нее ногу. Повернулся, заслышав шаги.

— Что? Мариана? Это ты?

Вместо ответа она прижалась к нему, провела руками по его груди, расстегнула ширинку и вынула его член. Задрала юбку и вставила член в себя. Он не произнес ни одного слова, когда они упали за скамейкой — она сверху, он внизу. Потом она медленно перевернулась, позволив ему занять привычную для мужчин позицию и кончить.

Это было ее мечтой, но все случилось на самом деле. Она доставила удовольствие Данте Данжело, навечно его привязала к себе. В мечтах он был ее мужем, и он станет ее мужем в жизни. Она так любила его.

* * *

— Я совершил глупость, но она была так доступна, — рассказывал Данте своим дядям, Джозефу и Виктору Руччи.

Они обменялись взглядами, потом снова посмотрели на Данте. Он был красивым сукиным сыном с густыми черными волосами и карими глазами, унаследованными от их покойной сестры, и с волевым подбородком своего отца. Это надежда семьи: Данте получит диплом, женится на единственной дочери богача.

Джозеф, старший брат, пожал плечами. Он был небольшого роста и толстенький человек с руками мясника.

— Все мужчины хоть раз в жизни да трахают шлюх. Так чего поднимать шум? Все ребята в квартале засадили этой корове. Ну и что?

Виктор, младший брат, человек с проницательным взглядом и смышленым выражением лица был самым успешным бизнесменом в семье. Он почувствовал, что эта девушка не просто хотела получить от Данте деньги. Эта шлюха строила планы и хотела изменить свою жизнь.

— Так что она тебе там говорила, повтори-ка, Данте.

Данте провел языком по губам:

— Она говорила, что не позволяла мужчинам прикасаться к себе вот уже шесть месяцев. Она блюла чистоту ради меня, и она сохранит нашего ребенка. О Боже.

Джозеф фыркнул и пожал плечами:

— Ну кто же верит шлюхе? Кто поверит в то, что она не прикасалась к мужчинам? Между нами говоря, можно найти от пятнадцати до двадцати мужиков, которые подтвердят, что…

Его брат перебил:

— Дело не в этом, да, Дэнни. Дело не в этом.

— А в чем? — настаивал Джозеф. По его мнению, дело обстояло очень просто и уладить его ничего не стоило.

— В том, что эта шлюха может доставить Дэнни кучу неприятностей. Если расскажет про то, что случилось, девушке, с которой помолвлен Дэнни. Правильно, Дэнни? Ведь твоя Люция хорошая девушка?

— Да, она хорошая девушка.

— Очень хорошо, — сказал старший брат, целуя кончики пальцев и улыбаясь. — Такой и должна быть невеста — хорошей девушкой, чистой и нетронутой. Хорошей итальянской девушкой, да, Дэнни?

— Да, — сказал он, чувствуя себя паршиво.

— Значит, нам нужно поговорить с этой шлюхой, которая хочет выйти за тебя замуж, и договориться с ней обо всем, — Виктор ткнул племянника в плечо кулаком. — Ты хороший парень, Дэнни, ты из нашей семьи. Знаешь, что мы всегда поддержим тебя.

— Вы понимаете, почему я не мог рассказать об этом отцу?

— Твоему отцу? Да он бы сказал, что ты просто обязан жениться на этой женщине после того, что случилось. Твой отец, благослови его Господь, один из самых наивных людей в мире. Он хороший человек, твой отец. Ты правильно сделал, что пришел сюда, Данте.

— Дядя Виктор, я не хочу, чтобы вы… она невежественная, скверная девушка, но я не хочу, чтобы…

— Слушай, ты хочешь, чтобы я приготовил яичницу, не разбивая яиц? — его голос стал внезапно жестким, но он тут же улыбнулся: — Слушай, мы не очень-то умные ребята, мальчик. Мы простые парни. Но мы все уладим, вот увидишь. Занимайся своими делами, зубри науку и ни о чем не думай. Ты женишься на этой замечательной итальянке, и вы с ней отлично заживете. Ты слышишь меня?

Данте обнял своих дядей, одного за другим. Потом отошел в сторону и взглянул на дядю Виктора. Тот смотрел на племянника. Данте кивнул. Он знал, что все будет в порядке.

Он был свободен от «Марианы-шлюхи».

Глава 6

Когда война закончилась и герои-фронтовики стали возвращаться домой, Уилли был уволен из кинотеатра. Все вполне легально: нужно предоставить работу ветеранам. Он сказал мистеру Фелнику, что да, он, мол, понимает, но эти герои-фронтовики, по его мнению, долго в кинотеатре не продержатся. Он предупредил мистера Фелника, чтобы потом тот к нему не обращался, он найдет себе занятие.

Эти вернувшиеся с войны негодяи пользовались всяческими привилегиями. Их сразу же брали на любую работу, а если они предпочитали бездельничать, то им в течение пятидесяти двух недель выплачивали хорошее пособие. В колледже они учились бесплатно. При покупке дома им делали большую скидку. Они имели все, а такие парни, как Уилли, — ничего.

Правда, он все еще работал на Руччи. Двое шоферов погибли на работе, один поступил в колледж, а еще один вернулся с войны одноруким. Во всяком случае, Уилли не прогоняли. Он старался. Никогда не жаловался, если его заставляли работать в сверхурочное время. Не интриговал, не доносил на других.