Вредители - Александр Накул

прямо перед воротами провонявшего копотью вокзала Икэбукуро.

Здесь городская застройка закончилась. Но не закончился сам город.

Сразу за вокзалом стояли ещё какие-то домики, только улица между ними была уже грунтовой. Сбоку от домиков был покосившийся храмик с облупленными воротами, а за храмиком сверкала поверхность небольшого пруда.

Юкио решительно, словно завоеватель, пересёк станцию, спрыгнул на ту сторону и зашагал к домикам. Кимитакэ следовал за ним. Он пока не знал, что задумал его приятель ― но уже заранее чуял кожей, что пыли здесь много и школьную форму придётся потом чистить.

Вблизи этих домиков оказалось неожиданно много ― целый маленький город с подветренной стороны железной дороги. И это определённо было не то место, чтобы отдыхать душой, прогуливаясь на выходных. Возле домов застыли гнилые лужи, и крепко разило кислятиной. И ― ни души на улицах, только где-то за домами кто-то переругивался на китайском.

К счастью, блуждать им пришлось недолго. Они обогнули тот самый пруд, миновали ещё одну линию из уже более пристойных домов, выкрашенных серой краской, с огромными фронтальными окнами, заклееными бумагой. Здесь на дорожках между домами лежали камни, обтёсаные до плоских квадратов.

А потом они оказались на пустыре, перед белыми оштукатуренными складами, обросшими деревянными пристройками-киосками, что напоминали скорее ящики-переростки. Сбоку тянулся ещё один торговый ряд, из деревянных домиков, ненамного больше киосков. Над киосками присобачены вывески с каллиграфически мучительными знаками, а между ними ходили люди ― по виду, обычные горожане. Они приценивались и что-то покупали в этих подозрительных киосках, причём говорили вполголоса. Оттуда, где стояли ребята, можно было расслышать только шорох и шум.

Ни полицейских, ни даже просто регулировщиков видно не было. Зато Кимитакэ заметил несколько крепко сбитых и лихо подстриженных парней, одетых в одинаковые дешёвые пальто, которые отчего-то были не в армии. Они ничего не покупали и не осматривали, просто торчали каждый на своём месте и делали вид, что просто тратят время, которого у них слишком много. Но от этих ребят так и разило потной опасностью.

Однако были здесь и признаки государства: между столбами повисла чёрная лапша телеграфных и электрических проводов, а столб прямо напротив ворот был увенчан рупором. Бесконечно далёкий голос из рупора занимался патриотическим просвещением:

― Сохранить мир на Востоке — это традиционный государственный принцип императорской Японии. Она это неоднократно доказывала, рискуя собственной судьбой. Япония вела японо-китайскую, японо-русскую и японо-германскую войны только для того, чтобы прежде всего сохранить мир на Дальнем Востоке.

Настоящее же положение на Дальнем Востоке и положение во всем мире диктуют Японии необходимость выступления. Думаю, что в этом смысле имеет большое значение манчжурский инцидент. Япония уже сделала по указанию бога первый шаг вперед. Там, куда императорская армия направлена, где действует реальная сила ее, сохраняются мир и спокойствие. Императорская армия даром не употребляет оружия. Мир и справедливость заставляют ее приняться за меч, ибо это является необходимым средством реализации ее идеалов.

Глубокой ошибкой было бы думать, что с приобретением концессий на железные дороги и горную промышленность цели манчжуро-монгольской политики Японии целиком достигнуты. До сих пор Япония, сосредоточивая свое внимание на этих правах и интересах, возбуждала подозрение других государств и находилась в изолированном положении. Воспользовавшись нынешним инцидентом, мы должны на деле показать, что заявления и действия Японии исходят исключительно из начал гуманности и стремления к миру.

Далее, в восточной части Сибири живет несколько сот тысяч корейцев, и положение их еще более ужасно. Мы должны глубоко почувствовать необходимость позаботиться о них, как мы это делаем в отношении корейцев, живущих в Манчжурии, и принять необходимые меры в ближайшем будущем для помощи им. Наши традиции и национальные чувства не позволяют нам молча, сложа руки, наблюдать их ужасное положение.

Нужно здесь выразить отчетливо и откровенно ту мысль, что какой бы враг ни противостоял распространению императорской идеи, он должен быть уничтожен.

― Что это за место?― спросил Кимитакэ, когда дождался паузы. Казалось невежливым перебивать такой поток сплошного патриотизма.

― То место, где можно достать те самые “другие виды продовольствия”, которые “следует употреблять вместо риса и пшеницы”.

― Что-то я не слышал про такие рынки.

― Значит, он тебе сейчас мерещится. Или в вашей семье на чёрные рынки слуг посылают. В наши дни ни одной токийской семье не выжить без того, что здесь продаётся.

― А продаётся здесь ― всё?

― Всё, что удаётся достать. В таких местах понимаешь, как велика изобретательность нашего народа.

― А почему мы Ёко с собой не взяли? Она обидеться может.

― Здесь небезопасно.

― В доме директора школы тоже было небезопасно!

― …А ещё здесь много всяких диковин. Кончится тем, что она скупит весь рынок. А у нас не бесконечные деньги.

― Понятно. Кстати, сколько этот соус стоит?

― Не знаю. Иди, выясняй. Ведь это деньги твои ― вот ты и покупаешь. Как всё сделаем, можешь даже остатки себе домой забрать.

― А ты что будешь делать?

― Буду следить, чтобы всё гладко прошло.

Шагая по пыльной земле, Кимитакэ чувствовал, что с каждым шагом опускается

Почему-то в голове застрял вопрос ― как он объяснит отцу внезапную покупку дорогого соевого соуса? И через десяток шагов решил, что отец всё равно через пару дней уезжает на службу в Осаку, так что какая разница.

К тому же, согласно уставу родной школы, любой ученик обязан провести в общежитии хотя бы один день в учебном году. Так что если отец совсем упрётся, как если бы от