За краем поля - Чернявская Татьяна

   - Что за уютный дом на выезде!?! - не смогла скрыть охватившего её возмущения Алеандр.

   - Так гуляем, - неловко пояснил кто-то из зевак, чуть сдвинувшись в сторону, чтобы грозная девица под защитой широко известной и всеми уважаемой тётки могла полюбоваться вместе со всеми. - Праздник у нас.

   - Вижу, что не похороны, - злобно огрызнулась рыжая фурия. - Всей деревней-то чего?

   - Так ведь Ламоськин сынок в стражи собрался, проводить надо, - пожала плечами тётя Кася с какой-то обречённостью и даже благопристойным смирением, будто осознавала вынужденность всеобщей попойки и не могла противиться традициям. - А у Савыча как раз юбилей. Да и Ивасову девку позавчера в храме Триликому посвящали, а обмыть не успели. А у Лексарда и вовсе корову тварь с поля задрала.

   Алеандр оставалось только кивать в ответ. Основания перечислялись с такой непробиваемой уверенностью в непогрешимости доводов, что возразить им было просто нечего. По странной деревенской логике причины уйти в коллективный запой были весомыми.

   - А это что? - хмуро кивнула в сторону сельской забавы чародейка, подспудно ожидая, когда же неисправный механизм окончательно замкнёт и конструкция взорвётся.

   - Этот? - стоявшая по соседству девка, почему-то приняла вопрос на счёт лежавшего на земле после топтания чудо-лавкой наездника. - Так это ж Милахыч он ещё с Лёськиной свадьбы не просыхает.

   - Это, конечно, всё объясняет, - тихо пробормотала травница и уж было двинулась прочь от небезопасной забавы, как заметила на уровне колен край знакомой дорогой материи.

   Равелий сидел прямо под ногами деревенских в позе для занятий медитацией, неспешно раскачивался из стороны в сторону и, кажется, пел. Левой рукой парень трепетно прижимал к груди расколупанный бочонок с грибами, периодически прикладываясь к краю, правой же косо и как-то особенно витиевато выбрасывал в пространство задорные искры, добавляя общей забаве чародейского антуража. Правду, искры оказывались очень бледными и гасли, едва касаясь других объектов, но парочке местных кокоток, что с благоговением жались к нему по сторонам, и такой демонстрации чародейства было достаточно. Пылая праведным гневом, Алеандр прорвалась сквозь толпу к пьяному затейнику и, ухватив за ворот, крепко встряхнула:

   - Уже наклюкался!?!

   Ответом ей было молчание, преисполненное чувством собственного достоинства и величия, разом низводившее собеседницу до мелкой скандалистки, на которую нет необходимости даже внимание обращать.

   - Куда вы Танку дели, чвыры!?! - ещё больше разъярилась девица.

   - Тш! - грозно вскинулся пьяный чародей, от чего его драгоценный бочонок воинственно булькнул добавленной в остатки маринада брагой. - Я мужик!!!

   - Ты - алкаш! - в тон ему бросила травница, поняв, что больше от навязанного спутника ничего не добьётся.

   Яританна нашлась сама. Девушка вяло хныкала в бреду чародейского истощения и попыталась наслать какое-то заклятье, по счастью, в последний момент просто не справившись с собственной слабой конечностью. По вспышке тёмного импульса и отчаянному ужасу, неожиданно охватившему всё естество, Алеандр вышла к скромным кустам прямо у края развлекательной площадки. Под ними, скрючившись от сжатия резерва, валялась в бессознательном состоянии несчастная блондинка. За прошедшее время она лишь сильнее побледнела. Прекратившееся было кровотечение вновь открылось, покрывая щёки и подбородок девушки ужасными разводами.

   - Ай, нядолечка! - запричитала нянюшка над обнаруженным телом, вмиг отодвинув в сторону опытного специалиста.

   В принципе, Алеандр не спорила. В отличие от тёти Каси, она вряд ли бы смогла так запросто поднять на руки взрослую и совсем не анорексичную девицу и без видимых усилий поволочь её к дому, попутно успевая жалеть бедняжечку и грозно ругаться на попадавшихся в поле видимости односельчан, чуть не замордовавших дитятку. Дитятка тоже не протестовала. Только её оторвали от земли, Танка перестала тихо скулить и, кажется, окончательно погрузилась в забытьё мягкое и благодатное. В таком состоянии духовника действительно можно было назвать "бедной замученной девочкой", "славным дитятком" и т.д. Когда в надёжных руках дорогой сердцу няни оказалась половина их небольшого отряда, травница выдохнула с полёгкой: теперь можно было не волноваться за собственную сохранность.

