Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Воды попьете?
— Пет, пей сам!
И, подождав, пока мальчонка напьется, спросил:
— Где ты живешь, на том берегу или на этом?
— Мы городские, — солидно ответил мальчик.
— Ну а теперь-то где вы живете? — несколько удивленно спросил комендант.
— В деревне. — Лицо мальчика сделалось жестким. — Папа умер, давно уже, сразу после года Обезьяны. Они его просто до смерти забили! Тогда совсем немного до Тэта оставалось, я еще совсем малявкой был, на улице караулил, пока папа копал тайник, — мы ждали тогда наших бойцов.
— А после семьдесят второго вы, наверно, жили в Донгха?
— Нет, мы с мамой в Виньлинь бежали, а туда приехали, когда стрелять перестали. Потом вместе с беженцами из Хайланга ушли в Куангант, там маме землю под дом дали. Сюда мы уже почти год как вернулись, но от города ведь ничего не осталось, вот мама и попросилась пока к деревенским… Спасибо вам, дяденька, — сказал он, неохотно вставая, и, подняв спое коромысло с железом и кирпичами, зашагал по узенькой тропке, вьющейся среди развалин, и долго еще доносился сюда время от времени раздававшийся скрежет — это кусок кровельного железа на его коромысле но пути за что-то цеплялся.
Майор и лысый уже искупались и собрались подняться наверх. Комендант взмахом руки подозвал их и спросил:
— Вы не спешите?
— Нет, — ответил майор.
— Тогда присядьте, — он выложил на бруствер пачку сигарет, — покурите.
Они пристроились рядом, чувствуя неловкость и робея. Лысый потянулся к пачке, взял сигарету, понюхал — табак пах приятно. Лысый поскреб в затылке и со смущенным смешком признался:
— Давно таких не курил.
— Вы родом откуда, с Юга?
— Да, из Садека, край садов.
— А вы? — обратился комендант к майору.
— Из Тхыагхиена. Но родичи по материнской линии все в Куангчи.
— Я давно в армии и в разных местах бывал, но такой нищеты, как тут, нигде видеть не доводилось, — заметил комендант. — Здесь, в Куангчи, в основном бедный люд, на таких революция опереться может.
— Да, — тихо ответил майор.
— А из вас двоих кто-нибудь был тут, в крепости, в семьдесят втором?
— Нет, лично я не был, — поспешил заверить лысый, — Я тогда был в Тхыатхиене. Да вам это, наверно, известно.
— Ну а вы?
— Был… — ответил майор. — На западном фланге. Паше подразделение придали на усиление десантникам в самом конце операции…
Вдруг его охватил страх:
— Но про тот период я все написал…
— Нет, не думайте, что это допрос. — Комендант усмехнулся, протянул ему, вынув из пачки, сигарету, — Курите. Просто поговорим, с допросами уже покончено. Я ведь тогда тоже здесь был, до конца. Дело прошлое, но не мешало бы кое-что и припомнить. Мы с вами все трое — вьетнамцы, вот и поговорим просто как люди. В этих местах мы с вами недавно уже говорили — на языке пуль и снарядов, а вот по-человечески побеседовать пока не довелось.
— Поймите, — сказал майор, — тогда здесь мы были просто слепым оружием американцев!
— Хорошо, если вы сейчас это поняли. Кое в чем я с вами согласен, но ведь на деле все обстояло несколько по-иному. Я очень хорошо помню, что тогда все ваши части, оборонявшие город, и солдаты и офицеры, сравнивали себя чуть ли не с защитниками Ленинграда. Было такое?
— Нет, так говорили те, кто сидел в Анлоке!
— Но ведь большинство десантных и штурмовых батальонов пришло сюда как раз из Анлока. Так что, наверно, и вы к таким героям себя причисляли?
— На войне чего не бывает. Я совершил немало ошибок…
Комендант, видимо размышляя о чем-то, долго молчал. Потом он снова продолжил разговор:
— Наверняка вы слышали последнее выступление вашего президента и главнокомандующего Нгуен Баи Тхиеу, перед тем как он отрекся, а потом бежал на Тайвань. Я тоже его слышал — заявление было просто паническим. Понимаю, что вы с горечью приняли его отречение, оно лишало вас всяких надежд, но не станете же вы отрицать, что Тхиеу тогда верно выразил и общие ваши настроения, и общую позицию.
— Что вы имеете в виду? — осмелился задать вопрос лысый.
— Озлобление и недовольство своими американскими хозяевами, бросившими вас на произвол судьбы.
Майор поднял голову и после минутного раздумья сказал:
— Вы правы. Американцы большие прагматики. Если видят, что дело не выгорит, тут же сматываются. К семьдесят пятому ни их авиация, ни флот нас уже не поддерживали, и мы со своей миллионной армией оказались совершенно беспомощными, потому что привыкли — огневую мощь обеспечивают американцы.
— То-то и странно, что именно в семьдесят пятом, когда вы отступали, драпали, сметая все и топча друг друга, среди этой паники многие офицеры пребывали в недоумении: куда подевалось все, что было в семьдесят втором, — и боевой дух «защитников отечества», и сила удара? Ведь были такие настроения, верно?
