ФЭНТЕЗИ-2004 - Владимир Ареньев

На обоз из Рауди до крепости, с которым должен был идти Орен, разбойники нападать не стали. Но вслед за ним были другие обозы, и другие путники, не охраняемые «красными куртками». И Тевено ходил вместе со всеми ошаривать повозки, и по праздникам и ярмаркам — высматривать, где что хранится, и кто приехал-выехал, и леса он боялся все меньше, и были у него теперь нож и дубинка, и все было хорошо.

А по осени, когда они с Реном пошли по приказу Фланнана разведывать, как да что, пронесся по деревням слух — обнаружился в крепости, среди самых «красных курток» оборотень. И в день большой осенней ярмарки его будут жечь.

К тому дню, когда друзья добрались до поселка, они уже знали, как было дело. Вот как все произошло, если отбросить подробности, которыми деревенские болтуны расцвечивали рассказ.

«Красные куртки» сошлись в бою с пришлыми, северными ватажниками, набежавшими на деревню Кунгей, что в лощине того же имени. Там, во время жестокой схватки, как говорили, один из пограничников и утратитил человеческое обличье и превратился в страшного черного парда. Разбойники в ужасе бежали, а пограничники тоже ужаснулись, но, едва их мнимый сотоварищ по видимости стал человеком, бросились на него и связали, и увезли в крепость, а там заточили в башню. Но — вот ведь какова хитрость нелюдя! — в башне он опять обернулся пардом и вырвался на свободу, и даже сумел спуститься в кошачьем образе по крепостной стене, той, что ведет к лесу, и почти было удалось ему скрыться, однако люди в цитадели не растерялись, и сбросили на него со стены прочную сеть. И заключили его в клетку, и не сводили с него глаз, и больше оборотень в человека уже не превращался. И дукс приговорил — проклятого нелюдя казнить смертью, какой и надлежит его казнить.

Не все в деревнях верили в этот рассказ, и клялись, что не поверят, покуда собственными глазами не увидят, как оборотня сжигают. Но Тевено и Рена не надо было убеждать в том, что случившееся — правда.

Когда Рен предложил отправиться в поселок, и самим убедиться в этом (у него язык не повернулся сказать «сходить посмотреть», хотя ничего иного в виду он не имел), он не был уверен, что Тевено согласится. Но тот лишь молча кивнул в ответ.

Они пришли утром, но, можно сказать, опоздали. Рен, конечно, догадывался, что поглазеть на казнь явится много народу, но не предвидел, что так много. Толпа на площади начала собираться до рассвета, и Тевено с Реном не удалось протолкнуться хоть сколько-то близко к середине. Рен про себя решил — оно, пожалуй, и к лучшему, задавят еще в такой толкотне. И пусть они не увидят всего, что-то да увидят — костер, заготовленный для казни, — аккуратная поленница дров, обложенная вязанками хвороста — был достаточно высок. Пусть место им нашлось только в задних рядах, уже на пустыре между поселком и лесом, но отсюда и уходить удобнее, а это немаловажно.

Люди стояли, ждали, тихо переговаривались между собой. Хвалили дукса, который мог бы устроить казнь в стенах цитадели, не допустив к лицезрению простой люд, дабы не было позора и поношения всему гарнизону. Но ведь оборотень не может считаться настоящим пограничником? И так уж позора нахлебались — «красные куртки», помимо прочего, призваны бороться с нежитью — и вдруг, в их собственных рядах… Нет, публичная казнь должна очистить пограничную стражу и от позорного пятна, и от дальнейших подозрений.

Подобные умозаключения, впрочем, осеняли мало кого из собравшихся. Люди просто чувствовали, что приговор дукса был правилен и верен. И они готовы были ждать, несмотря на давку и удивительную при нежаркой погоде духоту.

Наконец, ворота крепости распахнулись, но, к общему разочарованию, ничего особенного поначалу зрители не увидели. Подразделение «красных курток», появившееся из цитадели, должно было расчистить дорогу для последующей процессии — что они молча и сноровисто принялись делать, рассекая толпу рукоятками топоров, — а также усилить оцепление вокруг костра. Вместе с ними ли появился жрец из местного храма, или он уже был на площади, из задних рядов не было видно. Просто внезапно (наверное, его подсадили снизу), на вершине костра возник человек в длинном, несколько обтрепанном одеянии, с раскрашенным в священные цвета лицом, с пучком из семи прутьев в руке. Каждый пучок был от особого дерева, посвященному одному из божеств. Прутья заблаговременно обмакнули в наговоренную воду, и подпалили. Теперь они дымились, и этим дымящимся пучком священнослужитель принялся обмахивать костер на все четыре стороны, отгоняя возможные злые силы, готовые помешать торжеству справедливости. Видно было, как открывался его рот, но слова молитвы, сопровождавшие церемонию изгнания, до дальних концов площади не доносились.

Тевено и этого не видел. Он не поднимал головы до тех самых пор, пока по толпе не прокатился ропот — ужаса и удовольствия одновременно. Из ворот выкатилась повозка, на которой была установлена железная клетка, а в клетке метался черный пард.

Из горла Тевено вырвался какой-то звук. Рен не смог определить, окликнул его приятель, или назвал имя бывшего конвоира. Повозка катилась медленно, ибо справедливости незачем спешить: когда бы она ни была явлена, всегда поспевает вовремя. Поэтому зрелищем насладиться можно было вдосталь. Угольно-черный зверь не способен был как следует повернуться в тесной клетке, и все же упорно пытался бросаться на железные прутья в бессмысленной надежде переломить их. Шерсть его потускнела, утратила шелковистый блеск, и сам пард, вероятно, вследствие голода и дурного обращения, казалось, как-то съежился. Или такой эффект производила клетка. Но дух его — неукротимый дух дикого лесного зверя — остался прежним, и мирные жители поселка совокупно с пришельцами из дальних деревень вздрагивали от ужаса при виде оскаленной пасти и смертоносных клыков, пусть даже их отделяла от зверя спасительная решетка. Рядом с клеткой, за спиной возницы стоял высокий крепкий мужчина в красной куртке, с копной немытых светлых волос. В руках у него была пика, и когда зверь зверь кидался на прутья с особой яростью, бил его сквозь решетку. Тевено никогда не видел Дарлоха, но почему-то решил, что это он. Дарлох, которого Орен избил и грозился убить, потому что зверям нельзя причинять боль…

По черной шкуре уже текли ручейки крови, И, получив очередной укол, пард отшатывался, потом снова кидался, пытаясь ухватить зубами древко, а если повезет, то и руку своего мучителя. Ему не везло.

— А ведь это мы, — проговорил Тевено, — мы его погубили. Если б мы не забрали у него оберег, ничего бы не случилось…

— Тише ты! — шикнул Рен, оглядываясь — не услышали ли соседи. Потом сквозь зубы процедил: — Он сам виноват… зачем ему «красные куртки» сдались…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});