Дона Флор и ее два мужа - Жоржи Амаду

Дона Гиза предлагала профессора Эпаминондаса Соузу Пинто, старого холостяка, преподававшего в частных мужских гимназиях грамматику и посвящавшего свободное время занятиям историей. Вечно куда-то спешащий и потный, он одевался небрежно, к тому же в свои почти шестьдесят лет слыл ветреным и непостоянным; дона Флор уважала его, но если бы ей и пришлось изменить свое твердое решение, то наверняка не ради профессора, который выражался слишком правильно и напыщенно, на вкус доны Флор (не говоря уже, чтобы не показаться нескромными, о его легкомыслии). Пусть она бедная вдова, шутила дона Флор, но она еще не дошла до того, чтобы стать женой такого человека.

Подруги тоже смеялись — и дона Норма, которая терялась в догадках, хотя и знала весь город, и дона Амелия, у которой знакомых было не меньше, и дона Эмина, которая предлагала кандидатуру Мамеда, сирийца и своего соотечественника, антиквара и тоже вдовца, жившего по соседству, но редко бывавшего в Баии, поскольку он разъезжал по провинции, скупая источенных жучками деревянных святых, колченогие стулья, разбитую посуду из хрусталя и даже ночные горшки. Мамеда дона Флор считала еще более неподходящим для себя, чем профессора Эпаминондаса.

Даже дона Энаида не поленилась прийти из Шаме-Шаме, чтобы предложить в мужья доне Флор своего родственника, нотариуса, жившего где-то на берегах Сан-Франсиску, сорокапятилетнего, уже начинающего лысеть шатена по имени Алуизио, довольно остроумного и состоятельного. Он больше других соответствовал описаниям доны Диноры, по крайней мере так утверждала дона Энаида. И хотя у него не было докторского звания, он держал адвокатскую контору и имел много клиентов, пока не ударился, на свою беду, в политику.

В церкви он действительно не венчался, но в гражданском браке когда-то состоял. Однако не поладил с женой и разошелся с ней уже более десяти лет назад. В молодости Алуизио был масоном и безбожником и с пренебрежением относился к церковным обрядам, теперь же он был готов венчаться, если бы невеста того потребовала. А дона Флор вполне бы могла довольствоваться церковным браком, раз он заключается на глазах многочисленных свидетелей и получает божье благословение, тогда как гражданский брак — пустая формальность, совершаемая только судьей. Дона Энаида уже написала родственнику письмо, превознося красоту и доброту доны Флор. «Я еще не сошла с ума, чтобы выходить замуж, а тем более вступать в незаконную связь. Да еще отправиться к черту на кулички, в эти малярийные края!» Дона Флор была возмущена как это доне Энаиде, называвшей себя ее подругой, пришло в голову предложить этот позорный брак и ссылку. Это просто несерьезно, тут и думать не о чем.

У каждого претендента на руку доны Флор были те или иные черты, отвечавшие образу, созданному доной Динорой. И только Принц совсем не подходил: у него не было ни денег, ни докторского звания, не говоря уже о его возрасте, сложении и росте. Когда он вдруг стал реальностью и начал нервно прогуливаться по тротуару напротив кулинарной школы «Вкус и искусство», дона Флор сочла его поклонником одной из молоденьких учениц или любовником замужней ученицы.

Частенько она видела, как девушек доводят до школы их возлюбленные, а после занятий встречают на углу и провожают домой. Знала дона Флор и о том, что некоторые замужние женщины ходят в школу только затем, чтобы удобнее было наставлять мужу рога, используя часы занятий для более приятного времяпрепровождения. Они пропускали уроки или же посещали те занятия, когда дона Флор диктовала рецепты, чтобы записать их в тетрадку, а потом показать дома в качестве вещественного доказательства собственного прилежания. На самом же деле половину уроков они проводили в доме свиданий.

Вот о чем подумала дона Флор при виде Принца, стоявшего в задумчивой позе у фонаря и непрерывно курившего; еще подумала дона Флор, что его возлюбленной должна быть одна из самых молоденьких девушек, потому что лицо у Принца было совсем мальчишеское.

Но дни шли, а она ни разу не видела его ни с какой из своих учениц, в самое разное время, даже поздним вечером, он стоял на одном и том же месте и смотрел на ее окна. Тогда дона Флор пришла к выводу, что между этим странным юношей и ее ученицами нет никакой связи. А если так, то к кому же обращены его взгляды, по ком он вздыхает?

Наверное, по Марилде, поскольку девушка дольше других оставалась в школе и влюбленный, очевидно, вообразил, что она сестра или племянница доны Флор: обе были смуглые, с нежной, матовой, чуть розовой кожей, какая бывает лишь от смешения крови индейца и белого.

