В ролях (сборник) - Виктория Лебедева

Марья Марковна была славная женщина, но какая-то слишком подвижная, торопливая на Катин вкус. Будь ее голос октавой пониже, речь Марьи Марковны напоминала бы пулеметную очередь, но голос был высок, звонок – всего лишь стрекот зингеровской швейной машины. Марья Марковна, сидя на кухне в обществе тещи, Кати и Сергея, строчила и строчила, так что некуда было словечко вставить; иногда ко взрослым забегала Дарька, чтобы стащить с общей тарелки печенье или пряник, пищала пупсом, зажатым в руке, или танцевала по столу блондинкой Барби – и тогда Марья Марковна, не прерываясь ни на секунду, машинально вскидывала пухлую руку в перстнях и трепала Дарьку по волосам, а Дарька непроизвольно приседала – пупс неожиданно терял голос, Барби переставала танцевать. Лицо у Марьи Марковны было круглое, точно вычерченное циркулем, обрамленное мелкими химическими завитушками советского образца, и Сергей потихоньку улыбался в кулак – уж больно похожа она была на персонажей мультфильма «Южный парк», который самым непедагогичным образом он смотрел по вечерам. Из бойкого стрекота вырисовывалась постепенно самая радужная картина. Все решалось, все складывалось к общему удовольствию, сияющая теща подливала Марье Марковне чаю с мятой и умиленно всплескивала руками, от имени Кати и Сергея предлагая в довесок к ремонту и квартплате дополнительные деньги, чтобы всё по справедливости, Катя с Сергеем напряженно переглядывались, а Марья Марковна беспечно отвечала, что деньги ее не интересуют, во всяком случае, пока, – был бы только догляд за помещением.

Когда Марья Марковна уехала, теща посуровела лицом и, обращаясь вроде бы к Кате, стала пространно рассказывать Сергею о том, что нужно ценить и уважать старшее поколение, и вот она, настоящая дружба, старая закалка, не то что нынче, и вам таких вот бескорыстных друзей жить не нажить. А Сергей, обращаясь вроде бы к Кате, отвечал теще, что, раз такое сказочное везенье, совершенно не московское, то нужно брать быка за рога и скорее давать в газету «Из рук в руки» объявление о разъезде. Хоть и панельные у них хоромы, а окнами почти на Садовое кольцо. Вполне можно рассчитывать на две и одну, если к центру не жаться и особенно не привередничать. А Катя готовила ужин вполоборота, чтобы показать мужу и теще – она здесь, она вся внимание, и да, они разговаривают с ней, с Катей, а вовсе не друг с другом. Дарька, совершенно перебившая аппетит, вертелась у Кати за спиной и канючила, чтобы разрешили уже мультики по DVD или пустили за компьютер, но Катя ее не слышала.

Смотреть квартиру сговорились в ближайшие выходные.

В подъезде густо пахло котами.

Марья Марковна карабкалась на пятый, последний этаж, одной пухлой рукой крепко держась за перила, вторую прикладывая к сердцу, останавливалась в каждом пролете, шумно дышала, а все-таки не умолкала ни на минуту, так что Кате и Сергею не пришлось задавать вопросы или подбирать слова, заполняя неловкие паузы, – только плестись следом, соразмеряя молодую свою энергию с семенящими шажочками благодетельницы; Катя потихонечку вынула крахмальный платочек и зажала нос, а Сергей закурил прямо на лестнице, чтобы хоть как-то перебить могучий дух подъезда.

– А мусоропровода нет, – объявила Марья Марковна, с трудом взбираясь на последнюю площадку. – Но это не беда. Контейнеры за углом. Как к автобусной остановке пойдете, сразу налево. Зелененькие такие, под навесом… Вы только, когда ремонтировать станете, туда не носите, под навес. Носите на контейнер через два дома. А то у нас дворник – прямо зверь в этом отношении. Уф… Ну, вот. Пришли. Нам сюда.

Марья Марковна указала на подранную дерматиновую дверь без номера и завозилась в необъятной болоньевой сумке, пробирая ее до самого дна в поисках ключей. Катя и Сергей терпеливо замерли. Катя разглядывала черную дверь, не внушающую, между нами говоря, ни малейшего доверия, а Сергей потихонечку затушил бычок о стену и, завернув в какой-то старый чек, спрятал в карман куртки. Окурков по лестнице валялось видимо-невидимо, но добавлять к ним еще один на глазах у Марьи Марковны было ему отчего-то неловко.

Чертыхаясь и отдуваясь, переложив с места на место все кульки и сверточки, которые наполняли хозяйственную сумку, Марья Марковна наконец-то откопала ключи и открыла.

– Входите! Не стесняйтесь, – широко пригласила она, пропуская Катю и Сергея вперед. – Ни-ни-ни! Разуваться не надо!

