Пилигримы - Сергей Шведов

– А я думал, что тебя уже повесили, шевалье, – криво усмехнулся маркиз в ответ на приветствие старого знакомого.

В трактире дядюшки Аристарха посетителей становилось все больше, поскольку приближался роковой для всех любителей выпить час. В Константинополе действовал драконовский, по мнению алеманов, закон, запрещающий продажу вина после восьми часов вечера. Маркиз собирался выпить последнюю кружку пойла и отправиться в дом местного торговца, куда наглые греки определили на постой одного из самых знатных вельмож Европы.

– А ты, я вижу, преуспел, благородный Герхард, – криво усмехнулся Одоакр, оглядывая облаченного в парчу собеседника. – В трактире дядюшки Аристарха такие гости редкость.

Сам маркиз потерял в несчастливой битве при Дорилее почти всех своих сержантов. Не говоря уже об имуществе, пропавшем вместе с обозом. Ему удалось занять у местных пауков небольшую сумму денег, под такой высокий процент, что впору было лезть в петлю.

– Я готов ссудить тебе небольшую сумму, маркиз, – любезно предложил Герхард, критически оглядывая гамбезон собеседника.

– Сколько? – холодно спросил Одоакр.

– Тысяча денариев.

Маркиз похлопал тяжелой ладонью по сумке, висевшей у пояса, где хранилось все его богатство, состоящее из десятка серебряных марок, двух денариев и пяти оболов. На неделю этих денег должно было хватить, а дальше ему ничего другого не оставалось, как отправить единственного своего сержанта на паперть, просить подаяние у местных доброхотов.

– Под какой процент ты даешь мне эти деньги? – уточнил Одоакр, наученный горьким опытом.

– Я не ростовщик, дорогой маркиз, – укоризненно покачал головой Герхард. – Просто хочу оказать услугу старому знакомому, попавшему в стесненные обстоятельства не по своей вине, в надежде, что и он не оставит меня в беде.

– До сих пор мне не приходилось ходить в наемниках, – покачал головой маркиз.

– Достойная профессия, – пожал плечами Лаваль. – Но в данном случае я предлагаю тебе решить не только мою, но и твою проблему.

– Я, кажется, догадываюсь, о чем, а точнее о ком, идет речь.

– Твоя проницательность делает тебе честь, благородный Одоакр. Согласись, я попал в неприятное положение отчасти и по твоей вине.

– С моей стороны было бы неприлично это отрицать, – развел руками маркиз. – Будем считать, дорогой Герхард, что мы договорились.

– В таком случае, благородный Одоакр, я приглашаю тебе в одно весьма интересное заведение, коим не брезгуют самые богатые и знатные вельможи Византии.

– Я заинтригован, Герхард, и готов отправиться с тобой хоть на край света.

Весна в Константинополе в этом году выдалась на редкость теплой, однако сегодня с моря дул довольно холодный ветер, и маркиз поспешил закутаться в шерстяной плащ-шап, едва ли не единственное свое сокровище на сегодняшний день. Однако беспокоился Одоакр напрасно. У дверей трактира Герхарда поджидали восемь носильщиков и портшез, предназначенный для благородных господ, не желающих пачкать обувь о грязную константинопольскую мостовую.

– Мой тебе совет, маркиз, первым делом заведи сапоги, лучше всего византийские, но можно и сельджукские, они гораздо удобнее, чем европейские башмаки. Кроме того тебе понадобиться пелисон, лучше всего на собольем меху, и шапка. Все-таки в Константинополе в эту пору бывает прохладно, особенно по ночам.

– Я полагал, что ты везешь меня к шлюхам, которым все равно, как выглядит их клиент – лишь бы платил исправно.

– У тебя сложилось превратное мнение о Константинополе, мой друг, – усмехнулся Герхард. – И особенно о местных шлюхах. Далеко не все ублажают портовый сброд. Есть среди девиц и такие, которые образованностью и чистоплотностью могут служить примером для европейских дам. Да и клиенты у них особы очень высокого ранга, включая даже императоров. Я слышал, что один из басилевсов нашел жену в одном из местных притонов. Правда, это было довольно давно.

– Сомневаюсь, что мы встретим в твоем притоне Мануила, – засмеялся маркиз, – он предпочитает искать потаскух в семейном кругу. По слухам, нынешняя пассия доводится ему родной племянницей.

– У тебя будет возможность, маркиз, расспросить о подробностях этой любовной интрижки византийских вельмож, в круг которых я тебя введу.

Дом, возле которого остановились носильщики, ничем не выделялся среди десятка таких же унылых строений. На нем не было даже вывески, которыми так любят украшать свои заведения местные торговцы средней руки. Маркиз провел в подобном помещении почти месяц, а потому невольно поморщился, оглядывая обшарпанную дверь.

