Павел I (гроссмейстер мальтийского ордена) - Василий Сергеев

Это был поистине добрый совет друга! Но Елизавета Ивановна не вняла ему. Ей довелось, в поисках союзника, намекнуть, что по ее восшествии на престол православная церковь России может вступить в унию с католической, – и иезуиты, орудием которых был Ганецкий, вцепились в несчастную женщину, умело играя на ее самолюбии. Справедливости ради надо сказать, что как только на горизонте замаячила возможность присяги ей эскадры Орлова, Елизавета решительно рвет с иезуитами, с унией...

Боже мой, как не вовремя начинает она свою эскападу! Как некстати, не прощупав почвы, и, главное, не согласовав, не соразмерив политики своей с теми, кто как раз в это время избрал орудием своей политики в России иную женщину – Вильгельмину фон Гессен-Дармштадт... Но если бы авантюра была согласована с ними, она перестала бы быть авантюрой!

«Божией милостию, Мы, Елизавета Вторая, княжна всея России, объявляем верноподданным нашим... Мы имеем больше прав на престол, нежели узурпаторы государства, и в скором времени объявим завещание умершей императрицы Елисаветы, нашей матери...»

Манифест попал в руки Екатерины в конце 1773 года сразу в двух экземплярах. Один, вместе с копией текста «Завещания Елисаветы» – из Ливорно, от Алексея Орлова-Чесменского, другой, присланный ему самой Елизаветой с партикулярным письмом, принес граф Никита Панин.

«До последнего дыхания, – стояло там, – я буду бороться за права короны и народа!»

– С одним самозванцем129*Пугачевым.* никак не разберемся, как еще побродяжка в Рагузе130*республика Дубровник, на территории нынешней Югославии в 1808 г.*, в Сицилии, явилась, поздравляю вас, – обратилась Екатерина к Григорию Потемкину, специально приглашенному, чтобы обсудить «меры защиты престола от вновь открывшихся обстоятельств». – И зовут-то мерзавку Елизаветой, как ту, что в Холмогорах сидит. Я уж было подумала – не та ли и бежала? Но тут хуже дело: она в одном колене с матерью той, Анной Леопольдовной. Внучка Петра Великого; дочь Шувалова, сносится с ним и помощь денежную от него имеет. Ныне же и польская интрига за нею стоит, да и папский престол, слышно, зашевелился. Меня узурпаторшей объявила, грозит Европу и Порту на нас поднять. Что делать будем, граф?

– Что, если б для ради такого случая пригласить графа Панина, и убедить его своими каналами на Шувалова воздействовать?

Екатерина хмыкнула. Мысль ей понравилась. Они, конечно, потребуют каких-то уступок политических, но Шувалов будет – каким-то неведомым ей способом – эффективно выведен из игры. Поторговаться за уступки можно, но вся авантюра «побродяжки» тогда заранее обречена на неудачу... Если только... если только не они сами затеяли все это. Если эта Елизавета – не их креатура. А если их? Тем более, нужно с Паниным посоветоваться... Никита Иванович не может не понять, что здесь не ей личная угроза, но трону российскому, а стало быть, и Павлу его драгоценному...

– Шувалов – ладно. Его бы и вовсе сюда, в Россию вытребовать... Здесь догляд надежнее! Но что с побродяжкой-то делать?

– Также вытребовать официально, как сугубую воровку и смутьянку...

– Она не российская подданная; поступить так – только смеху наделать, да и дело выплывет широко; нужно же его совершить a pas de loup*Потихоньку (франц.).*... Ее французы признали, в Рагузе она при консульстве их обретается, в загородной вилле. Поляки, Радзивил вокруг нее там трутся. Людовик советует ей в Истанбул ехать, помощи Турции просить...

– Похитить! Quod princeps voluit – legis habet vigorem131*Что благоугодно монарху – имеет силу закона (лат.).*. Заняться этим мог бы Алексей Орлов: пусть благонадежность доказывает, и свою, и братнюю!

– A corsaire – corsaire et demi132*На разбойника – полтора разбойника (фр.; посл.).*, – хмыкнула Екатерина.

Потемкин, нахмурившись, продолжил:

– Орлов над эскадрой немыслимую власть заимел. Брат его теперь в отставке133*С осени 1772 года Григорий Орлов был удален в отставку, получив титул светлейшего князя и огромную пенсию.*. Можно ли на эскадру полную благонадежность иметь?

– Там – Грейг, Самуил Карлыч, – напомнила Екатерина, но тоном, который подтверждал: она видит опасность. Потемкин кивком благодарно оценил интонацию и продолжил:

– Эскадра вся нам в Ливорно более не нужна. Пусть сюда плывет, да и самозванку прихватит...