Коридор был длинный, узкий и тусклый, под потолком болталась пыльная рыжая лампочка в остове абажура, от нее к потолку тянулась густая паутина; сразу за дверью помещалась массивная самодельная вешалка с серыми силуминовыми крючками, на которой болталась какая-то ветошь, под ногами хлюпал вспучившийся линолеум, прожженный в нескольких местах. Обои, давно потерявшие цвет и фактуру, но когда-то, всего вероятнее, бывшие зелеными в меленький цветочек, понизу висели лохмотьями; встроенный шкаф стоял, призывно распахнув дверцу.

– Не закрывается! – пожаловалась Марья Марковна и громко хлопнула дверцей в доказательство.

Не удержавшись и полусекунды, дверца с заунывным скрипом поползла назад и заняла прежнее положение.

Катя и Сергей жались на пороге и оглядывались по сторонам. Кажется, запах тут был еще сильнее, чем в подъезде. Катя отвернулась и потихонечку сглотнула, стараясь побороть приступ тошноты, но Марья Марковна все равно заметила.

– А ты, милочка, не беременная у нас? – спросила она игриво.

Катя отрицательно помотала головой и прижала платочек к губам, а Сергей, пока жена не видит, тихонько сплюнул через левое плечо: «Тьфу-тьфу-тьфу!»

– Да вы проходите, проходите! Что в дверях топчетесь? Вот тут у нас гостиная! – Марья Марковна бодро зашагала вглубь коридора. Сергей и Катя двинулись следом.

Он сидел в кресле, спиной к окну. Окинул пришельцев коротким равнодушным взглядом и отвернулся, точно их здесь не было. Потом прикрыл глаза – сделал вид, что дремлет.

– Знакомьтесь, Тимофей! – представила Марья Марковна. – Ваш, можно сказать, хозяин.

Тимофей не реагировал. Катя с Сергеем переглянулись – ни о каких Тимофеях речи вроде бы не шло.

– Квартира большая, вам всем места хватит! – заверила Марья Марковна, отследив встревоженный перегляд будущих съемщиков. – Он, конечно, бывает капризен. Но не так чтобы очень. Даже не волнуйтесь! Тимофей! Слышишь? Это вот Катя, а это Сережа, муж ее!

Тимофей при этих словах широко зевнул, покинул кресло и медленно скрылся в коридоре, точно не к нему обращались.

– Не обижайтесь! – заворковала Марья Марковна. – Старенький он. А со старичками – сами знаете. Но вообще-то тихий. Ему много не надо, вы не думайте. Ест как птичка. Немножечко утром, немножечко вечером. Аппетит уж не тот, что в молодые годы. Спать любит в дальней комнате. Иной раз, конечно, случается – всю ночь пробродит. Но он это тихонечко, так что не обеспокоит лишний раз. Вы, главное, молочного ему не покупайте – нельзя ему. Может, поджелудочная, может, еще чего. Как бабка померла, совсем сдал. Уж как она его любила! Ах, как любила! Он ее разбудит в пять утра, а она и бровью не ведет – поднимается, кормит. И тут вдруг совсем один… Раз в два дня к нему езжу, тяжело мне. Тоже ведь не молоденькая. С людьми-то всё веселее, правда?

Катя и Сергей рассеянно покивали, но не нашлись что ответить.

– Вы уж его не обижайте! – резюмировала Марья Марковна. – А я навещать буду. И позванивайте, если вдруг чего. Ну пойдем, Катенька, я тебе кухоньку покажу!

И Марья Марковна увлекла растерянную Катю прочь из комнаты, а Сергей, оставшись где стоял, начал прикидывать масштабы предстоящего ремонта. Результаты подсчетов его явно не утешали, а из кухни слышалось громкое стрекотание домовладелицы, из которого выстрачивались текущие краны, неисправная плита, треснутая форточка, искрящие розетки, и прочая, и прочая – но это все равно было лучше, чем с тещей, определенно лучше, так что Сергей старался не расстраиваться, а только высчитывал, на чем можно будет сэкономить, они ведь сюда ненадолго. Катя робко трогала одним пальцем проржавевшую кухонную «елочку», не решаясь включить воду, косилась с ужасом на древнюю четырехконфорочную плиту, от застарелого жира тоже казавшуюся ржавой, – а Сергей уже вышел на балкон и ботинком по-хозяйски подпинывал какие-то обрезки и доски в угол, чтобы не мешались на проходе, и бормотал себе под нос: «Это всё мы, конечно, выкинем…»

Попинав, прикрыл куском пленки, которая раньше, судя по всему, была занавеской для ванны, развернулся и едва не подпрыгнул от неожиданности – в проеме балконной двери стоял Тимофей и рассматривал Сергея в упор. Нехорошо рассматривал, с угрозой. Как он подошел, когда? Сергей не слышал. Было ему от этого изучающего взгляда сильно не по себе. Сергей бочком обошел Тимофея, молча стоящего на пороге, и поспешил в кухню, на голоса. И вовремя – злополучная «елочка» все-таки отвалилась при первом же прикосновении, из места перелома фонтанчиком била горячая вода, так что Сергею пришлось быстро бежать в туалет и искать вентиль, чтобы ее перекрыть. По счастью, вентиль оказался исправный.