В капкане совершенства - Лиля Ветрова

сзади. И наденьте халат, — врач не понял, угрожают ему или нет, да и времени не было. Роды оказались стремительными.

— Я не подозревал, что попаду в такую ситуацию. И я прошу прощения, но только за то, что не мог спасти Ханну не шокирующими всех путями. Был ли я впечатлен ее работой?.. Да, я увидел перед собой в первый же раз лучшее, что могло породить наше общество. «Небожительница», — так подумал я и сказал об этом своему коллеге Александру. Но она на самом деле человек из плоти и крови, как все мы. Стал бы я спасать так отчаянно кого-то, кто не впечатлил бы меня так, как Ханна? Я об этом думал и не смог найти ответ. Я спасал человека. Состоим ли мы из заслуг, красоты, молодости, интеллекта, пользы для общества? Ведь это не совсем так. Передо мной была женщина. И спасти по-другому я ее не мог. Я знал это. Знал, что реанимационные препараты ее убьют. Если не сразу, то через короткое время. Мне было мало этого времени для нее. Надо было быстро выпустить кровь, в которую проникла отрава, а сделать это мог только нож. Под рукой даже не было скальпеля, только лезвие для поделок. Разлагает ли это наше общество? Это вам решать, уважаемые присяжные. У меня все.

— Лейла родила час назад, — сообщил адвокат Артёму, заходя в комнату, где тот ожидал вердикта присяжных. — Девочку Ольгу.

— Здорова?..

— Полностью.

— А Ляля?

— Пришла в себя. То клянется Бьорну в любви, то ругается на него за то, что он с ней все это сделал. Но он пишет с кучей интерактивных смайликов, так что… — адвокат улыбнулся, доказывая, что юристы тоже люди. — Артём, нам нужно в зал суда. Вынесли вердикт.

— Старшина присяжных, огласите, пожалуйста, ваше решение. Напоминаю, что присяжные могут его не мотивировать. Оправдательный вердикт отменен быть не может.

— Да, Ваша честь, но мы бы хотели озвучить свои мотивы, — старшина больше всех смахивал на Бьорна, и Артём испытывал от этого смешанные чувства. Сейчас же сердце и вовсе провалилось в пятки. — Признать подсудимого невиновным по всем предъявленным обвинениям. Признать право на реабилитацию2 со стороны государства. Мы, присяжные, считаем, что это дело вообще не должно было доходить до суда. Как ни пыталась потерпевшая показать, что она исключительная и вернется к своей важнейшей работе, мы полагаем, что цивилизованного общества не будет там, где называют циничным спасение человеческой жизни, независимо от заслуг и социального положения. А также заставляют спасшего такую жизнь пережить унижение допросами и следственным изолятором. При этом изобличающие, так сказать, показания дает тот, кто стал причиной подобных экстраординарных действий. Общество, которое так поступает, превратится в стадо баранов, бредущих за первым попавшимся аферистом. Спасибо.

Освобожденный в зале суда Артём обнимался с адвокатом, отстранялся от журналистов, просил не трогать его, слушал обрывки речи прокурора, который говорил на камеру, что «общество в целом может быть не согласно с мнением присяжных, и повторение подобных деяний недопустимо».

Он получил видеопоздравление от Ляли, Бьорна и новорожденной Ольги, которое они умудрились записать почти молниеносно, несмотря на пережитое. Хуже всех выглядел Бьорн, не успевший никому рассказать, на что ему пришлось сегодня пойти. Но Артём не мог этого заметить. Он хотел бы сейчас найти Ханну, но нигде ее не видел.

Он слишком устал…

Артём бросил ключ от квартиры на тумбочку и разулся. В прихожей был беспорядок. Он вспомнил, что у него производили обыск. Везде побывали чужие ноги и руки, но квартира по-прежнему принадлежала ему. Он вошел в комнату, начал стягивать с себя свитер, поднял глаза и тут увидел ее.

Артём замер.

— Прости, что я так нагрянула… Ляля дала мне ключ. Я не могла встретить тебя у дверей суда: это было бы неуместно.

— У Ляли родилась девочка. Здоровы обе, — Артём ничего более не нашел, кроме как поделиться важной новостью.

— Она — молодец. Ты удивлен мне?

— Я… даже не знаю…

— Я могу тебя обнять?.. — Ханна уже обнимала его, а он не препятствовал. — Артём, ты получил письмо? Ты понял, что оно от меня?

— Да… Ханна, я… Я был так… тронут… Что ты…

— Артём, я люблю тебя. Я хочу жить с тобой, хочу иметь от тебя детей. Я бы вышла за тебя и в тюрьме и виделась бы с тобой всю жизнь только на свиданиях. Ты единственный для меня. Знаешь, все это может шокировать, но я должна сказать это. Жизнь идет по накатанной, и ты делаешь все, потому что так надо. И даже добровольцем идешь на испытания препарата и думаешь, что все будет хорошо, потому что все всегда хорошо. И люди вокруг такие же одинаковые, как проходящие дни. Но вот он ты, который не похож ни на кого, и я уже не та, что была раньше, и изменилась навсегда…

— Ханся, так получилось, что я помог тебе, и это могло вызвать сильное чувство. Кто я по сравнению с тобой, небожительницей? Боже, я даже прикоснуться к тебе боюсь до сих пор. Ты мне не обязана ничем, я хочу, чтоб ты знала: это был мой выбор.

— Но я тебе сказала, а ты мне еще нет: любишь ли ты́ меня?

— Конечно люблю… С первого взгляда… Ты — чудо, которое я увидел наяву. Ты идеальна, я и мечтать не мог… Но я не знаю, как и с чего теперь начать… И как быть… Я словно заморожен… Я не могу нормально говорить, строить отношения, я забыл, как и что нужно делать.

— Может быть, начнем с поцелуя?..

Она приблизила лицо и нежно припала к губам. Вспомнив, что все-таки необходимо, Артём едва мог оторваться от нее.

— Ханся, — прошептал он, — я так тебя люблю… Возможно, нам… следовало бы увидеться позже. Просто я… как я говорю чудно́… но я не смогу сейчас ограничиться поцелуем с тобой… Понимаешь?..

— Но я тоже этого хочу, — она не стеснялась смотреть в глаза.

— Ты уверенна?..

— Ни в чем более не была…

Он объял ее руками, помедлил, но вот еще один поцелуй, и для них начался новый отсчет, где день и ночь не различимы друг от друга, потому что шторы остаются задернутыми.

Глава 21

Дима не смог бы сказать, сколько времени минуло с его увольнения. Он стоял, как много месяцев назад, у двери ее квартиры. И Катя пустила его внутрь. Одурманенного, раздавленного, не имеющего ничего, промокшего, пока шел сюда, под