Петербургское действо - Евгений Салиас

— Поняла, дѣдушка. Поняла! усмѣхалась красавица, дерзко и насмѣшливо заглядывая теперь въ глаза старика.

— Стоитъ постараться? А?

— Вѣстимо, стоитъ…

— Озолочу, цыганочка… Мой разсчетъ простъ. Все одно, не ровенъ часъ, опишутъ да отымутъ все беззаконно. Такъ, пущай, лучше тебѣ перепадетъ малая толика… Такъ вѣдь?.. Ты видишь, я на чистоту сказываю, не хитрю… Ну и ты не финти… Уговоръ… Идетъ?.. А?

— Идетъ, дѣдушка! рѣшительно, какъ вызовъ, произнесла Маргарита и протянула руку старику.

— Ну? поцѣлуемся.

Маргарита, смѣясь, встала, пододвинулась къ старику, и наклонившись, подставила свою свѣженькую щеку съ черной мушкой…

Іоаннъ Іоанновичъ, не спѣша, три раза поцѣловалъ красавицу и выговорилъ:

— Варенье!.. И чего бы тебѣ раньше такъ-то. A то букой глядѣла. Годъ цѣлый, почитай, не знались…

— Кто-жъ букой-то глядѣлъ? Вы же. Да и теперь вы стали ласковѣе изъ-за своихъ выгодъ, — не ради меня, а ради моихъ пріятелей придворныхъ. Я вѣдь не дура, дѣдушка.

— Какая ты дура? Ты бѣсъ, внучка… но, вишь ты… Это само собой. Ну, а рѣчь ты со мною теперь тоже другую повела. Это тоже само собой. — И, помолчавъ мгновеніе, Скабронскій подмигнулъ и ухмыльнулся со словами:- Я вѣдь не могъ знать, что ты, вишь, старыхъ любишь…

Маргарита разсмѣялась звонко и, простившись съ дѣдомъ, веселая и довольная поѣхала домой.

«Ну, надо Орловыхъ спасать, ради вотчинъ дѣдушкиныхъ. Дорого, пожалуй, обойдутся онѣ мнѣ, страшно дорого».

И красавица вдругъ глубоко и тяжело задумалась. Лицо ея стало не только серьезно, но уныло и темная тѣнь набѣжала на черные великолѣпные глаза, всегда полные веселаго блеска.

«Нѣтъ, не сдаваться!.. думала она. Оттянуть… Наконецъ, обмануть! Не сошлетъ же онъ меня. Да и дѣйствовать! Ахъ, кабы состояніе дѣда. Деньги! Средства! Самъ не знаетъ, старый волкъ, чѣмъ бы я теперь могла сдѣлаться, имѣя деньги для начала. И только для начала. Даже на его судьбу повліять бы могла тогда. И ему бы лучше было тогда. Лучше, чѣмъ при Елизаветѣ».

И Маргарита такъ глубоко задумалась, что не замѣтила, какъ и гдѣ ѣхала по городу. Ея затаенная отъ всѣхъ, но взлелѣянная мечта, почти нелѣпая и невоплотимая фантазія, всегда овладѣвала ею на столько сильно, что она порою не сознавала окружающаго и, на нѣкоторое время, какъ бы теряла разсудокъ. Лотхенъ, которая воображала, что у барыни нѣтъ отъ нея ни одной тайны, не понимала этихъ минутъ и приписывала ихъ болѣзни или же употребленію того пахучаго питья, что готовила графинѣ всякій вечеръ. Сама она только разъ отвѣдала его, давно тому назадъ, и, пролежавъ безъ чувствъ сряду нѣсколько часовъ, простонала въ самыхъ ужасныхъ сновидѣніяхъ.

