Её звали Лёля (СИ) - Десса Дарья

– Послушай, вот зачем ты сюда приехал? – спросила Ольга, прекратив чистить. Она смотрела на меня сурово. Даже поёжился, – такой ледяной взгляд.

– Ну как… героев войны искать, – ответил я.

Ольга покачала головой.

– Тебе врать не стыдно? – она понизила тон голоса, он стал разочарованный, грустный даже. – Люди здесь серьезными вещами занимаются, а ты… Турист несчастный! Припёрся, чтобы развлекаться, да?

Я помолчал. Она была права. Вернее, почти. Но как ей объяснить, что моё отношение к поисковому движению начало меняться?

– Оля, ты понимаешь…

– Костя, лучше уйди, – сказала девушка.

Я вздохнул и вернулся в палатку. Но пролежал там недолго. В самом деле, я не смогу ей доказать, что приехал сюда не просто так? Да ни фига подобного! Пошёл искать шанцевый инструмент. В лагере же должно быть что-то на замену, если основной сломается? Удалось отыскать старую ржавую сапёрную лопатку. Откуда она здесь? Может, была обнаружена во время копа, а может просто кто-то из поисковиков привёз с собой и забыл. Я взял её в руки, осмотрел. Ничего, сойдёт и такая! Потом нацепил на голову бейсболку и уверенным шагом отправился в сторону, куда уехали остальные. Мне очень хотелось услышать за спиной Ольгин голос. Но девушка, видимо, снова обиделась. Да и ладно!

Через километр, когда лагерь остался маленькой точкой вдалеке, я заметил неподалеку от дороги ямку. Потом ещё одну и ещё. Прикинул и догадался: это же полузасыпанные воронки! Прямо как те, которые мне показывали Толе с Денисом возле хутора Бабуркин. Только там они были огромные, авиационные. Здесь поменьше, наверное, артиллерийские. Недолго думая, я подошёл к одной из них, стал осматриваться. Немцы же не дураки, бомбами забрасывать пустую степь. Значит, тут где-то рядом были наши позиции.

Я принялся медленно ходить по окрестностям, пытаясь найти какой-нибудь окоп или блиндаж. Во мне горело одно желание – доказать всем, и Ольге прежде всего, что я не пустышка и приехал сюда, чтобы пользу приносить.

Глава 51

Они целовались. Долго, нежно и страстно. Тёма мягко гладил Лёлю по короткому ёжику светлых волос, проводил ладонями по её худенькому телу, которое трепетало от ласк, отзываясь на каждое, даже самое маленькое, движение. Девушка была словно растение, жадно впитывающее влагу перед тем, как пережить многие месяцы иссушающего зноя. Она предвидела это, но ещё не осознавала в полной мере, какие испытания будут у неё впереди. И как долго она не сможет ощущать то, что теперь сладко отдавалось внутри её тела.

– Пойдем в мою комнату, – прошептала Лёля, когда их ощущения от поцелуев и объятий обострились настолько, что требовали выхода на новый уровень. И влюбленные знали – есть лишь один способ унять эту жажду прикосновений. Они отправились в маленькое пространство, где уже через несколько минут слились в единый организм, который жарко и часто дышал, методично поскрипывая пружинками кровати.

Им никто и ничто не помешало всё это время наслаждаться друг другом столько, сколько им того хотелось. Оба они были ненасытны в своих желаниях и совершенно не стеснялись этого, поскольку знали: предстоящее расставание может продлиться очень долго, а может, если так случится вдруг, не закончиться никогда. Лёля уходит на фронт, и хотя девушек там стараются беречь, но это же война. Там убивают вне зависимости от пола и возраста. Случайная пуля, шальной осколок, и вот уже нет человека. Тёма знал об этом из рассказов раненых, с которыми ему теперь много приходится общаться в госпитале во время практики. Потому он дарил Лёле всю ту нежность, страсть, желание, на которые только был способен.

Когда они, утомленные и счастливые, лежали, переводя дыхание, и смотрели в потолок, переплетя пальцы рук, Тёма спросил:

– Когда ты уходишь на фронт?

– На фронт – не знаю, а на казарменное положение нас переводят завтра утром.

– Мы с тобой… ещё увидимся?

– Конечно, – уверенно ответила Лёля. – Нас ещё будут дальше готовить, а потом уже решат, куда отправить.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– У меня к тебе одна просьба, – очень тихо сказал Артём, повернувшись к девушке. – Только обещай, что ты её выполнишь, несмотря ни на что.

