В капкане совершенства - Лиля Ветрова

подождут. Говори же. Артём — что?!.. Ты уверена?.. Ханся, успокойся. Да, можешь приехать. Нет, не стеснишь. Приезжай, говорю. Только не плачь, разберемся. Нет, не скажу… Ну дела́…

Ляля выключила звонок и обратилась к супругу.

— Представляешь, Ханна уверена, что Артём ей изменил. Я не могла ей отказать, чтобы она приехала… Прости меня.

Лялька держала в объятиях больную голову Бьорна, массируя точки на шее. Жуткая-жуткая мигрень… Ее пугало, когда у нее или близких начинались недомогания. Сказывались прошлые муки: возникало чувство угрозы, которое приходилось преодолевать… И тут еще Ханна.

— Постарайся поспать, любимый.

Лялька пошла к входной двери и встретила зареванную подругу. Через десять минут они сидели на кухне и пили чай. Вернее, Ханна роняла в него слезы, а Лялька просто согревалась чашкой.

— Оказалось, что это его бывшая. Она в нашей лаборатории уже месяц, а я ничего не знала… Дина эта…

— Ах, она…

— Ты ее знаешь?..

— Нет, но наслышана. Артём ее и видеть не хотел больше.

— А тут захотел… Она мне вываливает, что ждет его после работы и надеется на хорошее времяпрепровождение. Я так и обмерла вся…

— Она знает, что вы живете вместе?..

— Нет! Он держал свою бывшую под боком и не сказал ей об этом! А она так улыбалась, глядя на меня…

— Ты узнала у нее, что между ними?..

— Нет. Она начала говорить, что это самое счастливое время было, когда она была с Артёмом, что он самый замечательный… Дальше я тебе и передать не могу, что сказала… Я ответила: «Понятно». И сразу ушла…

— А Артём как это комментирует?

— Я ему не звонила…

В этот момент на кухню заглянул Бьорн.

— Привет, Ханся. Лялька, подойди, пожалуйста. Ольга плачет. У меня сейчас голова лопнет.

— Прости, — она вскочила и ринулась к ребенку.

Пока Ляля укачивала дочь, снова завибрировал компьютер.

— Тёма?.. Немного… Не могу сказать. Все возможно. Извини, ты знаешь мою политику: Китайская стена.

Имевшая двух друзей, которые являлись парой, она вынуждена была разделять их в своей голове, не выдавая одному излияний другого. Иначе она рисковала потерять кого-то из них и другого следом за обиженным.

С полчаса Лялька бегала по квартире, наливая Ольге водички, напевая колыбельную песенку, а затем обласкивая мужа.

— На. Артём сказал, что это должно помочь, — она всыпала в Бьорна смесь каких-то лекарств. — Ольга уснула вроде.

Замотанная, она вернулась в распоряжение Ханны.

— Я совсем не вовремя… — сконфузилась девушка.

— Такое всегда не вовремя, — отмахнулась Лейла. — Артём звонил.

— Ты сказала ему, что я у тебя?!

— Он сам понял.

— А про Дину?..

— Нет. Только, что ты расстроенна и что не пущу его к тебе, пока ты сама не захочешь. Он ответил, что едет… Ах, опять звонит…

— Я отключила свой звонок, — молвила Ханна.

— Нет, Артём!.. Вы сами должны поговорить!.. Значит, не хочет! Слушай, она ко мне первая пришла… Все, пока, я занята! Ох… Говори, я слушаю.

— Я так и думала, что этот день настанет, — произнесла Ханна понуро. — Придет такая вот Дина, и все рухнет…

— Какая — такая?..

— Она сексапильная. Раскованная. Мужчины всегда с ума по таким сходят…

— Ты сама красавица писаная! А уж про ум я вообще молчу.

— Что толку?.. Я холодная и рассудительная. Это никому не нравится. Если б я могла быть хоть немного похожа на тебя…

— Не дай тебе Бог мой язык, который не дружит с головой!.. — воскликнула Ляля. — Да кто ж тебя так накрутил, Ханся? Какой мужик здесь поработал, признавайся?! Я за версту подобное чую: сама прошла то же самое!..

Ханна опустила голову.

— У меня было их двое до Тёмы. Оба ушли… Но не сразу. Выяснилось, что подолгу мне изменяли. Да и недовольны всегда были. Ты понимаешь…

Ляля знала, что парни Ханны были из высочайшего общества. У всех семьи с чистейшими родословными, круг знакомых — почти что жители горы Олимп, внешность — небесные ангелы. Один стал судьей, другой — руководителем крупной корпорации.

Артём, хотя ни разу не показал этого Ханне, был готов биться головой о косяк, когда она запросто показывала ему на них по телевизору и рассказывала, что они встречались. Будто бы не понимала, что речь-то идет не о встречах для игры в кубики. Она и не представляла, насколько его ранит. А Ляля не могла ей об этом даже намекнуть.

— Послушай… это фрустрация какая-то… — Ляльке показалось, что из ноздрей сейчас пойдет пар. — С Артёмом-то не так было? Он же тебе ничего в этом роде не предъявлял?

— Нет… — голос Ханны потеплел. — Он всегда такой внимательный. Говорил, что я красивая… Что любит меня…

По легкому румянцу на ее щеках Ляле сделалось все ясно. Артём умел обращаться с женщинами намного лучше, чем ее предыдущие несравненные в своем самомнении «олимпийцы».

— Вот видишь, — молвила Лейла.

— А тебе он что-то сказал?..

— Ты же знаешь…

— Китайская стена, — вздохнула Ханна. Она отпила остывшего чаю.

— Я знаю, что Дина делала его несчастным каждый Божий день. Он говорил об этом постоянно. А с тобой он счастлив.

— Видимо, недостаточно…

— Девочки, простите меня, — в кухню снова вошел Бьорн. — Привет еще раз, Ханна. Извини, что я в таком виде. Голова трещала. Я становлюсь невыносим, когда болен.

— Ничего. Если бы не это, я бы начала думать, что ты идеален, — улыбнулась Ханна.

— Теперь уже я начинаю ревновать, — пробормотала Ляля, глядя, как муж наливает стакан воды.

— Артём звонил, но я отклонил вызов, — поглядел он.

— Так перезвони ему, если хочешь. Но нас не отвлекай, пожалуйста, — попросила Ляля.

Когда Бьорн покинул помещение, Ханна продолжила.

— Ты же знаешь, как это бывает… Не сдержался и все.

— Тебе неизвестно наверняка, было ли что у них, — возразила Ляля. — Ты должна спросить у Артёма напрямую. Таких, как Дина эта, я видела. Маньячка еще та. Будет рисоваться перед тобой: мол, посмотри, какая я классная. А ты, Ханся, совсем другая. Ты юная, прекрасная и неиспорченная. Мужчины о таких грезят. Но ты этим не будешь кичиться и пользоваться, просто будешь рядом. И Артём тебя любит.

— Может быть… Но… не знаю… — Ханна трепетно вздохнула. — Я не рассказывала тебе. У нас была сильная размолвка месяц назад. Он хотел, чтобы я родила ребенка. А я сказала, что нужно подождать. Понимаешь, с этой лабораторией у меня сил никаких не остается.

По непроницаемому лицу Ляли Ханне не удалось ничего прочитать. Она бы не созналась, что Суслик звонил ей тогда в растрепанных чувствах и долго плакался в жилетку. Ляльке едва удалось привести его в себя.

— Я тогда подумала,