Майор понял, что хотел сказать комендант.
— Продали отечество, торговали им и оптом и в розницу, и военные оказались не защитниками отечества, а обыкновенными наймитами. Я о многом передумал, многое понял…
— Думаю, далеко не все. В этой войне вашими противниками были не одни только солдаты армии Освобождения, а весь народ, все вьетнамцы. Американские советники чуть ли не по пятам за вашими офицерами ходили, даже в разгуле и попойках и то вместе были, готовы были любую вашу прихоть исполнить: послать Б-52 в этот квадрат — пожалуйста, в тот — пожалуйста, а вы, ничтоже сумняшеся, знай себе тыкали пальцем в карту, и американские бомбы и снаряды так и летели, так и летели… Семь миллионов тонн американских бомб сброшено над Вьетнамом — вот что вам надо крепко-накрепко запомнить! Вот она, ваша огневая поддержка! Жаль, что нельзя провезти вас хотя бы по этой одной провинции, показать, во что здесь превратились поля и деревни. Хотя зачем далеко ходить, достаточно на этот город взглянуть. Или на этих ребятишек, что каждый день появляются здесь и рады подобрать любую железку или хотя бы на треть уцелевший кирпич. Да, вам все это сотворить большого труда не стоило — достаточно было лишь глянуть на карту, а потом повернуться к советнику и бросить пару фраз на ломаном английском. Да хватит ли у вас духа осознать до конца, что вы тут натворили?!
— Я уже давно, — ответил майор, — неотступно думаю над тем, во что все это вылилось. Цепь ошибок…
— А ведь есть и такие, кто до сих пор не может избавиться от реваншистских настроений. Какое вы этому дадите объяснение?
— Мракобесы и идиоты, — выдавил из себя майор.
Лицо коменданта стало строгим:
— Так ведь и вы сами за последнее время не раз оказывались таким же, то есть, если воспользоваться вашим же выражением, мракобесом и идиотом. Да вам просто повезло, что все ваши побеги окончились неудачей. Пора наконец понять: если за целые десятилетня американцам ничего не удалось сделать, то вам, горстке, как вы сами сказали, мракобесов и идиотов, и подавно ничего никогда не удастся!
Невеселый этот разговор с комендантом лагеря заставил майора в очередной раз задуматься, одно за другим перебрать в памяти недавние события.
Он вспомнил ту ночь, когда уходил из кафе. Толстяк хозяин сказал, как повязать шарф: так, чтоб напоминало «девятку», иными словами — арканом на шее. Что, если б в ту ночь ему удалось бежать? Мысль о том, что это могло случиться на самом деле, почему-то не вызвала у него радости, стало, наоборот, жутковато. Тогда он действовал по хорошо рассчитанному плану, но в глубине души чувствовал, сколь зыбко, ненадежно и даже опасно все, что он замышлял. Им двигала какая-то слепая вера и слепая решимость, сейчас он не мог бы даже определить, что это было. Теперь-то он понимал, что тогда легко мог сделаться обычным бандитом, загнать сам себя в глухую лесную пору, в дремучие джунгли, стать бандитом-одиночкой, голодным и до предела озлобившимся, которого рано или поздно все равно бы нашли и поймали. Так, что ли, он собирался бороться с революцией? Он уже с ней боролся, боролся против нее много лет, несколько десятилетий прислуживал американцам, а революция — вот опа, она все равно победила!
Выходит, хозяин кафе, предавая его, тем самым оказывал ему большую услугу. Не случись так, наверняка давно бы уже рыскать майору по джунглям, как оголодавшему дикому зверю.
И чем больше он думал обо всем этом, чем больше вспоминал, тем настойчивее стучалась мысль: встреча с тем молодым высоким военным, что забрал Шипя, была предопределена позаботившейся о майоре судьбой. Нокаут в джонке избавил его от затягивавшегося аркана на шее. И, пожалуй, судьба позаботилась не только о нем одном — если так разобраться, то сколько парней, носивших солдатскую форму, смогли вернуться домой благодаря полной победе тех, кого раньше называли «вьетконгом». Что же касается его жизни, вернее, недавних ее событий, то они многим нынче могли бы послужить в назидание.
- Линия фронта прочерчивает небо - Нгуен Тхи - О войне
- Страна поднимается - Нгуен Нгок - О войне
- Высоко в горах - Нгуен Нгок - О войне
- Лес сану - Нгуен Нгок - О войне
- Жизнь и смерть на Восточном фронте. Взгляд со стороны противника - Армин Шейдербауер - О войне
- Последний выстрел. Встречи в Буране - Алексей Горбачев - О войне
- Фальшивомонетчики. Экономическая диверсия нацистской Германии. Операция «Бернхард» 1941-1945 - Антони Пири - О войне
- Танкист-штрафник. Вся трилогия одним томом - Владимир Першанин - О войне
- Мы вернёмся (Фронт без флангов) - Семён Цвигун - О войне
- Корабли-призраки. Подвиг и трагедия арктических конвоев Второй мировой - Уильям Жеру - История / О войне