Вернувшиеся - Джейсон Мотт

— Я попробую забрать тебя отсюда, — сказал Роберт Питерс.

Хотя на самом деле ему уже хотелось оставить ее здесь, в тюрьме, одиноко танцующей в огороженном дворике концентрационного лагеря.

Пастор Питерс понимал, что он должен был оставить ее в покое. Ему не следовало повторять ошибок юности. Это была другая Элизабет, и расставание с ней не тяготило его так, как в прошлый раз. Но даже если бы он встретил ее — свою «Лиз» — это ничего не изменило бы. В том далеком прошлом он оставил ее, потому что их союз рассыпался на части. Роберт знал, что она скоро бросит его. Она устала от их близости, от его религии, большого медленного тела и абсолютной нормальности. Лиз была девушкой, которая танцевала без музыки, а он всегда танцевал по принуждению. Если бы он тогда не оставил ее и не вернулся домой, она упорхнула бы от него в Нью-Орлеан, как это хотела сделать теперь копия Элизабет.

Впрочем, в «вернувшейся» девушке сохранилась часть оригинала — вполне достаточная, чтобы напомнить Роберту о его собственных хороших и плохих чертах характера. Элизабет заставила его признать правду. Как бы сильно он ни любил ее, как бы страстно ни желал, их роман не завершился бы ничем. И даже если бы в то время он остался с ней, уехал туда, куда она хотела, уберег ее от смерти, это ничего бы не изменило. Чем дольше он находился рядом с Лиз, тем больше умирало то, что ему нравилось в ней. Через год или два их любовь превратилась бы в обоюдную ненависть. В конце концов, все то, что он ценил в ней, исчезло бы навеки. И они оба понимали это.

Но пока пастор Питерс находился в центре временного содержания. Он танцевал с шестнадцатилетней девушкой, которую когда-то любил. Он лгал ей, говоря, что увезет ее отсюда. И Элизабет обманывала его в ответ, обещая, что будет ждать следующей встречи, что они никогда не расстанутся друг с другом.

Это был их последний танец, но они говорили друг другу лживые слова. Так уж вышло, что их любовь закончилась.

Конни Уилсон

Ситуация приближалась к ужасному концу. Она чувствовала это. Неизбежность беды подтверждалась природой — например, потрескавшейся бесплодной землей, хрупкими пересохшими ветвями или коричневой сморщенной травой. Даже ветер был наполнен запахом надвигавшихся перемен. Все жители Аркадии ощущали это, хотя никто из них не мог бы описать свои чувства.

Конни устала игнорировать свои страхи, хоронить их изо дня в день в трепещущем сердце. А ведь нужно было еще заботится о муже и детях, следить, чтобы они оставались сытыми и чистыми. Поэтому она упустила свой шанс отблагодарить Люсиль. Когда их семью привезли в концлагерь, она увидела у школы старого Харгрейва. Позже Конни пыталась найти Харольда, чтобы взять его и Джейкоба под свою опеку. Но после волнений в лагере всех заключенных переместили в другие места. Она понятия не имела, где теперь находились муж и сын Люсиль.

Все как-нибудь образуется, говорила она себе. Они, «вернувшиеся», были пленниками маленького города — жертвами агентов Бюро и лишенного уверенности мира. Вместе с ними в лагере находились обычные живые люди — жертвы своего правительства. У них украли город. У них украли гражданские права и свободу.

Ни к чему хорошему это привести не могло, говорила Конни, предрекая им нелегкое будущее.

И, содрогаясь от страха, она прижимала к себе маленьких детей.

Глава 17

Вместо того, чтобы проводить очередную беседу — возможно, последнюю, как без лишних сожалений полагал Харольд, — они с Беллами вновь томились под деспотичной жарой Аркадии. Темнокожий парень из Нью-Йорка стал хорошим игроком в «подковы». Слишком хорошим.

Несмотря на протесты Беллами, его переводили на другую работу. Полковник объяснял свое решение огромной перенаселенностью лагеря и напрасной потерей времени при проведении бесед с заключенными. У него для агентов Бюро имелись другие, более брутальные задания. И поскольку Беллами не желал заниматься ими, его отсылали в распоряжение регионального офиса.

Беллами старался не думать о своем отъезде. Он старался не думать, что это означало для его матери. Чтобы отвлечься, он бросал подковы. Одна из них снова зацепилась за столбик.

Клинк.

— Наверное, вы знаете, что я уезжаю, — с обычной прямолинейностью сказал Беллами.

— Да, я слышал об этом, — ответил Харольд. — Или, точнее, догадывался.

