Девушка без прошлого. История украденного детства - Даймонд Шерил

Я надеюсь, что сегодня все будет по-другому. Моя подруга Елена раздобыла приглашение на ужин — такой, где собираются по-настоящему влиятельные люди, а не только шестнадцатилетние модели и стареющие миллионеры. Я называю ее подругой, но мы, скорее, союзницы поневоле. Русская девушка, хорошо знающая жизнь, понимает, что две блондинки попадут туда, куда одну могут не пустить.

Я вхожу в дверь квартиры-пентхауса, напоминающей картинку из журнала. Все ведут себя идеально, все одеты в асимметричные черные платья, многие в очках, которые не имеют никакого отношения к коррекции зрения. Единственный незапланированный элемент — кудрявый маленький мальчик, который уверенно лавирует между взрослыми.

Елена ловит мой взгляд и незаметно подмигивает. Она чувствует, какие знакомства можно здесь завести, а я пытаюсь хотя бы не поскользнуться на дизайнерском ковре. Каким-то образом я завожу разговор с парнем в костюме примерно за пять тысяч долларов и его дружком, который видел все на свете фильмы, но не читал ни одной книги.

— Добро пожаловать в Нью-Йорк, — добродушно усмехается Ник-в-костюме. — Здесь не будет легкой жизни, к которой ты привыкла.

Наверное, я выгляжу озадаченной, потому что он продолжает, постепенно распаляясь:

— Ты вся такая сладенькая и невинная, сразу видно, что еще жизни не нюхала. Ну готовься, этот город сожрет тебя живьем.

Да, такова чарующая ложь модельного бизнеса. Ты думаешь, что в этих ярких огнях замечают тебя саму, но на самом деле ты — чистый холст, на который другие люди проецируют свои фантазии.

Ник что-то еще говорит, а я уже смотрю на мужчину, стоящего в другом конце комнаты. На вид он крепкий, со спокойными глазами, и он точно не хочет ни на кого произвести впечатление. Меня к нему тянет.

Ник спрашивает, какие у меня планы на остаток вечера. Очень по-нью-йоркски: оскорбить кого-нибудь, а потом пригласить выпить. Мне хочется его ударить.

Сбежав на пустую, открытую всем ветрам террасу, я кладу руки на каменные перила. Оглянувшись, замечаю Елену, окруженную восторженными поклонниками. Я отворачиваюсь и смотрю вниз, на огни фар проносящихся мимо машин.

— Ты просто разыгрываешь недотрогу, — раздается голос за спиной.

Кто-то хватает меня за руку, разворачивает — и я вижу Ника. Не успеваю я среагировать, а он уже прижимается губами к моим губам. Мне тяжело дышать, я теряю равновесие, чуть не заваливаюсь вниз. Он прижимает меня к перилам, но я умудряюсь снова найти опору и вывернуться. Я бросаюсь в комнату, а из нее — в коридор. Нащупываю дверную ручку, дергаю ее и… вваливаюсь в спальню.

Уверенный в себе мужчина, который привлек мое внимание, полулежит на подушках и читает книгу с картинками кудрявому мальчику. Наверное, это его квартира и его ребенок. Я замираю. Он поворачивается ко мне — лицо у него красивое, смуглое, — и мы смотрим друг на друга. Постепенно я осознаю, что он видит, и у меня сжимается желудок. Он продолжает обнимать мальчика за плечи, будто защищая его от неизвестной девицы на шпильках, с глазами в черной подводке.

— Простите, — неловко извиняюсь я. — Мне нужна была ванная.

— Последняя дверь слева, — рассеянно говорит он и возвращается к книге.

Я тащусь по коридору на слишком высоких каблуках и запираю за собой дверь в ванную. Жидким мылом я смываю макияж. Пена лавандового цвета исчезает в сливе. Лицо становится моложе, и меня уже сложно назвать соблазнительной. Ясные глаза без всяких стрелок, веснушки на носу и прыщ на лбу. Теперь я просто девчонка с усталыми глазами и покрасневшей от растирания полотенцем кожей. Так я себе нравлюсь гораздо больше.

На мне уже шлепанцы, и я быстро шагаю по улице. Туфли лежат в сумке. Я прохожу мимо знакомых клубов, где торгуют молодыми телами. Изнутри доносится низкий гул, снаружи змеятся очереди. Люди внутри дышат почти лишенным кислорода воздухом и думают, что они лучше других. Это ад, и, чтобы попасть в него, надо отстоять перед входом часа три.