Что за мечта владѣла Маргаритой и въ особенности подчинила себѣ ея разумъ за послѣднее время — никто, кромѣ ея собственной совѣсти, не зналъ и не догадывался. Для этого ей нужна была смерть больного мужа и состояніе дѣда. Впрочемъ, мужъ въ кровати, безъ движенія, безъ воли, ей не перечащій, почти не существующій по отношенію къ ней, былъ только небольшой помѣхой. Въ случаѣ мира съ дѣдомъ, въ случаѣ дружбы съ нимъ, смерть Кирилла Петровича нужна была, чтобы молодой вдовѣ переѣхать ради приличія въ домъ старика на жительство. Будучи у него въ домѣ, Маргарита надѣялась, конечно, овладѣть старикомъ быстрѣе и вполнѣ… Но деньги старика, состояніе его, были не цѣлью, а средствомъ для болѣе дальней и высшей цѣли, явившейся недавно у честолюбивой, самонадѣянно-смѣлой и замѣчательно красивой иноземки.

Маргарита еще не совсѣмъ пришла въ себя, когда у подъѣзда ея дома лакеи отворили дверцу кареты. Она разсѣянно оглядѣла ихъ и вдругъ выговорила, какъ бы очнувшись:.

— Во дворецъ его высочества!.. Вѣдь я приказывала!

И Маргарита была почти увѣрена, что, еще садясь у дома дѣда, она приказала ѣхать прямо къ принцу Георгу Голштинскому.

XXXV

На другой день утромъ, та же карета графини Скабронской остановилась передъ воротами ротнаго двора преображенскихъ гренадерскихъ ротъ, гдѣ были арестованные братья Орловы. Офицеры, собравшіеся съ сосѣднихъ квартиръ на ученіе. невольно съ изумленіемъ оглядывали щегольскую берлину и недоумѣвали на счетъ ея появленія въ такую пору у ихъ ротной казармы.

Когда-же, заглянувъ въ окно кареты, они встрѣчались лицомъ къ лицу съ замѣчательной красавицей, очевидно, изъ высшаго свѣта, то невольно кланялись ей и, смущаясь, толпились, перешептывались между собой, потомъ отходили отъ кареты ради приличія, но ждали, не входя во дворъ, чѣмъ загадка разрѣшится.

Наконецъ, вышелъ маіоръ Воейковъ, за нимъ Текутьевъ и Квасовъ, — всѣ удивленные….

Красавица, ласково, но отчасти самодовольно улыбаясь, передала изъ окна кареты бумагу, прося тотчасъ же распорядиться.

— Я графиня Маргарита Скабронская. Вотъ приказъ, не откажите учинить по сему не медля!

Бумага была подписана принцемъ Георгомъ и была приказаніемъ старшему на ротномъ дворѣ офицеру немедленно освободить изъ-подъ ареста обоихъ Орловыхъ…

— Я имѣлъ уже честь васъ встрѣчать не разъ, графиня. Тотчасъ же распоряжусь… Сейчасъ… Угодно будетъ дождаться? засуетился Воейковъ. — Они сейчасъ выйдутъ…

— Нѣтъ. Мнѣ ихъ видѣть незачѣмъ. Я только взялась передать приказъ… Я съ ними не знакома. Надѣюсь только, господинъ офицеръ, что все будетъ исполнено немедленно?..

— Помилуйте! Какъ же я смѣю ослушаться или но въ точности исполнить приказъ его высочества.

Маргарита поклонилась нѣсколько гордо, но кокетливо и приказала ѣхать домой…

Но въ эту минуту, когда ея два лакея лѣзли на запятки, а лошади не успѣли еще двинуться, въ воротахъ тихо показалась грустная фигура юноши рядового. Глянувъ въ окно кареты, онъ ахнулъ на всю улицу и даже чуть руками не всплеснулъ… Карета быстро отъѣхала и всѣ обернулись на этотъ отчаянный крикъ…

— Чего ты орешь, порося! выговорилъ Квасовъ, подступая къ племяннику, который стоялъ, какъ пораженный громомъ. — Тутъ графиня Скабронская, а онъ оретъ, какъ баба на базарѣ!

