Счастье момента - Штерн Анне

– Не знаю, – продолжал Берт. – Когда я открывал рот, из него вырвались только странные звуки. Другие дети в приюте побаивались меня, сторонились. Больше всего на свете мне хотелось сказать, что меня не стоит бояться, я безобиден… но я не мог. Когда мне исполнилось четырнадцать, меня поместили в лечебницу для душевнобольных. Там я чуть не умер.

Умолкнув, Берт взглянул на Хульду. Глаза его смотрели так печально, что у девушки сжалось горло.

– Психиатры думали, что поступают правильно, и, наверное, они многим помогли… Но мне попался честолюбивый молодой врач, который стремился доказать, что самые суровые методы – самые действенные. Он держал меня под водой, чтобы заставить говорить, и однажды чуть не утопил. Но я просто кричал, кричал без слов…

Хульда неверяще заморгала. Она и представить не могла, какие ужасные и печальные события кроятся в прошлом владельца газетного киоска.

Берт продолжал:

– Меня забрали у него только после того, как я заболел пневмонией. Перевели в богадельню, где меня выхаживали монахини. Мне там нравилось. На соседней койке лежала девушка, ее звали Роза. – Лицо Берта посветлело. – Она была самым прекрасным созданием, которое я когда-либо видел, ей было пятнадцать, и она умирала. Я заговорил, потому что хотел поведать Розе о своих чувствах. Казалось, все эти годы я берег слова, чтобы сказать ей все, что накопилось у меня внутри.

У Хульды возникло ощущение, что мысленно Берт находится где-то далеко. Он полностью погрузился в воспоминания о своем пребывании в богадельне.

После того как Берт закончил свой рассказ, они долгое время молчали. Дождь густыми каплями падал на листья, посетители кафе постепенно забирали свои чашки и тлеющие сигареты и скрывались в глубине помещения. Но казалось, ни Хульду, ни Берта дождь не беспокоил.

– Чем болела Роза? – осторожно поинтересовалась Хульда, когда больше не смогла выносить молчания.

– Туберкулезом, – хрипло ответил Берт. – Она умерла незадолго до того, как меня выписали. Мы пообещали друг другу, что поженимся, когда поправимся. Полная чушь, конечно. Я был никому не нужным сиротой, а Роза происходила из мещанской семьи. Ее отец никогда бы не одобрил наш брак. Но я так и не смог забыть то обещание…

Берт прочистил горло и снова взял трубку. Дрожащими руками попытался поджечь табак, но спичка погасла.

Хульда осторожно взяла коробок у него из рук и помогла. Внезапно ей тоже захотелось курить. Когда мимо прошел официант, она заказала сигарет на четыре марки и вскоре закурила. Голубоватый дым призраком поднимался под полог листвы.

Некоторое время Берт сидел с закрытыми глазами и пыхтел трубкой, а потом сказал:

– Меня выписали и сочли излеченным: я обрел голос. Вскоре я попал к приемным родителям, у которых недавно умерла дочь. Бедняги были убиты горем, но нашли во мне утешение. Мой приемный отец держал газетный киоск, который потом достался мне. Отец был очень добр ко мне. Это он сделал меня таким, каким вы знаете меня сегодня. – Слабо улыбнувшись, Берт добавил: – Можно сказать, что из лимонов, которые преподнесла мне судьба, я приготовил лимонад. Но я так и не женился.

Он выпустил из трубки колечко дыма, которое взлетело в воздух и растворилось между полосатыми зонтиками кафе. Хульда проводила его взглядом.

– Повсюду брошенные дети, – пробурчала она себе под нос, но Берт услышал.

– Почему вы вдруг об этом заговорили?

– Просто это так странно… Последнее время я повсюду слышу истории о сиротах и брошенных детях. Некоторые добились чего-то, как и вы. У других жизнь идет под откос.

– У вас на уме кто-то определенный?

Ничего не ответив, Хульда задумалась, а потом вдруг спросила:

– Какого вы мнения о берлинских полицейских, Берт? Хорошо ли они делают свое дело?

Берт вопросительно склонил голову набок.

– Боюсь, что не совсем вас понимаю.

– Я тут завела знакомство с одним комиссаром… Он расследует дело, и жертва жила в доме моей пациентки, Лило Шмидт.

В глазах Берта мелькнул озорной огонек.