Он сделал бросок.

Клинк.

Никто из них больше не вел счет очкам.

Они по-прежнему играли на небольшом газоне у здания школы, как будто не было других доступных мест. Теперь, когда лагерь занимал весь город, они могли бы найти более удобную площадку. Но старое игровое поле привлекало их своей уединенностью. Люди старались селиться подальше от солдатских казарм и администрации центра. Почти все заключенные покинули здание школы и деревянные бараки, возведенные Бюро. Отныне им принадлежала вся Аркадия. Они занимали дома, пустовавшие еще при нормальной жизни города, и захватывали коттеджи тех жителей, которым пришлось переехать в другие места. Все городские улицы, лужайки и садовые участки были заставлены палатками. Территория Аркадии использовалась на все сто процентов.

И все же их игровое поле — то крохотное пятнышко земли, на котором Харольд и Беллами в течение нескольких прошлых недель проводили свое лучшее время, — оставалось самым уединенным уголком лагеря.

— Конечно, вы слышали, — с улыбкой сказал Беллами.

Он осмотрелся по сторонам. На темно-синем небе белели редкие облака. Ветер, раскачивая кроны деревьев, прорывался через слой горячего влажного воздуха и натыкался на городские здания. Поворачивая в их сторону, он приходил удушливой жаркой волной и приносил с собой запахи мочи и пота. В городе было слишком много людей, долго живших в плохих условиях. Так теперь в Аркадии пахло все. Отвратительное амбре прилипало к любому предмету. Но солдаты и заключенные больше не замечали этой вони.

— И когда вы наконец выскажете свою просьбу? — спросил Харольд.

Они направились к игровому полю, чтобы собрать подковы. Джейкоб находился в здании школы. Он присматривал за миссис Стоун, о которой сейчас собирался поговорить старый Харольд.

— Мы с вами провели много времени, играя в ваши и мои игры. Это, кстати, каламбур. Так, давайте, пропустим остальные танцы, если вы не против. Пора уже переходить к делу. Мы оба знаем, кто она такая.

— Когда вы догадались?

— Почти сразу, как ее привезли в лагерь. Я понял, что она попала в нашу комнату не по случайному совпадению.

— Похоже, я не так хитер, как мне казалось?

— Ничего подобного. Просто иногда ваши суждения выглядят очень смутными. Но я не буду упрекать вас в этом.

Они оба сделали по броску. Клинк. Клинк. Ветер снова задул, и на мгновение воздух стал свежим, словно предвещая приближение какой-то перемены. Но затем прохлада ушла, уступив место пеклу и яркому солнцу, медленно пересекавшему широкий небосвод.

— Как она? — спросил агент Беллами.

Клинк.

— С ней все в порядке. Вы же сами знаете.

— Она не спрашивала обо мне?

— Все время произносит ваше имя.

Клинк.

Беллами хотел задать еще один вопрос, но Харольд опередил его.

— Она не узнает вас, даже если вы будете стоять перед ней и целовать ее в лоб. Половину времени она думает, что я это вы. А все остальное время она считает меня вашим отцом.

— Я прошу у вас прощения, — сказал Беллами.

— За что?

— За то, что вовлек вас в это.

Харольд выпрямил спину, выставил ногу вперед и прицелился. Он сделал неплохой бросок, но подкова пролетела мимо столбика.

— Я поступил бы так же, — с улыбкой ответил старик. — Фактически я даже планировал использовать вас в одном деле.

— Типа «квид про кво».

— «Глаз за глаз» звучит лучше.

— Как скажете.

— Что там с Люсиль? Как она поживает?

Беллами со вздохом почесал макушку головы.

— Нормально, судя по тому, что я слышал. Она почти не выходит из дома. Но, честно говоря, в Аркадии не осталось ничего такого, ради чего стоило бы приезжать в город.

— Скоро на нас поставят номера, — сказал Харольд.

Беллами сделал бросок. Подкова зацепилась за столбик.

— Она начала носить оружие, — сказал агент.

— Что?

В уме Харольда возник образ его старого пистолета. Затем пришло воспоминание о промозглом вечере и сбитой собаке, которую потом пришлось пристрелить.

— По крайней мере, мне так сообщили. Ее остановили на одном из блокпостов. При осмотре машины нашли пистолет. Она прятала его под сиденьем грузовика. Когда вашу жену спросили об оружии, она выдала целую речь о праве на личную безопасность. Затем она пригрозила открыть стрельбу. Я не уверен, насколько серьезно она говорила об этом.