Педофил: Исповедь чудовища (СИ) - Пётр Крыжановский

находилось больше двух десятков серых столов, похожих на те, что были в полицейском участке Альфреда в Сиэтле.

Он потянулся правой рукой к ящику в столе и открыл его. Там было пусто. Вытащив из внутреннего кармана фотографию Эмми Стивенс, он положил ее внутрь. Запечатлев в памяти улыбающееся лицо девочки, Альфред закрыл ящик.

— Так вот почему ты так хорошо ловишь педофилов, — возникнув из ниоткуда, с ехидством произнес агент Поласки.

Подойдя ближе, он присел на край стола, засунув руки в карманы.

— Видимо, ты один из них.

Альфред поднял голову и безразлично посмотрел на назойливого трепача.

— Извини, это шутка, — протянул он руку, осознав, что перегнул палку. — Джереми Поласки.

Собеседник пару секунд смотрел на руку. Не желая наживать себе врагов раньше времени, он нехотя протянул свою в ответ. Рукопожатие было холодным и напряженным.

— Я здесь занимаюсь Интернетом и Deep Web, — продолжал агент Поласки. — Коды по всем аккаунтам вышлю тебе на почту вечером.

— Спасибо, — ответил Альфред, помогая коллеге разрядить обстановку.

— На твоем ноуте есть доступ к сетевому облаку. Там мы храним тонны видео и фотоматериалов по нашему профилю. Наверное, любители обнаженных деток отдали бы последние сбережения, чтобы получить к нему доступ. Я бы предостерег тебя, предупредив о всех тех ужасах, что там хранятся, но вижу, фотоконтент ты уже начал собирать.

Агенту Поласки хотелось увидеть на лице новичка улыбку, он старался шутить, но делал это в последние пару минут, как мудак. Хотя до настоящего момента ему казалось, что он лучший в этом деле.

Немного отодвинувшись от стола, Альфред откинулся в кресле, сложив руки в замок и положив их себе на ноги. На его лице появилась легкая улыбка, пропитанная выражением, указывающим собеседнику, что тот полный идиот.

Поласки оглянулся по сторонам, после чего покивал головой.

— Извини, забыл тебе сказать, мое второе имя — кретин хронический. В этом коллективе у меня репутация человека ядовитого, циничного и саркастичного. Хотел хоть кому-то понравиться, и, как всегда, не вышло.

Альфред ухмыльнулся.

— Да, напарник, с вербальным контактом у тебя проблемы.

— Кто виноват? — раздосадованно спросил сам себя Поласки.

Устало вздохнув, Альфред подвинулся ближе к столу и, прикоснувшись указательным пальцем к тачпаду ноутбука, оживил его.

— Что делать?

— В смысле? — не понимал коллега.

— Меня выкинули посреди океана и сказали: раскрой нам самое тяжелое дело в истории Америки. Может, подскажешь хоть, в каком направлении плыть, — последние несколько слов новичка были пропитаны особым недовольством.

— Ну, во-первых, — принялся разъяснять агент, — не стоит воровать вещдоки из камеры хранения. Рекомендую сделать копию. Время от времени сюда приезжает ревизия. Если чего-то не досчитаются, они тебе все мозги по этому поводу выебут.

Джереми встал со стола и, наклонившись, посмотрел на экран ноутбука.

— Далее, — забегали его пальцы по клавиатуре. — Вот твоя новая рабочая почта. Раз в неделю мы составляем документ, в котором отчитываемся перед главным офисом в Вашингтоне о ходе расследования. Его обычно компонует милая агент Данкан, поэтому там много страниц, букв и различных необходимых тебе мелочей. Где-то в полученных эти документы у тебя есть. Ориентируйся на имя Кейт и на слово «отчет».

— Мне все их перечитывать? — недоумевал Альфред.

— Попробуй, но, думаю, трех последних месяцев будет достаточно.

Джереми несколько раз прокрутил вниз экран, туда, где отображалось содержимое рабочей почты нового коллеги.

— Вот первое, — сказал он, после чего нажал на кнопку и необходимый текстовый файл скачался на жесткий диск.

— Кто здесь работал до меня? — смотря на изрядно потрепанное состояние ноутбука, спросил Альфред.

Джереми выпрямился. Осмотрев пустые столы, он с безразличной улыбкой обратил свой взор на коллегу.

— Никто, кто мог бы нам запомниться. На твоем месте сидело не меньше трех людей.

— Почему такая ротация?

Холодное грубое лицо с мелкими глубоко посаженными глазами и тонкими губами, помимо безразличия, окрасилось еще и высокомерием.

— Перед тобой стоит один из лучших работников ФБР, раскрывший дело Хосе Легуэро. Я накрыл самую крупную партию колумбийского кокаина в конце девяностых. Я один из лучших.

Агент Поласки закусил нижнюю губу.

— К черту! Я лучший выпускник академии в Куантико. Еще пару лет назад мне светили невероятные радужные перспективы, сулящие в зрелости пост директора. Однако теперь, в лучшем случае, после того как наше дело передадут кому-то другому, я навсегда, как и остальные, останусь неудачником, не оправдавшим доверие Америки.

— Сочувствую, — саркастически сказал Альфред.

— Умными были те, — продолжил его коллега, — кто, осознав всю бесперспективность, написали рапорт и вернулись домой. Это дело невозможно раскрыть, оно нас здесь похоронит.

— Ты меня очень вдохновляешь, — посмеивался собеседник.

— Может быть, однако через месяц ты поймешь, о чем я.

— Мне кажется… — хотел парировать реплику Альфред.

— Извини, — небрежно перебил его агент Поласки, не обращая внимания на того, с кем говорит. — У меня в животе урчит. Пойду перекушу.

После этих слов он направился к выходу.

«Кретин», — подумал Альфред, провожая взглядом нового коллегу.

— Добро пожаловать в команду, тигр, — заметив ситуацию, проходя мимо, произнес агент Рамирес.

«Приехал, лучше бы оставался дома, долбоеб», — опустив локти на ручки кресла, мысленно вычитывал себя Альфред.

Покачиваясь в кресле, новоиспеченный агент ФБР унимал свои эмоции, старясь настроиться на рабочий лад. Он понимал: сейчас, пусть и не делая этого явно, за ним наблюдают все присутствующие в комнате. Матерые агенты, лучшие аналитические умы со всей Америки по одному только выражению лица или даже походке могут сказать о человеке все: определить его характер, указать на его оттенки.

Альфред не хотел казаться слабым и нерешительным. Он выпрямился в кресле, размял плечи. Открыв скачанный файл со свежим отчетом, он, сосредоточившись, абстрагировавшись от окружающего уныния, начал свое путешествие по белым строчкам.

***

Когда часами без перерыва пялишься на белый экран с черными строчками, начинает меняться пространство то ли внутри тебя, то ли снаружи. Оно становится очень некомфортным, напряженным, твердым и дребезжащим. И только тот факт, что время, потраченное на текст, пролетает быстро, не дает вырваться из столь неприятного состояния. Это состояние остается где-то на заднем фоне, в области периферийного зрения, в тот