– Парадный вход выглядит поприличней, – усмехнулся Герхард, – но, в общем-то, не слишком выделяется среди других.

Внутреннее убранство дома резко контрастировало с его внешним довольно убогим видом. Маркиз оценил это сразу, как только Лаваль ввел его в холл, пол и стены которого были выложены причудливой мозаикой, столь привычной во дворцах византийской знати. На второй этаж вела лестница из мореного дуба, украшенная позолотой. Кем бы ни был хозяин этого заведения, но он явно процветал и не собирался прятать свое богатство от завидущих глаз.

– Не хозяин, а хозяйка, – поправил Одоакра Герхард. – Благородная Жозефина де Мондидье прошла очень долгий и извилистый путь к своему нынешнему благополучию. Она едва не стала женой Бертрана Триполийского. Потом влюбила в себя покойного короля Иерусалима Фулька Анжуйского до такой степени, что ради нее он готов был отказаться если не от трона, то от своей жены Мелисинды. О многочисленных эмирах и беках плясавших под дудку этой женщины я уже не говорю.

– Впечатляющая биография, – согласился маркиз, с интересом разглядывая стены большой комнаты, живописно задрапированные златотканой парчой. Если судить по роскошному ложу, являющемуся главным украшением этого помещения, то предназначалось оно для интимных услуг.

– Извини за нескромный вопрос, маркиз, – ты давно был в бане?

Благородный Одоакр запыхтел возмущения, но, встретив насмешливый взгляд Лаваля, лишь вяло махнул рукой в ответ.

– Я сам пользуюсь услугами здешних банщиков, – пояснил Герхард. – Они обучались своему искусству в Дамаске, и лучших мастеров в Константинополе, пожалуй, не найти.

– Не возражаю, – обреченно махнул маркиз.

Сдав благородного Одоакра с рук на руки банщикам, Герхард отправился с визитом вежливости к хозяйке заведения, благородной даме де Мондидье де Лаваль. Жозефина встретила его лежа на софе, в позе характерной скорее для мусульманских наложниц, чем для благородных дам.

– Ты порой бываешь удивительно бестактен, Герхард, – вяло махнула в его сторону рукой Жозефина.

– Если ты собираешься жить в Европе, дорогая, то от некоторых привычек тебе следует отказаться, иначе тамошние ханжи сочтут тебя вульгарной.

– Я уже купила дворец во Флоренции, мой друг, – мило улыбнулась гостю Жозефина, – а флорентийцы придерживаются куда более свободных нравов, чем французы и алеманы. Ты не обидишься, шевалье, если я объявлю себя вдовой де Лаваль?

– Разумеется, нет, – усмехнулся Герхард. – Если я когда-нибудь появлюсь во Флоренции, то только под чужим именем.

– Тем лучше, – махнула рукой Жозефина. – А что за монстра ты привел в мой дом.

– Во-первых, он не монстр, а маркиз, – поправил хозяйку шевалье, – во-вторых, он ненавидит Фридриха Швабского гораздо больше, чем я.

– Это твои дела, Лаваль, я не хочу о них знать, – отмахнулась Мондидье. – Прошу тебя только об одном, воздержись от решительных действий до моего отъезда.

– Мы же договорились, дорогая, – развел руками Герхард. – И я не на шаг не отступлю от соглашения, заключенного между нами. Кстати, ты не могла бы мне помочь с выбором одежды для моего друга?

– Прежде мне надо на него взглянуть.

– Сейчас для этого самый подходящий случай, – кивнул Лаваль. – Маркизом занимаются твои банщики.

Герхард протянул руку, дабы помочь даме подняться, но та отказалась от его услуг и легко вспорхнула с софы, словно была не почтенной матроной, а юной девушкой.

– Сейчас я не дал тебе и сорока лет, – слегка покривил душой Герхард. – Ты поразительно хорошо выглядишь.

Впрочем, лесть его пропала даром, поскольку Жозефина почти мгновенно скрылась за портьерой. Отсутствовала она недолго и вскоре вернулась с задумчивым видом.

– Монстра я беру обратно, – сказала Мондидье. – Вполне приличный экземпляр. Сколько ему лет?

– За тридцать я полагаю.

– Каких девушек он предпочитает – блондинок или брюнеток?

– Откуда же мне знать, – возмутился Герхард. – Пошли обеих, пусть сам разбирается.

– Ему подойдет белоснежная котта, расшитая по вороту и подолу золотой нитью. Шоссы светлых тонов. Блио из фиолетового щелка и пелисон из каирской парчи. Шапку лучше сшить из бобра. В Константинополе они сейчас в моде. Вот, пожалуй, и все. Если он перестанет сморкаться в мои шелковые портьеры, то сойдет за воспитанного человека даже здесь в Великом городе. Что еще?