Пилигримы - Сергей Шведов

– Теодовит встречался сегодня с Конрадом, – сказал Одоакр, потягивая вино и пристально при этом глядя на Герхарда. – Папскому легату удалось убедить короля, что Дамаск должен стать целью предстоящего похода. Мануил уже обещал выделить византийский флот для переброски наших людей в Иерусалим.

– Спасибо за помощь, маркиз, – усмехнулся Лаваль, – ты снял камень с моей души.

– И наполнил твой кошелек звонкой монетой, – усмехнулся Вальхайм.

– Не буду скрывать, благородный Одоакр, мне хорошо заплатили сторонники Рожера Сицилийского. Взятие Халеба крестоносцами обернулось бы торжеством Раймунда де Пуатье, нынешнего графа Антиохийского. Как ты понимаешь, король Рожер не мог этого допустить.

– Большая сумма? – вскинул левую бровь маркиз.

– Свою долю ты получишь в Иерусалиме, благородный Одоакр. Три тысячи денариев тебя устроят?

– Ты щедро платишь своим наемникам, шевалье, – ехидно заметил Вальхайм, явно довольный обещанием.

– Не наемникам, маркиз, а союзникам, – поправил его Герхард. – Мы с тобой славно поработали в Константинополе, почему бы нам не продолжить сотрудничество в Иерусалиме.

– Ты думаешь, из этого выйдет толк? – насторожился маркиз.

– Видишь ли, благородный Одоакр, для коронованной особы мое заявление возможно прозвучало бы слишком смело, но я считаю, что иной раз город выгодней не брать. Не взятый Халеб уже принес и тебе, и мне немалый доход. Что уж тут говорить о Дамаске, где речь будет идти о десятках тысяч денариев.

– Интересная мысль, – задумчиво проговорил маркиз. – Давай продолжим этот разговор в Иерусалиме.

– Я найду тебя там, чем бы не закончилось наше нынешнее предприятие.

– Ты не уверен в успехе?

– Случайность порой разрушает даже великие замыслы, – пожал плечами Герхард. – Но двадцати хорошо вооруженных негодяев вполне достаточно, чтобы отправить на тот свет четверых гуляк, не подозревающих о засаде.

– А охрана на улице?

– Ими тоже займутся. Я все предусмотрел.

Увы, как вскоре выяснилось, самоуверенный Герхард поспешил с выводами. Вальхайм, с удобствами расположившийся у окна, сразу заметил нестыковку, возникшую непонятно по чьей вине. Гостей оказалось не четверо, а семеро. Скорее всего, Андроник и Фридрих, которых Одоакр узнал почти сразу, прихватили с собой еще нескольких шалопаев.

– Ты их видел, Герхард? – спросил маркиз, не оборачиваясь.

– Я предупредил Селевка, что гостей может быть больше. Не думаю, что эти трое окажутся для него серьезной помехой. В его распоряжении два десятка опытных воинов, побывавших во многих битвах и стычках.

– Надеюсь, ты не собираешься вмешиваться? – нахмурился Одоакр.

– Я не сумасшедший, маркиз, – спокойно отозвался Герхард, – чтобы бросаться очертя голову в кровавую свару. В данном случае мы с тобой всего лишь мирные обыватели, случайно оказавшиеся свидетелями чужой ссоры.

Как и предсказывал Никифор Дука, Андроник взял с собой всего шесть стражников, в обязанности которых входила не столько охрана высоких особ, сколько сдерживание нетерпеливых посетителей, рвущихся потратить свои деньги в объятиях веселых девиц. Развратников в Константинополе всегда хватало, а потому стражники не скучали, то и дело отругиваясь от наседающих клиентов. Скорее всего, и эту троицу в плащах катафрактов они приняли за гуляк. Увы, осознание собственной ошибки пришло к ним вместе со смертью. Стражники не успели даже обнажить мечи и осели кулями на константинопольскую мостовую.

– Началось, – спокойно произнес Герхард, глядя на закрывшуюся за ряжеными убийцами дверь.