«Сей твари, столь дерзко всклепавшей на себя имя и породу, употребить угрозы, – полетел 12 ноября на Средиземное море приказ Екатерины, – а буде без шума достать [ее] способ есть, то я и на сие соглашаюсь...»

И началась охота на красного зверя. Алексей Орлов систематически сообщает Екатерине II о ее ходе. Целый год – лишний год – стоит флот на рейде в Ливорно, – многовато, пожалуй, для изловления самозванки, не имевшей ни политических покровителей, ни вооруженных сил! Десятка гайдуков, и тех у нее не было! Екатерина торопит, но Орлов, оправдываясь невозможностью усилий явных, медлит:

«Получил я известие от посланного мною офицера для разведывания о самозванке, что оная больше не находится в Рагузах... а от меня нарочно того же дня послан в Рим штаба моего генерал-адъютант Ив. Кристинок, чтоб об ней в точности изведаться и стараться познакомиться с нею; притом, чтоб он обещал, что она во всем может на меня положиться, и, буде уговорит, чтоб привез ее сюда с собою... а при том просил англинского министра, чтоб он присоветовал ей ехать ко мне...»

Январь 1774 года. Пиза134*Письма А.Орлова цит. по: Молева Л. Ее называли княжной Таракановой.*

В Неаполе Елизавета оказалась в английском посольстве и английский посол, сэр Уильям Гамильтон (жена которого позже очарует адмирала Нельсона), принял «графиню Пинненберг» как настоящую царицу. Здесь она узнает, что российская эскадра, пребывающая в Ливорно, готова присягнуть ей, внучке Петра... Но она еще долго не верит, колеблется, ищет поддержки, нет, не денежной – моральной. Она отправляется в Рим.

«...Послан был человек для разведывания о сем деле, и тому более уже двух месяцев никакого известия об нем не имею... а теперь отправлено от меня еще двое, один офицер, а другой Славянин, Венецианский подданный, и ничего им в откровенности не сказано, а показал им любопытство, что я желаю знать о пребывании давно знакомой мне женщины, а офицеру приказано, буде в службу может войти к ней или к князю Радзивиллу волонтером, чего для абшид ему дан, чтоб можно было лучше ему прикрыться...»

Декабрь 1774 года. Пиза.

Она знает: за ней идет охота. Но кто охотник? Неужели Алексей Орлов? Может ли это быть? Ведь он поклялся, что его эскадра от Российской империи отложилась. Почему отложилась? Но ведь вся Европа знает: клан Орловых в опале! Так занимали трон – с помощью лейб-гвардии – и «законная» Елисавета I, и «незаконная» Екатерина II... Почему бы так же не взойти на престол и Елизавете II?

Не предложи он к ее услугам эскадру, может, и не было бы corpus delicti*Состава преступления (лат.).*.

И, наконец, – победа! То, чего не смогло сделать с принцессой обещание присяги, сделало с женщиной обещание любви! Граф немедля доносит императрице и это:

«Признаюсь, что я оное дело исполнил с возможной охотою, лишь бы угодить Вашему Величеству».

На брак «самозванка» не согласилась, пообещав, впрочем, вернутся к этому разговору, когда получит престол предков...

Нет горше преступления, чем иудино – обман доверившегося. 22 февраля Елизавета, принявшая приглашение Орлова наблюдать за маневрами флота, была арестована на борту флагманского корабля «Исидор».

Орлова распирает от гордости – как лакея, удачно выполнившего не совсем приличный каприз госпожи:

«Угодно было Вашему Императорскому Величеству повелеть доставить называемую принцессу Елизавету, которая находилась в Рагузах; я со всеподданническою рабскою моею должностию, чтоб повеление Вашего Величества исполнить, употреблял все возможные мои силы и старания, и счастливым себя почитаю, что мог я оную злодейку захватить со всею ее свитою на корабли, которая теперь со всеми ними содержится на кораблях...»

Февраль 1775 года. Ливорно

На этом история Елизаветы Ивановны заканчивается. Впереди – только каземат Алексеевского равелина Петропавловской крепости и допросы фельдмаршала Александра Михайловича Голицына, сообщавшего Екатерине:

«Я использовал все средства... никакие изобличения, никакие доводы не заставили ее одуматься!»

Всего-то нужно было – публично отказаться от прав на престол, объявить себя лгуньей и самозванкой. Тогда, возможно, ей позволили бы дожить век в отдаленном монастыре.

Она умерла 3 декабря 1775-го, того самого года, в январе которого еще нежилась под итальянским солнцем на рейде Ливорно. Скоротечная чахотка, спровоцированная сырой одиночкой и кнутами палачей Шешковского. Здесь же, во дворе Алексеевского равелина Петропавловской крепости, внучку Петра и похоронили.