— Ахъ, дядюшка!.. задохнулся Шепелевъ въ отвѣтъ на слышанное и, ухватившись за Квасова. перемѣнился въ лицѣ.

— Ну такъ, такъ… Говорилъ я тебѣ, что ты застудился. Иди, иди! Ахъ ты Господи! Помертвѣлъ вѣдь! воскликнулъ Квасовъ.- A еще спорилъ все — не хворъ! Аль захватило подъ душкой?.. Иди, водички испей. A то снѣгомъ потрись! захлопотался струхнувшій Квасовъ, поддерживая племянника.

Всѣ офицеры давно вошли въ казарму, толкуя объ удивительномъ приказѣ принца, никѣмъ неожиданномъ прощеніи да еще вдобавокъ привезенномъ на ротный дворъ извѣстной красавицей въ столицѣ.

Квасовъ тотчасъ повелъ племянника въ квартиру и дорогой, ради разсѣянія, толковалъ ему о графинѣ Маргаритѣ, извѣстной красавицѣ Питера, и о прощеніи буяновъ Орловыхъ. Юноша немного оправился дома, сѣлъ на свою кровать, но забылъ и думать объ ученіи и экзерциціи, а думалъ только о ней и повторялъ услышанное чужеземное имя.

— О-охъ! изрѣдка вздыхалъ онъ все еще блѣдный.

— То-то!.. Подъ душкой? A говорилъ — не хворъ! приставалъ Квасовъ. — Вѣдь подъ душкой хватило, а?..

— Подъ душкой, дядюшка, подъ душкой. Вотъ ужь въ самое-то сердце хватило!.. грустно шутилъ юноша со слезами на глазахъ. — Какъ ножомъ рѣзнуло.

— А? Знаю, знаю, у меня это смолоду бывало!..

— У васъ?! Охъ, нѣтъ. У васъ эдакого не бывало; дядюшка… Это, это… хоть умирать.

И Шепелевъ вдругъ легъ на постель и умышленно отвернулся отъ дяди лицомъ къ стѣнѣ.

Квасовъ вышелъ съ мыслью:- соснетъ часокъ, отпуститъ его малость!

A Шепелевъ долго лежалъ, не двигаясь и вспоминая….

Сколько дней и ночей на этой самой кровати продумалъ онъ о своемъ незнакомцѣ-офицерѣ, встрѣченномъ въ оврагѣ, т. е. о той красавицѣ, которая спасла его отъ грабителей, довезла до города, пригрозилась ее не узнавать, даже забыть о ней… И, съ каждымъ днемъ, Шепелевъ все больше и чаще думалъ о ней… И во снѣ неотступно преслѣдовала она его въ сновидѣніяхъ… Богъ вѣсть почему! И только за одно разсужденіе ухватился юноша: онъ убѣдилъ себя, что эта красавица, ѣздящая ночью за городъ въ мужскомъ платьѣ, одна изъ кучки женщинъ иностранокъ самаго дурного поведенія, которыя недавно пріѣхали въ столицу изъ Швеціи. Квасовъ однажды разсказалъ это ему и прибавилъ, что эти продажныя красавицы — пьяницы, драчуньи, воровки и только развѣ нѣмцу дороги да милы могутъ быть!

«Ну вотъ, она навѣрно одна изъ этихъ!» утѣшалъ себя постоянно юноша и отъ этого утѣшенія ему почему-то становилось съ каждымъ днемъ еще хуже и больнѣе на сердцѣ. Между тѣмъ, молодой малый наивно не догадывался и не понималъ, думая о незнакомкѣ и день, и ночь, что онъ, не смотря ни на что, просто безъ памяти влюбленъ въ нее. Вдобавокъ влюбленъ безъ надежды когда либо увидѣть ее, узнать навѣрное, кто она, убѣдиться, наконецъ, стоитъ ли она его ежечасныхъ помысловъ… Можетъ быть она — низкая тварь!!..