Волшебная нить (СИ) - Ольга Тартынская

добродушно успокоил его Синцов. - Позовем и армию, коли занадобится.

Игнатий Ильич распорядился самым дальним помещикам выделить охрану из числа дворовых людей. Важные гости из Петербурга отбывали целым поездом вместе с молодыми. С их оснащением им не страшны были разбойники. Бронские отказались от охраны, напротив, вызвались сопроводить соседок Денисьевых до их имения.

Катя прощалась с подругой. У них, наконец, появилась минутка побыть вместе, наедине, в девичьей комнатке Наташи. Юная женщина прощалась и с ней, с комнаткой.

- А то, может, дождешься нашего отъезда? - шмыгая носом, спросила Наташа. Она с надеждой смотрела на любимую подругу.

Катя не видела в новоявленной супруге значительной перемены. Но все же Наташа была другая. Перед ней сидела молодая дама в дорогом парижском туалете.

- Что пользы длить расставание? - печально отвечала Катя вопросом на вопрос. Она обняла подругу и поцеловала ее лоб. - Надобно ехать: нас ждут.

- Господи, господи, как же это я без тебя? - вдруг запричитала Наташа. - С кем душеньку-то отведу, с кем погадаю на святки, с кем пошепчусь перед сном про кавалеров?

Катя не вынесла и тоже всхлипнула. Это еще более раззадорило молодую:

- Ох, горюшко-о! - завыла она в голос. - Когда еще увижу-то подруженьку милую-у? Кто же меня теперь приласкает, утеши-ит?

- Муж утешит, - успокаиваясь, тихо ответила Катя. - У тебя теперь муж...

- Му-уж? - будто удивляясь, протянула Наташа, и слезы тотчас высохли на ее глазах. - Муж, - томно повторила она и блаженно зажмурилась. - А-ах! - теперь Наташа смеялась.

Катя с улыбкой покачала головой: ее подруга всегда легко переходила от печали к веселью.

- Скажи мне, душа, - попросила Катя, - ты счастлива теперь?

- Ой, как счастлива, сказать страшно! - прошептала Наташа, отчего-то краснея.

И Катя тоже потупилась, прочтя в ее глазах все, в чем та не призналась.

- Приезжай ко мне, Катя, в Петербург! Алексей Николаевич хороший, он как сестру тебя примет, вот увидишь! - взялась уговаривать Наташа.

- Кто знает, может, и приеду, - утешила ее любимая подруга.

Они помолчали, задумавшись о грядущем.

- Что Левушка, - запоздало поинтересовалась Наташа, - прощен? Не отпирайся, я видела: вы танцевали!

Катя с деланным равнодушием пожала плечами.

- Мне нет дела до него и его столичных интрижек. Только бы меня оставил в покое!

- А-а, Катя, сдается мне, он скоро будет прощен! - воскликнула Наташа, и Катя невольно улыбнулась.

- Как у тебя все просто, Наташа! - с нескрываемой завистью произнесла она.

Однако пора было расставаться. Уже прислали сказать, что экипажи готовы, и ждут только Катю. Наташа вдруг сделалась серьезной.

- Храни тебя Бог, - сказала она и по-матерински трижды перекрестила Катю.

Подруги обнялись и расцеловались на прощание...

Путь домой напомнил Кате тот весенний день, когда они с маменькой ездили на ярмарку. Как и тогда, Бронские деликатно предложили им занять места в их шестиместной карете.

- В открытом экипаже вы пропылитесь, да и солнце! - рассуждал Сергей Львович.

На этот раз Марья Алексеевна не возражала. Оно и понятно: чем трястись в безрессорной бричке, лучше ехать в комфорте.

Маменька с утра удивляла Катю. Да спала ли она в эту ночь? Когда девушка поднялась, Марья Алексеевна только что вернулась из сада, где она гуляла в довольно странном одеянье: в покрывале, наброшенном на хорошенькую ночную рубашку. У нее был вид нашкодившей девчонки: вместе лукавый и счастливый. Катя не уставала дивиться переменам в маменьке: решительно она помолодела лет на десять! Конечно, ей надобно бывать в обществе, много танцевать, наряжаться. Да какой женщине это не пристало?

В добавление ко всему, Марья Алексеевна сделалась задумчивой: она поминутно застывала посреди фразы с мечтательной улыбкой на посвежевших, разрумянившихся устах. Когда Бронский-старший за утренним чаем предложил сопроводить их до дома, она тотчас согласилась, чем еще раз удивила дочь. При этом маменька краснела, как институтка, и силилась не смотреть в глаза Сергею Львовичу. "Ей-богу, как дитя!" - подумала Катя.

И вот они опять в карете наедине с Бронскими, но теперь, кажется, между ними нет прежней неприязни. Сергей Львович смотрит на Марью Алексеевну с теплым вниманием, чуть прищурив глаза. Что до Левушки, то Катя и не видя знала, на ком покоится его вопрошающий взгляд.

Сергей Львович первым нарушил неловкое молчание:

- Желаете ли знать, кто этот Гришка, коего трепещет весь уезд?

Все с готовностью выразили желание услышать. Сергей Львович продолжил:

- О, тут история в романтическом духе, как ее рассказывали у нас. Впрочем, за подлинность не ручаюсь.

И он рассказал.

21.

Граф Долинский появился в уезде в недалекие времена. Он купил имение у промотавшегося помещика, но долго не появлялся здесь, посылая вместо себя доверенное лицо. Злые языки поговаривали, что и дворянство графа было куплено, однако вслух высказываться никто не решался: уж больно вздорного характера был этот граф.

И вот однажды в имении началась суета. Плотники подправляли крыльцо и двери, чинили крыши, дом протапливался, выносились тюфяки и одеяла на просушку, суетились бабы, стучали на кухне ножи. Ждали нового барина. Граф приехал не один, а с наложницей,

Вездесущие кумушки рассказывали, что наложница привезена была графом из заграничного похода. Это когда наш царь помогал союзникам в войне с Бонапартом. Граф-то, сказывали, едва ли не маркитантом был в обозе, но упаси Бог об этом сказать вслух!

Наложница же была не то турчанка, не то грузинка, княжеская дочь. Граф увез ее силою, выкрал из родного дома. Бедняжка и говорить-то по-нашему не могла и не понимала ни словечка. Все куталась в свое покрывало с головы до ног да молчала. Никто не видел ее лица, кроме барина. Однако в доме графа висел ее портрет, созданный рукой крепостного мастера. Кто видел этот портрет, утверждали, что красоты она была неописуемой. Тосковала бедняжка по родине, по горам своим. Бывало, выйдет на балкон, сядет на скамеечку и часами смотрит вдаль не отрываясь. Будто горы свои там видит в сизой дымке.

Два года бился с ней граф, не мог приручить, тосковала дикарка. Тут из Италии вернулся крепостной художник. Прежний барин отправил его учиться, посылал деньги, обещал свободу, да вот продал вместе с имением графу Долинскому. Художник-то и нашел подход к дикой наложнице. Он нарисовал ее родной пейзаж: цепи гор, покрытые снеговыми шапками, крутую горную тропу, по которой пробирался одинокий всадник. Гюльза (а ее звали Гюльзой)