   Тётя Кася со своей почётной ношей степенно удалялась к дому, будто жрец на торжественной литургии в честь трёх таинств Триликого. Ни она, ни её молодые спутницы не обращали внимания на разочарованный гомон толпы, лишившейся такого занятного развлечения с враз остановившейся чудо-лавкой.

  ***** ***** ***** ***** *****

   - Я, конечно, предполагал, что приближение Кометы будет воздействовать не только на токи силы и существ, от них зависящих, но и на простых обывателей, и всё же это как-то слишком, - подумал мужчина, чуть рассеянно глядя на беснования деревенских.

   Когда он покидал это место ранним утром, ведя за собой жертвенную деву, в какой-то степени даже невинную, деревенька выглядела как-то иначе. Подавленная исчезновением алтарного камня, напуганная историями о блуждающих статуях, настороженная. Живущие возле проклятого поля люди привыкли чутко вслушиваться в настрой дурного места, улавливать малейшие изменения в нём. Теперь же нечто словно перемкнуло в их внутреннем механизме ощущения мира, вывернуло и, чем ближе подпиралась с мест разрыва тёмная энергия, тем безалабернее вели себя люди, всем своим естеством напрашиваясь на роль добычи. Напивались плохим алкоголем, ослабляя разум и тело до того состояния, когда верх берут инстинкты, но управлять им уже практически не чем из-за слабости членов. Плясали под дикие ритмы, уже почти не улавливая оных в бредовом, близком к трансу состоянии сознанья, когда парочка уверенно сказанных фраз кукловода способна закрепить в голове нужную мысль и создать небольшую армию удалённых марионеток. И метались, рвались куда-то в интуитивной тяге уже готовые подчиняться господину с сильной волей. Господину же было противно.

   Обычно человек, известный в определённых кругах как Медведь, к людям вокруг себя относился равнодушно, предпочитая не привязываться ни к кому в той степени, чтобы чужая смерть могла разительно пошатнуть его положение. Его цели это могло существенно помешать, поэтому и с послами соседних держав, и с барыгами из приграничных портов он держал себя одинаково ровно в столь популярном нынче в просвещённых кругах духе демократичности и либерализма. Когда наступала необходимость, в его запасе всегда была подходящая случаю маска, отвечающая требованиям ситуации и надёжно скрывающая любой намёк на собственную сущность. С приближением развязки удерживать себя от необдуманных поступков и эмоций становилось всё труднее. Вот и теперь ему стоило без лишних расшаркиваний схватить первого попавшегося и затащить на алтарь, благо в таком состоянии мало, кто смог бы сопротивляться. Вместо этого чародей наблюдал за дикими игрищами местных жителей и содрогался от омерзения. Впервые в жизни мысль возродить Кровавого Князя пришла ему в голову настолько отчётливо, что, если бы не потребность в снятии проклятья, он бы сделал это исключительно для уничтожения людей с установлением последующей тирании. Правду, единственный подходящий на роль тирана некромант оказался сумасбродной девицей с неплохой интуицией при альтернативном развитии логики, но это уже было вторично.

   - Что-то в этой жизни я определённо упустил, - заметил про себя тёмная личность, прислонившись плечом к плохонькому забору.

   В десяти шагах от него верхом на старой полурассохшейся лавчонке изображал лихого наездника обрюзглый пропойца с лицом вялой сливы и красными от алкоголя глазами. Мужичок высоко вскидывал толстые ножки, активно махал руками и заливисто ругался, брызжа во все стороны пьяной слюной. И толпе это нравилось! Даже больше: толпа обожала его, принимала со всем радушием своей разворочённой брагой души, рукоплескала и возносила со всем пылом и неистовством. Бесформенный пропойца был их героем на эти мгновенья. Другого вождя они и не заслуживали.

   Преисполненный досадой мужчина медленно шёл по селу, держась теней и огородов. Его затянутая в чёрный плащ длинная фигура, чуть хромающая и остро пахнущая близкой нежитью, могла внушать ужас и пугать до дрожи в коленях, но жители славного поселения Корени чужака просто не замечали. Или предпочитали не замечать, принимая с завидным единодушием за пьяный бред особо изощрённого толка. Чародею можно было особенно не скрываться: в отчаянно веселящихся селянах не было и намёка на осторожность. Бери, какой понравился, веди к алтарю, - никто и не хватится! Проблема состояла в том, что, несмотря на обилие свободных и вполне доступных людей под рукой, жертву выбирать было особенно и не из кого. Вряд ли среди перепившихся тружеников села нашлась бы хоть парочка, сохранившая душевную чистоту и невинность помыслов, да и изрядная доля спирта в крови могла загубить весь ритуал. Состояние Медведя было мрачным.