Я думала, если уйду из этих клубов и попаду на достойные вечеринки, смогу в них вписаться. Но это те же самые клубы. Отчаяние сдавливает грудь, оно куда реальнее огней на улице. Только оказавшись в почти пустом автобусе, идущем в Джерси, я даю волю слезам и понимаю, что это был мой первый поцелуй.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я плачу, пока автобус мчится по бесконечному туннелю.

Когда я ношусь с одной встречи на другую или выхаживаю по подиуму в свете прожекторов, гораздо проще представлять, что я на верном пути. Но теперь, сжавшись на потертом сиденье, я не могу делать вид, что реальность не существует. Меня как будто наказали за какую-то ошибку, и я не могу понять — за какую. Что я сделала?

Автобус кружит по знакомым улицам, я смотрю в окно, ничего толком не видя. Постепенно в голове начинает оживать воспоминание. Прошло уже больше десяти лет, но оно невероятно четкое, как фотография. Девочка и ее отец сидят на диване у огромного окна, а напротив светится Сиднейский оперный театр. Наши лица освещены мерцающим экраном телевизора, на котором мелькают котировки, и я со страхом спрашиваю, можем ли мы остаться в Австралии, всегда ли жизнь будет такой. Тринадцать лет назад он сделал глоток чая и сказал, что, как бы страшно мне ни было, я должна всегда поступать смело. И никогда нельзя действовать с позиции страха.

Но именно этим я сейчас и занимаюсь. Больше года я пытаюсь освоиться в модельном бизнесе. Я играю по правилам других людей, делаю то, что мне говорят, надеюсь получить награду за хорошую работу. «Думай, Бхаджан, — приказываю я себе. — Делай то, чему тебя учили. Отступи. Отступи и поднимись. Отойди на такое расстояние, чтобы Нью-Йорк стал не больше города из лего. И ты увидишь».

Если смотреть правде в глаза, я не красивее остальных девушек, которых тоже выбрали для этой работы. Думаю, большинство интереснее меня. Почему же я должна бегать, надеясь, что меня заметят, делать то же самое, что сотни других, и ожидать лучшего результата? Я разыгрывала только одну карту: внешность. А теперь расстраиваюсь, что люди не видят ничего, кроме внешности.

Когда я выхожу из автобуса, мои ноги все еще дрожат, и я хмурюсь от мысли, которая постепенно начинает вырисовываться. Дома я открываю окно, чтобы вылезти наружу. Слезы уже высохли. Мы с Тигрой сидим на ржавой пожарной лестнице, подстелив сложенное одеяло. Я смотрю туда, где светили бы звезды, если бы не городские огни. Кот осторожно залезает ко мне на колени, стараясь не поцарапать, и устраивается так, чтобы я могла положить руку на мягкий белый живот.

У меня ушло семнадцать лет, чтобы понять, что меня гложет, что жжет изнутри. Дело совершенно не в том, что я не такая, как все, что я куда-то не вписываюсь. Я этим вполне довольна. По-настоящему меня бесит то, что никто не понимает, насколько я другая! Меня считают молоденькой дурой, телом, которое можно одевать и раздевать как манекен. Но они не правы — насчет меня и остальных моделей, которых я встречаю на кастингах. Мы подростки, пытающиеся выживать в мире, который пугает многих взрослых, в индустрии, не имеющей правил. Ни у кого из нас нет страховки, зарплаты или запасного плана. Но у нас есть история, которую стоит выслушать.

Вот только никто еще не пытался ее рассказать.

— Мне сегодня было откровение, Тигра, — сообщаю я. Он зевает, и я улыбаюсь при виде его мордочки. — Правда! — Я чешу его за ушами, а он щурится. — Вот теперь ты слушаешь. С этого момента у нас с тобой начинается новый виток карьеры.

Из бара на углу доносится рэп, а я гадаю, сколько еще времени мы будем сидеть вот так, вдвоем, у нашего окна, я — всматриваясь в темноту, Тигра — глядя на меня сонными глазами. Сколько еще нам суждено мечтать на пожарной лестнице.

Глава 34

Нью-Йорк, 21 год

— Добро пожаловать на «Доброе утро, Америка»! Шерил Даймонд приехала в Нью-Йорк вслед за своей мечтой и за шесть коротких лет стала одним из самых заметных лиц в модельном бизнесе!