Путь между - Надежда Ожигина

— Где это ты откопал такое, братец?

Проводник глянул расширившимися от удивления глазами и неожиданно преклонил колени, опрокидывая едва початую кружку с вином.

Во всем виде его сквозило непонятное почтение.

— В чем дело, Эй-Эй?! — не выдержал король, переводя взгляд с проводника на лужу вина и обратно: что же должно случиться, если бродяга не огорчился такой потере!

— Камень Зарга, — прерывающимся шепотом выдохнул Эйви-Эйви. — А я думал, сказки…

— Сами видим, что камень, — слабо огрызнулся зачарованный шут. — Догадываемся, что от Зарга. Дальше-то что?!

— Дальше? — все так же потрясенно стоя на коленях перед ладонью Денхольма, прошептал проводник. — По старой гномьей легенде, когда Великий Кователь мешал свою кровь с кровью друга, которого называли Заргом, Дающим Приют, несколько капель сорвалось с руки и не попало в братину.

Кователь собрал их и заключил в камни, а камни подарил Заргу. Любой из гномов в любой стране Хейвьяра сотворит невозможное, чтобы взглянуть на этот камень, господин. Ибо у вас в руке одна из Двенадцати капель крови Верховного Бога Гномов. Только не дарите никому, — вздохнув, добавил он уже без пафоса. — Не дарите: бешеный народ, горячий — передерутся. Отданного Заргом не оспорят, отданное вами — с превеликим удовольствием.

Король отвернулся, заботливо пряча камень в Незримый Кошель. Обрастал он по дороге барахлом и амулетами, как деревья листьями покрывались, странно даже. Кошель, Булавка, Камень-Глаз, Камень-Кровь… Скоро будет ходить, подобно шесту на праздничных гуляньях, весь в ленточках и побрякушках! И все же, сквозь смех и ворчание, Зарга поблагодарил от всего сердца. Когда идешь против Той, За Которой Нет Трех, а по твоим следам бегут вприпрыжку слуги Вешшу, не до гонора.

Едва камень скрылся с глаз, проводник пришел в себя.

И Священную Дубраву потряс негодующий вопль: Эй-Эй оплакивал невозвратимую потерю. С надеждой глянул в сторону бурдюка, но поскучнел, видимо, вспомнив о запасе на долгую дорогу.

— В путь пора, — мрачно заявил он, безо всякого аппетита доскребая свою кашу и вычищая котелок.

— Идти-то сможешь? — недоверчиво покосился шут.

— С чего мне падать-то? — обиделся проводник. — Всего лишь три кружки за утро. А я до пятнадцатой крепко стою на ногах!

К полудню они все-таки собрались и с поклонами и благодарностями покинули Приют каменного Истукана. Лошадей поручили заботам Духов, оставив немного сушеных трав из запасов Эй-Эя, навьючили на себя поклажу и неторопливо зашагали по мощеной дороге.

Поначалу король долго приноравливался к своей ноше, потом сделал попытку обогнать проводника. Эйви-Эйви старательно и аккуратно переставлял ноги, опираясь на посох, и без особых усилий тащил свои нехитрые пожитки: лютню, к которой приторочил запасной котелок, и сумку, куда запаковал бурдюк с остатками вина и сверток с провизией. Денхольм нес только личные вещи, но, как ни старался прибавить ходу, обойти неспешно вышагивающего проводника не мог. Правда, на нем была кольчуга, и меч в длинных ножнах постоянно бил по ногам… Санди заметил его усилия, ухмыльнулся и засопел, беря разгон. Но вскоре сдался, а махнувший на них рукой король бессовестно отстал, сбив дыхание.

— Не гони! — крикнул он шуту, а когда спутники остановились, немного пробежался и добавил: — Не гони, все равно не пропустит. Рана еще откроется…

Эйви-Эйви смотрел на них с изумлением, но Санди понимающе кивнул и успокоился.

Они немного передохнули, хлебнув из драгоценного бурдюка, и снова двинулись в путь. Денхольм никогда не думал, что дорога может оказаться столь тяжелой и скучной. С каждым шагом его ноша становилась все тяжелее, и проползающими мимо природными ландшафтами он интересовался все меньше, словно разучившись воспринимать прекрасное. Ласковое теплое утро, быстро просыхающие лужи, мокрая трава, выбивающаяся из плотной брусчатки, вызывали лишь раздражение. Новые сафьяновые сапоги покрылись грязными разводами, плотная, твердая кожа до крови стирала ноги, и король с завистью смотрел на разношенные потертые башмаки Эйви-Эйви. Он начинал понимать эту странную привязанность к старой обуви.

Когда солнце клонилось к горизонту, утомленное долгой дорогой по небу, путешественники увидели деревья. Три дерева справа, три — слева. А за ними величавой дымчато-голубой цепью протянулись горы.

Горы Форпоста.

— Сторожевые дубы, — обернувшись, крикнул проводник. — Там должен быть первый гномий пост, у них и отдохнем!

Король в горячей молитве поблагодарил всех Богов на свете, и Темных, и Серых, и Светлых. И, стиснув зубы, прибавил шагу, хромая на обе ноги сразу.

Рядом сопел запыхавшийся шут.

До дубов они добрались в рекордные сроки. Но наткнулись на пустую сторожку. Пыль и тишина. Паутина. Следы давних поспешных сборов.

— Гномы ушли? — почему-то шепотом спросил Санди.

И в этот миг, вспарывая вечернюю тишину, свистнула стрела.

— Засада, куманек! — завопил шут, оправляя кольчугу и выдергивая из ножен акинак.

Неуловимой серой тенью выпрыгнул в окно проводник. Король лишь выругался сквозь зубы, обнажая клинок. Вместе с Санди они навалились на дверь, пытаясь сдвинуть проржавевший засов. Но были откинуты к стене дружным напором с другой стороны. В проем хлынули какие-то люди с клинками наголо и, азартно вопя, кинулись в атаку…

Король дрался, как раненый зверь, в пылу сражения позабыв о боли и усталости. «Первая битва! — стучало у него в висках. — Моя первая битва!» Но кто-то рассудительный и строгий внутри него давал невидимые отрезвляющие пощечины: «Не увлекайся, следи за рукой. Не напрягай плечо, свободнее кисть. Береги силы, прикрывай Санди. Не лезь вперед. Не увлекайся же! А то первый бой может стать последним!»

Санди рубился со злым упорством, без особого ущерба для себя и противников. Зато меч в руках короля метался за двоих, описывая немыслимые дуги и при каждом выпаде находя податливую плоть. Нападавшие толпились и мешали друг другу, беспорядочно вспарывая клинками пустой воздух, промахиваясь и беснуясь. Краем глаза Денхольм заметил, что у многих не хватает на руках трех пальцев. И зарычав от боли воспоминаний, врубился в толпу, открывая спину. Крепка была кольчуга работы гномьих мастеров, но и на ней от яростных ударов разошлись звенья. Король вертелся волчком, подрубая то ноги, то шеи, помогая себе кинжалом. Где-то далеко кратко ругнулся Санди, бросаясь к нему на помощь, словно в море с высокой скалы…

Сколько длился этот бой?

Они не помнили.

Казалось, века, а закат еще не набрал полную силу, когда наконец король и шут остановились, оглушенные тишиной, по пояс заваленные мертвыми телами. Остановились друг напротив друга, готовые скрестить клинки. И опустили оружие, устало и невесело рассмеявшись. Облизнули пересохшие губы…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});