– Хитренький какой, – улыбнулась Лёля. – Сейчас попросишь тебе малыша родить и не уходить никуда. Стой… – Глаза её стали напуганными. – А ты мне ребеночка не сделал прямо сейчас? Ну так, совершенно случайно?

– Нет, я же медик, – улыбнулся Тёма в ответ. – И прекрасно знаю, что можно делать с женским организмом, а чего не стоит, если девушка сама не хочет.

– Так что за просьба?

– Вернись, пожалуйста, живой.

– Тёмочка, хороший мой, родной… – Лёля поцеловала его в щеку и висок – куда дотянулась. – Как же я могу тебе это обещать? Мой папа тоже верил, что вернется, а видишь, как с ним всё получилось.

– Тогда обещай, что будешь стараться. Очень сильно стараться. Выжить. Вернуться. Ко мне, – сказал Артём.

– Обещаю.

И они снова принялись нежиться, постепенно повышая градус своих прикосновений, пока в который раз уже не достигли пика наслаждения. Когда же они остановились, совершенно обессиленные, на улице было уже совсем темно.

– Скоро мама и Валя вернутся, да и Вовку пора кормить, – сказала Лёля, спешно вставая с постели и одеваясь. Она привычным движением хотела собрать сзади волосы в хвост, но руки ухватились на пустоту. – Ой… – растерянно сказала она. – Волос-то и нету. – Рассмеялась тихонько.

– Ничего, новые вырастут, лучше прежних, – сказал Тёма.

Они оделись, вышли в большую комнату. Лёля включила керогаз, поставила чайник. Вскоре он запыхтел, и она подогрела в чугунке кашу для Володи. Пошла к нему в комнату, разбудила и отнесла к столу. Усадила себе на колени и принялась кормить. Мальчик был сонный, кушал вяло, больше мордашкой крутил в стороны, стараясь отвернуться от ложки. Даже похныкал немного, но Лёля грозно сдвинула брови:

– Ты мальчик? Да? Значит, будущий воин. А раз так, должен быть сильный! Кто нас в старости с дядей Артёмом защищать станет, а? Жуй быстро!

И Вовка, с удивлением посмотрев на Тёму, принялся кушать. Сам же парень с тихой радостью смотрел, как его девушка кормит племянника, и думал о том, что вот так же она когда-нибудь станет кормить их собственных малышей. «Только бы выжила!» – прозвучало в его душе заклинанием.

***

Лёлю перевели на казарменное положение, и в доме Дандуковых стало совсем тихо и грустно. Целыми днями теперь оставались внутри лишь Маняша с Володей, который, лишившись единственного соратника по своим детским забавам, теперь был притихший. Сосредоточенно возился на полу с игрушками, – это были выкрашенные в разные цвета деревянные кубики, пирамидки и несколько лошадок, вырезанных из мягкой сосны.

Мальчик очень любил с ними играть прежде всего потому, что их можно было беспрепятственно грызть. У него росли молочные зубки, на которые попадалось многое. Потому бабушка старалась убирать всё опасное подальше, но разве от этого маленького полозуки, как она ласково его называла, что-то возможно скрыть? Хотя Володя уже и почти научился ходить, и теперь осторожно перемещался по дому, держась за что-нибудь и аккуратно переставляя крошечные ножки.

Маняша смотрела на него и радовалась и грустила одновременно. Счастье было заключено в этом маленьком тельце. Оно – продолжение их семьи, будущая надежда и опора, а ведь каждый день гибнут тысячи. Печаль была в напоминании: Володя был очень похож на своего отца, Константина, которого никогда не видел и уже не увидит. Только на фотографиях. Они там, у Вали в комоде, завернуты в особенную, алую тряпочку. Когда мальчик вырастет, он увидит, каким красивым был его отец.

И все-таки, хотя Володя скрашивал домашнее одиночество бабушки, в доме Дандуковых теперь царила грустная тишина. Маняша целый день строчила на швейной машинке, Валя пропадала в институте и детском саду. Больше никто не врывался свежим ветром, с румяными щеками и не кричал задорно с порога: «Привет честной компании!» Так Лёля делала очень часто, и все начинали улыбаться: заводила вернулась. Сразу становилось как-то живее, ярче, веселее.