– Завели знакомство, говорите? Насколько близкое?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Хульда замотала головой, но потом невольно рассмеялась.

– От вас ничего не скрыть, – с легким укором сказала она.

– Вы правы. Итак, кто же этот молодой человек?

– Его зовут Карл, он работает в красной крепости и ведет себя… не совсем обычно. Мне кажется, он… уничтожил улики по делу. – Хульда затушила окурок. – Я немного порасспрашивала в округе, пытаясь что-нибудь разузнать об этом деле…

– Порасспрашивали? – нахмурившись, переспросил Берт. – Госпожа Хульда, будьте осторожны. Многие исчезают, перейдя дорогу не тем людям. И вы можете оказаться в их числе.

– Не волнуйтесь. Я могу о себе позаботиться. – Хульда невольно коснулась головы и пощупала шишку. – Я просто подумала… может, некоторые вещи лучше не знать? Ну, о людях?

– Как загадочно. В любом случае, у вашего господина комиссара явно рыльце в пушку, – заметил Берт.

– Думаете?

– Ну, это же очевидно. Вы сами говорите, что он мешает расследованию, уничтожает улики. Разве не так?

– И да, и нет, – ответила Хульда. – У него есть на то свои причины, поверьте.

Берт посмотрел на нее с укоризной.

– Милая моя Хульда, у меня такое чувство, что вы не совсем объективны.

Хульда заерзала на стуле.

– Знаю, – глухо призналась она. – Мне нужно поговорить с ним.

Нахмурившись, Берт наклонился вперед и накрыл ладонь Хульды своей.

– Мне больно видеть, как вы подвергаете себя опасности, но я прекрасно понимаю: вы уже увязли с головой, вонзили свои прелестные зубки в это дело – и, видимо, в господина комиссара тоже – и не собираетесь отступать. Однако ваш таинственный Карл может оказаться негодяем. Знаете, далеко не каждый становится полицейским по велению сердца. Многие выбирают этот путь потому, что их родители недостаточно богаты, чтобы оплатить им обучение на врача или юриста.

– Карл – сложный человек, – заметила Хульда, пальцем собирая крошки от торта на тарелке, – но он точно не негодяй.

– Даже если так, – отозвался Берт, – вам следует держаться от него подальше. Но я вас знаю, вы любите играть с огнем. Однако нельзя играть с огнем и не обжечься.

Берт смерил Хульду испытующим взглядом, от которого ей стало не по себе, и, помолчав, грустно покачал головой.

– Я уже вижу, что запоздал с предупреждениями. И быть может вы правильно делаете, что не хотите оставлять своего Карла. В конце концов, побитую кастрюлю не накрыть обычной крышкой, верно?

– Вы про меня? – спросила Хульда и хотела было возмущенно возразить, что она – не побитая кастрюля, но потом подумала, что в словах Берта, возможно, есть зерно истины, пусть даже прозвучали они грубовато. Хульде было свойственно попадать в щекотливые ситуации, ее влек риск – разве не это отталкивало ее от Феликса? Феликс твердо знал, кто он и чего хочет, а Хульда отличалась непостоянством, и мысль об определенности ужасно ее пугала. Не потому ли она чувствовала, что Карл Норт ей близок? Не потому ли, что за стеклами его заляпанных очков скрывались самые грустные глаза на свете, обещавшие так много, стоило в них только заглянуть? – От вас ничего не скрыть, – наконец заговорила Хульда. – Я буду осторожна, обещаю вам.

– Ха! Даже слепец увидит, что вы лжете. – Берт встал, положил на стол несколько банкнот и разгладил одежду. Потом взглянул на карманные часы. – Что ж, по крайней мере, я вас предупредил. А теперь пойдемте, газеты меня уже заждались. Странно, но стоит мне провести несколько часов без них, как я перестаю чувствовать себя собой. Эти черные буквы, которые объясняют нам мир… Мне нравится, когда они рядом. И я переживаю каждый раз, когда оставляю киоск на попечение этого маленького разбойника, сына мясника. А вдруг он случайно подожжет его сигаретой и вся моя жизнь сгорит в ярком пламени?

Тихо рассмеявшись, Хульда протянула Берту руку. Сквозь моросящий дождь они вместе шли в сторону Винтерфельдплац, пока воробей радостно клевал оставшиеся у них на тарелках крошки.