Интересно, как относится к поклоннику Марилда: благожелательно или с пренебрежением? Девушка уже входит в возраст, года через два закончит кулинарные курсы и будет совсем готова для замужества. Марилда тоже обратила внимание на юношу, но не считала его своим поклонником. Быть может, он вздыхает по вспыльчивой Марии, или красивым дочерям доктора Ивеса, или по маленькой учительнице Балбине? Но он всегда стоит у фонаря, а оттуда видны только окна гостиной доны Флор, где Марилда засиживалась допоздна, слушая радио и читая романы для молодых девиц. Не иначе как из-за нее торчит здесь этот робкий и задумчивый упрямец.

Сквозь жалюзи дона Флор и Марилда разглядывали молодого человека. «Красивый!» — вздыхала непостоянная Марилда, уже готовая забыть о Месенасе, своем сверстнике. Элегантный юноша, соглашалась дона Флор, и совсем еще молодой, ему не больше двадцати трех — двадцати четырех лет, вполне подходящий возраст. Нужно будет разузнать о нем, выяснить, чем он занимается и где работает. Наверное, он богат, иначе не мог бы он часами торчать на улице, подпирая фонарь, напротив дома доны Флор.

Но Марилда тщетно улыбалась незнакомцу — он ни разу не ответил ей. Она выходила прогуляться на людную площадь или сидела в задумчивости на балюстраде у церкви святой Терезы, словно созданной для объяснения и любовных клятв: над головой голубое небо, внизу темно-зеленое море, рядом вековые стены храма и снисходительный дон Клементе, всегда готовый благословить поцелуй юных еретиков.

Однако Принц не последовал за ней ни на людную площадь, ни к возвышавшемуся над морем храму. Он оставался на своем посту, словно его приковали, и смотрел на окна кулинарной школы. Значит, не Марилда была предметом его страсти. Кто же тогда, если не сама дона Флор?

К такому заключению пришли подруги доны Флор и даже Марилда, хотя и была совсем юной и неопытной.

— Я думаю, он здесь из-за тебя, Флор.

— Из-за меня? Да ты с ума сошла!

Несколько дней спустя, когда вместе с доной Нормой дона Флор отправилась за покупками на улицу Чили, Принц последовал за подругами, сев в тот же трамвай. Он не выпускал сигареты изо рта и нежно улыбался доне Флор. Дона Норма чуть не рассердилась, когда, заметив это, вообразила, что у доны Флор есть от нее секреты.

— Очень мило… Завела себе поклонника и даже ничего мне не сказала…

— Да я понятия не имею, кто он… Уже несколько дней торчит под моими окнами. В жизни не видела такого нахала! Сначала я думала, что у него роман с какой-то из моих учениц, но потом поняла, что это не так. Тогда я стала подозревать Марилду, но и здесь ошиблась. Бедняжка тоже загрустила. Не знаю, что и предполагать…

Дона Норма окинула юношу долгим, изучающим взглядом, хотя ей казалось, что посмотрела она быстро и незаметно.

— Очень красив… Только, по-моему, чересчур уж экстравагантен… — И, взглянув еще раз, заключила: — Впрочем, нет, и, откровенно говоря, он мне нравится, очень красив…

— Красив он или безобразен, меня он не интересует…

Они сошли с трамвая, молодой человек тоже. Дона Норма заметила, что он идет за ними по пятам. Сомнений больше не было. Юноша не пытался приблизиться к ним и заговорить, он только нежно улыбался и бросал томные взгляды, ни на мгновение не теряя их из виду. Если они заходили в магазин, он ждал их у дверей; если заворачивали за угол, следовал за ними; если останавливались у витрины, он останавливался у соседней. Кто же тут не догадается, в чем дело?

Теперь кумушки порознь или группами проходили мимо фонаря, чтобы посмотреть на Принца. Как он красив и какой у него несчастный вид! Он с надеждой молит о снисхождении, о ласковом взоре, улыбке. Ему сочувствовали, покровительствовали и даже старались узнать в нем жениха, увиденного доной Динорой в хрустальном шаре. Разве не был он смуглым, видным мужчиной, а возможно, и доктором и богачом? Что же касается других примет, то, наверное, подвела близорукость гадалки, которой молодость показалась зрелостью, деликатное сложение — крепким, а бледная томность — здоровым румянцем. Кумушки полагали, что ей следовало бы еще раз посоветоваться с хрустальным шаром и картами, чтобы положить конец этим недоразумениям.

Дона Динора так и поступила, идя навстречу пожеланиям взбудораженных жителей квартала и учитывая все возрастающие симпатию и сочувствие к Эдуарде, повелителю вдов, бросившему якорь у дома доны Флор, в своей очередной гавани, где он намеревался запастись питьевой водой и продовольствием.