Нападение оказалось столь стремительным, что Алексей Котаколон не успел обнажить меч. У Андроника его не было вовсе, а князь Андрей и герцог Фридрих уже избавились от оружия, положив мечи на столик в углу. Убийцы ворвались в заставленное мебелью помещение сразу с трех сторон. Первой их жертвой стал несчастный Гаспар Зальцбургский, получивший предательский удар клинком в спину. Вслед за ним упал как подкошенный Никифор Дука. Впрочем, Дука еще извивался на полу, пытаясь доползти до стола. Котаколон обрушил на голову убийцы Гаспара тяжелое кресло и ударом ноги отбросил в сторону другого нападающего. Впрочем, целью разбойников был, похоже, не высокородный Алексей и даже не Андроник Комнин, орудовавший богато разукрашенным поясом, а Фридрих Швабский, оставшийся безоружным. Герцог сорвал со стены портьеру и сумел отразить первый удар. От второго его спас князь Андрей, поймавший чужой меч стулом. Стул разлетелся на куски в его руках, зато позволил Ростиславу Люту опрокинуть нападающего на пол ударом пудового кулака в ухо. Боярин Блага выхватил из-за голенища сапога длинный нож и двумя ударами уложил негодяев, мешавших ему прорваться к столу. Андрей и Фридрих получили свои мечи, как раз в тот миг, когда они им были особенно нужны. Один из головорезов, убитых Фридрихом, упал прямо на отползающего Дуку. Несчастный Никифор завопил так жутко, что у его давнего приятеля Котаколона волосы встали дыбом. На что любезный Андроник успел обратить внимание высокородного Алексея. Сам Комнин вооружился мечом, отобранным у нерасторопного насильника, и уже успел отправить на тот свет его дерзкого товарища. Пока что безоружным оставался только Ростислав Лют, который, впрочем, решил, что тяжелый стол в руках умелого человека вполне способен заменить меч и секиру. От чудовищного удара, нанесенного им после богатырского замаха, упали сразу трое. Причем только один из поверженных боярином негодяев попытался подняться. Попытка была пресечена благородным Фридрихом, что называется, на корню. После этого ситуация в залитом кровью помещении стала меняться. Теперь пятерым вооруженным и искусным бойцам противостояли десять обескураженных мерзавцев, сообразивших наконец, что даже внезапность нападения далеко не всегда приносит успех расчетливым людям. Половина из них решила ретироваться с поля разгоревшийся битвы раньше, чем их товарищи успели оторваться от своих наседающих противников. Впрочем, до лестницы добежали только четверо, а вниз суждено было спуститься одному. Да и тот упал у самых дверей с ножом в шее. Сиятельный Андроник оценил силу и точность броска боярина Люта и поздравил его с успешным завершением дела. Герцог Фридрих и князь Андрей пытались привести в чувство благородного Гаспара, подававшего признаки жизни. Андроник Комнин, считавший себя не менее искусным лекарем, чем император Мануил, поспешил к ним на помощь. Боярин Блага успел поставить на место перевернутую софу, на которую уложили раненного. По словам Андроника, рана была хоть и глубокой, но не смертельной, и расстроенному Фридриху ничего не оставалось, как положиться на слово византийца, поклявшегося поставить на ноги несчастного барона в течение месяца.

– А чем здесь так пахнет? – спросил Андроник, втягивая широкими ноздрями воздух.

– Дерьмом, – отозвался Котаколон. – С нашим другом Никифором случилось несчастье.

– Он ранен? – насторожился Комнин.

– Я бы не сказал, – покачал головой боярин Лют. – Скорее, он просто не выдержал тяжести свалившихся на его бренное тело невзгод.

Император Мануил приказал протоспафарию Тротаниоту и эпарху Кондостефану провести расследование кровавого происшествия, в котором пострадали двое высокородных мужей. Но если состояние здоровья барона Гаспара Зальцсбургского не внушало серьезных опасений, то душевные травмы Никифора Дуки оказались столь тяжелы, что протовестиарий Иосиф уговорил дознавателей отложить опрос ценного свидетеля, ссылаясь на его полную невменяемость. Пережитое потрясение оказалось столь сильным, что несчастный Никифор заболел горячкой, и теперь над ним суетились лучшие лекари Константинополя, пытаясь вернуть расстроенному отцу пусть и непутевого, но любимого сына.

– Охота велась не на Андроника Комнина, а на Фридриха Швабского, – доложил синклиту протоспафарий. – Об этом в один голос твердят все выжившие участники происшествия. К сожалению, никто из нападавших не уцелел, а потому узнать о заказчике покушения не удалось.

– Перестарались, – вздохнул мудрый лагофет. – Впрочем, иного от Андроника я и не ждал.

Мануил бросил на выжившего из ума старца грозный взгляд, на который сиятельный Арсений даже не отреагировал в виду слабого зрения. Басилевсу ничего другого не оставалось, как махнуть в его сторону рукой.

– Надеюсь, гости из Руси не заподозрили нас в коварстве? – нахмурился Мануил.

– Нет, – успокоил его Константин. – Они отдают себе отчет в сомнительности заведения, куда их завело любопытство, а потому и не собираются предъявлять нам претензий на этот счет.

– Ты называешь это любопытством, протоспафарий! – возмутился старый лагофет. – А что же тогда называется развратом?

– Разврату предаются простолюдины, – подвел черту под расследованием басилевс. – Высокородные мужи просто отдыхают от дел.