Его уже не ждали - Златослава Каменкович

«Анну надо искать в Праге, — решил Гай. После второй эмиграции из России он не успел связаться с пражскими товарищами. — Адрес Дворжака я помню… Напишу ему. Если с Вацлавом ничего не случилось, он узнает, где Анна».

ОТСУТСТВУЕТ ТЕКСТ

своих творцах. Я ей рассказывал об историке Садок Баронч. Он армянин по происхождению, родился в бедной семье в городе Станиславе. В своих монографиях Садок Баронч написал историю армян в Галиции и Польше. Как живой встает передо мной этот энергичный, талантливый армянин. Сперва он был учителем, затем студентом философского факультета. Но жестокая нужда бросила совсем молодого человека за глухие стены доминиканского монастыря. Проходят годы, однако могильный монастырский быт не отвлек его от цели. Во львовском монастыре он изучил философию, богословие, путешествует, пишет. Пишет о том, что народные памятники являются узлом, связывающим нас с нашим прошлым. Они обогащают наш ум и указывают путь к стойкости и прогрессу. Эти мертвые камни громко говорят о своих творцах, которым они обязаны видом и формой…

— Послушай, Андраник, а почему бы тебе не писать басни? — прервала его жена с затаенной насмешкой.

— К сожалению, природа лишила меня злости, — тяжело выдохнул профессор, негодуя на себя, что затеял этот разговор.

— И всякой догадливости природа тебя тоже лишила! — с той же супружеской бесцеремонностью почти крикнула коммерсантка. — Боже мой, ему и в голову не приходит, почему наша голубка рвется в Галицию!

— Для подозрения нет ни границ, ни правил, — овладев собой, с мягкой улыбкой отозвался муж. — Разве девочка не все объяснила в письме? Разве с ней не поедет Наргиз?

Жена бросила иронический взгляд, как бы говоря: «Да такого простофилю даже малое дитя обведет вокруг пальца…»

— Ах, вот оно что! — вдруг догадался профессор. — Ты думаешь… Ну, знаешь, тогда я действительно ничего не понимаю! Сама прожужжала мне уши: ах, господин Калиновский сказочно богат, ах, если бы они поженились… Признаюсь, Изабелла, может быть, один-единственный раз в жизни я вполне согласен с тобой: господин Калиновский, несмотря на свою молодость, деловой и порядочный человек. Он достоин…

— Ах, дело совсем не в нем, а в девчонке! — вскричала коммерсантка. — Надо же быть такой до ужаса скрытной… Хотя, она характером в тебя… Подумать только, не намекнула даже родной матери, что выбрала нам зятя. Вот дура! Неужели она думает, что мы ей помешаем? Да, хитра! Когда я намекала на Калиновского, она делала каменное лицо, мол, это ее совершенно не интересует… Нет, нет, Андраник, моя дочь не в тебя. И слава богу! Пусть она и не откровенна с нами, но знает цену деньгам. Ты должен молиться, нищий профессор, что я вовремя вырвала дочь из-под влияния бунтарей. Нет, я не жадная до денег, я не поскуплюсь… Сегодня же переведу на ее счет в мюнхенский банк крупную сумму. Ты не отрицаешь, что у твоей жены хороший вкус, но всегда ужасаешься моей расточительности: «Ах, ах, безрассудно швырять деньги на платья, шляпы, перчатки, духи!» А вот мой покойный папенька говорил: «Руб поставишь — два возьмешь!» Понял? Каринэ должна поехать в Галицию, одетая с царской пышностью. Ах, глупая, если бы она была с родителями более откровенна…

Желая положить конец разговору, профессор сказал:

— Душа моя, в одном могу тебя заверить: Каринэ непременно позовет нас на свадьбу. Так что будем терпеливо ожидать дальнейших событий.

— О-о! Будь уверен, я смогу ворочать капиталами миллионера, не то что его управляющий, который, наверно, обкрадывает его каждый день!

* * *

Ярослав Калиновский не переставал думать о Каринэ все эти три долгих года.

В ожидании экспресса расхаживая по перрону, он размышлял над тем, как порой труден путь к счастью. За три года разлуки с Каринэ какие только противоречивые чувства не обуревали его. Разум настойчиво твердил: «Не рассуждай! Не малодушничай! Зачем стучишься в запертую для тебя дверь? Забудь Каринэ!» А сердце восставало: «Как же это так? Неужели ты сможешь забыть такого человека? Разве глаза Каринэ в минуту расставания ничего тебе не сказали?.. Знал ли ты когда-нибудь в своей жизни более щедрый и сияющий день, чем тот, когда впервые встретил Каринэ? Испытывал ли когда-нибудь волнение, сходное с охватившим тебя в тот миг, когда ты ощутил близость ее чистого дыхания?»

