Обречены на подвиг. Книга первая - Валерий Григорьев

Удовлетворенно крякнув после выполнения комплекса, инструктор дал команду идти на посадку. Молодой техник самолета, встретивший нас на ЦЗ, удивленно глядя на подвесные баки, болтающиеся на штырях, спросил у инструктора, что у нас случилось. Подполковник же, ни с того ни с сего, набросился на бедного лейтенанта, упрекая его в разгильдяйстве. Растерянно моргая, тот пытался объяснить, что он как бы здесь не причем. Не давая ему опомниться, Савченко потребовал немедленно привести все в исправное состояние.

Злопамятный верблюд и ишак под одеялом

Наша жизнь в Джебеле вне полетов не отличалась большим разнообразием и остротой впечатлений, хотя и тут случились запоминающиеся истории.

На аэродроме жила верблюдица, с легкой руки пилотов получившая кличку «Варька». Варька была вполне миролюбивой животиной, и всю свою жизнь посвящала пожиранию близлежащих верблюжьих колючек и газет. Была она абсолютно домашней и не обращала никакого внимания на окружающих. И вот однажды злодей Павлишин, пользуясь этим ее полным доверием, решил пошутить: загасил на ее шкуре сигарету. Придавив «бычек» к её верблюжьей ляжке, Серега с интересом ждал реакции на свой садистский поступок. Кося лиловым глазом на своего обидчика, верблюдица некоторое время продолжала спокойно заниматься своим делом. Павлишин уже начал было сомневаться, способно ли чувствовать что-нибудь это непарнокопытное, как бедняга с диким рёвом сорвалась и помчалась в чистое поле, а вернее сказать, в чистую пустыню. Довольный Сергей заржал от умиления.

На следующий день мы играли в футбол, вблизи, как обычно мирно паслась Варька. В какой-то момент Павлик полез под колючую проволоку за закатившимся мячом. Когда он за ним нагнулся, сзади появилась его недавняя «подружка» и с размаху дала шутнику смачный пинок. Павлик летел метров пять. Поднялся, побежал, верблюдица за ним. Шустро влетев в первую попавшуюся дверь, он успешно скрылся от преследовавшей его животины.

С того времени начался для Сереги самый настоящий кошмар. Злопамятная «ладья пустыни» прямо-таки жить без него не могла и поджидала его буквально везде: у дверей казармы и столовой, на переходах к автобусу и обратно. Серый мелкими перебежками, прячась за спинами товарищей, пробирался к местам нашего пребывания в Джебеле. А когда скрыться от нее не было никакой возможности, просил нас отогнать «обожающую» его скотину. Я сам лично несколько раз отгонял это прекрасное животное обыкновенной веткой местного саксаула. Странно, но верблюдица на это реагировала абсолютно адекватно, уходила гордой и неторопливой походкой высоко задрав голову.

Как-то в наш военный городок, возможно формально закрытый, а на самом деле открытый и ни чем не огороженный пришел явно чем-то огорченный таджик. На ломанном русском языке он рассказал. Что у них большая беда, и нужна помощь. ОФ быстро собрал добровольцев, и мы поехали в армейском грузовике к месту указанному таджиком. Оказывается, верблюд провалился в глубокую яму, и вытащить его своими силами не представлялось никакой возможности. Гришин, трезвым не затуманенным алкоголем взглядом оценил обстановку и тоном человека, который всю жизнь только и занимался спасанием животин, принял решение:

– Так, без подъемного крана здесь не обойтись. Всем оставаться на месте, я поехал за подъемным краном.

Через час ОФ вернулся вместе с подъемным краном, за рулем которого сидел наш инженер эскадрильи. Не знаю, откуда они его откопали, но армия в те времена не бедствовала и техники, даже на полевых аэродромах было более, чем предостаточно. Инженер эскадрильи, привыкший выполнять задачи любой сложности, дал команду развернуть купол тормозного парашюта. Два юрких туркмена, спустившись в яму, ловко подвели под брюхо несчастного животного купол парашюта, инженер закрепил фалы за крюк подъемной стрелы, и через мгновение верблюд гордой походкой удалялся к местам своего постоянного обитания. Благодарности счастливых туркменов казалось бы, не было предела, но он нежданно – негаданно, появился в виде ящика водки. В глазах ОФ, по-моему, было счастья больше чем у всех туркменов причастных к спасенному верблюду. По-видимому, его незаурядный мозг уже подсчитывал, это ж столько можно пить? И вечер закончился очередной пирушкой, половина которой была посвящена благородной теме спасения верблюда. Начиная наше пиршество, ОФ, пока еще в состоянии говорить, произнес красивую речь о том, какое благородное дело мы сегодня сделали. Что верблюд для туркменов – это все, и что стоит он ни много, не мало, а минимум три тысячи рублей, а это больше половины «жигуленка». И что если бы мы его не спасли, то пустили бы они его на мясо.

Кстати, в летной столовой нас частенько кормили верблюжатиной, и честно говоря, она мне не очень нравилась, своим пресновато слащавым вкусом.

В один из скучных вечеров мы с Колпачком решили скоротать время в компании красавиц нашего пищеблока. Славик был очень неравнодушен к женскому полу, да и я большим равнодушием не отличался. Но ему, как истинному ловеласу, сам процесс обольщения прекрасной половины человечества представлял истинное удовольствие. Мне же мешали врожденные застенчивость и робость. Красивых женщин я мысленно обожествлял и не то, что заговорить – смотреть в их сторону не решался. Помогали более уверенный сотоварищ и вино. Взяв пару бутылок, мы с Колпачком без приглашения ввалились в варочный цех летной столовой. Отлично понимая цель нашего прихода и для приличия, пригубив вина, женщины продолжали заниматься своими делами, а мы пытались их развлечь своим трепом. Никто нас не гнал, но особо и не жаловал. Любовь к летчикам здесь жила со времен Великой Отечественной войны на генетическом уровне, им прощались все мелкие шалости.

Около часу ночи прибежал один из наших однокашников и сказал, что нас вызывает начальник лагерного сбора подполковник Сорель. Сочтя это за неуместную шутку и послав лейтенанта подальше, мы продолжали охмурять наших ненаглядных кормилиц. Через полчаса прибежал тот же лейтенант и снова повторил приказ Сореля. К тому времени у нас появилась надежда на более близкие контакты, и лейтенант опять ушел один. Наконец, спустя еще полчаса на кухню явился начальник штаба эскадрильи Вася Чекуров. Был он заметно навеселе, но как можно строже потребовал убыть в казарму, грозя всевозможными карами со стороны начальника лагерного сбора.

Проклиная армейские порядки, мы поплелись за ним. Я шел в предчувствии какого-то подвоха. Это ощущение усилилось, когда я увидел, что практически все летчики столпились возле нашей комнаты. Сорель, распушив усы, с нарочито хмурым видом спросил, почему нас так долго вызывали, и жестом приказал войти в комнату. Я открыл дверь и в полумраке увидел Женю Романко, который почему-то тут же стал кричать:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});