Прибывший экспресс прервал размышления Ярослава.

И вот, наконец, он увидел Каринэ… и едва поверил своим глазам.

«Неужели она? Как повзрослела… И ростом стала выше…» — с восторгом всматривался Ярослав в смуглое лицо молодой красивой женщины с осиной талией и загадочным, проницательным взглядом, которая горделиво выходила из вагона первого класса. Она была одета с изысканной элегантностью в черное, что подчеркивало ее грацию. И как шла к ее шелковисто-черным волосам светлая шляпа с белым великолепным эспри, длинные белые перчатки до локтей.

Спустившись на перрон, Каринэ окинула взглядом встречающих. Увидела его. Улыбнулась. Улыбка сказала Ярославу, что Каринэ ничего не забыла, что она ждала встречи.

Он подошел, поцеловал ей руку и задержал ее в своей, не в состоянии оторвать глаз от девушки.

— Вас не узнать, — взволнованно проговорил Ярослав. — Вы так изменились…

Каринэ смутилась, но быстро овладела собой.

— Называйте меня княжной, — шепнула она, с удовольствием вдыхая запах белых лилий, которые ей преподнес Ярослав.

Ярослав дал ей понять, что она может не беспокоиться, он предупрежден.

Итак, первый вопрос, с которым сталкивается всякий революционер, приезжая в тот или иной город, — куда идти, кто из товарищей жив, кто схвачен, куда можно без риска направиться, чтобы не попасть в засаду, — для Каринэ отпал.

Убедившись, что Ярослав Калиновский пока вне всякого подозрения у львовской полиции, Гай поручил ему не только встретить Каринэ, но и отвезти ее в самый фешенебельный отель, где останавливались лишь состоятельные иностранцы, так как номера здесь стоили баснословно дорого.

Во Львове Гай дополнительно должен был снабдить Каринэ марксистской литературой на украинском языке, печатание которой удалось наладить во Львове, а распространять не только в Галиции, но и на Украине.

Под своим настоящим именем Каринэ было рискованно везти опасный груз, который с нетерпением ждали товарищи в России. Поэтому революционеры отправили девушку под видом грузинской княжны Ноны Цыкоридзе, благо Каринэ безукоризненно говорила по-грузински. К тому же ослепительная красота, восхитительные наряды, возможность тратить деньги могли служить надежным щитом для «княжны», в чьих тяжеловесных английских чемоданах с двойным дном таились свежие номера газеты «Искра», за которой яростно охотились царские шпики на австрийско-русской границе.

Поднявшись по белой мраморной лестнице, устланной голубой ковровой дорожкой, Каринэ с улыбкой сказала Ярославу, поддерживающему ее под руку:

— Признаться, мы с тетушкой предполагали остановиться в гостинице «Руссия». Мне говорили, что пять лет назад автор романа «Овод» Этель Лилиан Войнич жила в этой гостинице.

— Вот как? Не знал. Но я слышал, что Оноре де Бальзак, направляясь в Бердичев, тоже останавливался в отеле «Руссия». К сожалению, старой гостиницы больше нет. Вот этот отель недавно построили на том месте, где она находилась.

Тетушке Наргиз очень понравился их номер, состоящий из гостиной, кабинета и спальни. И балкон выходит прямо на многолюдную площадь перед гостиницей. О, отсюда видна и другая улица с аллеей стройных итальянских тополей. Так что, оставаясь одной, можно будет не скучать, с балкона наблюдать поток гуляющих.

Да, конечно, все это чудесно! Но тетушка Наргиз не переставала удивляться и вместе с тем тревожиться чрезмерной доверчивостью Каринэ. Не успела сойти с поезда, как тут же призналась, что приехала по фальшивому паспорту и прямо с места в карьер: «Называйте меня княжной…» Да что подумает господин Калиновский? К счастью, для него Каринэ дороже всех его богатств, но все же… он миллионер, шляхтич…

Разбирая платья Каринэ и развешивая их в гардеробе, тетушка Наргиз из спальни слышала все, о чем вполголоса говорили молодые люди в гостиной.

Вдруг поспешно прикрыла ладонью рот, будто сама все выбалтывала, а не Каринэ. Боже, боже, что Каринэ делает?

— Нас отпустили, — продолжала Каринэ. — Но, садясь в вагон, я вдруг вспомнила, что ведь весь багаж моих родителей полон нелегальщины…

Тетушка Наргиз решила, что племянница от радости встречи с возлюбленным теряет голову. Она вышла в гостиную и, извиняясь перед гостем, перебила рассказ:

— Какое платье ты наденешь к обеду? Я не знаю, что гладить.

При этом тетушка Наргиз, незаметно для господина Калиновского, сделала такие страшные глаза, что только слепой мог не испугаться. А Каринэ хоть бы что!