Очерки из будущего - Джон Манро

деле, вечером он оказался в студии Тома на Русском холме и спросил его совета по поводу всего этого дела.

Это была аскетичная студия. Том не очень-то стремился к уюту, и хотя у него была прекрасная и дорогая коллекция рисунков, а также несколько картин и слепков, среди которых было больше склонности к причудливому и гротескному, чем к тому, что он называл "красивым". Красота комнаты заключалась в ее окне, из которого открывался вид на благородные башни и деревья на Телеграфном холме напротив, и колоссальную золотую статую на гребне, символизирующую крайний Запад, протягивающий руки к крайнему Востоку, чтобы соединиться, наконец, в круге человечества во всем мире. Конечно, с Русского холма фигура не видна полностью, но даже вблизи она производит впечатляющий и величественный эффект. Копия, высотой не более десяти футов, на восточном конце одной из террас внизу, напротив аналогичной копии на западном конце, соответствующей фигуры из гавани Йеддо, дает прекрасное представление об эффекте и назначении статуи.

Когда я был совсем юн, в Сан-Франциско излюбленным пределом для поездок на яхте было расстояние в пятнадцать миль или около того, на котором обелиск приобретает свои правильные пропорции.

Мы обычно выбегали из дома после школы, стремясь добраться до этого места к закату, а затем отдохнуть, плавая в слабом западном свете, который красил наши шелковые паруса, и наблюдать, как очертания величественной фигуры тают и растворяются в костре из горящего золота, когда на нее падают лучи заката, а затем, когда солнце опустившись за горизонт Сан-Франциско, она вновь обретала свои очертания, бледно-золотые на фоне розовеющего неба на востоке. А тем временем закат освещал наши полупрозрачные паруса и заливал мягкими потоками фиолетового, янтарного и малинового света девушек, которые сидели, изящно накинув плед на голову и плечи, защищаясь от легкой прохлады этого часа, и откидывались назад с задумчивыми лицами. Затем солнце садилось, и яхта мчалась домой, в то время весь путь перед ней, все более бледнеющий силуэт статуи на фоне темнеющего неба или, иногда, на фоне желтого, разливающегося лунного света, протягивала свои благосклонные руки. Ах, ну что ж, мы все были молоды, и многие из нас выходили посмотреть на статую на закате, и иногда лишь вдвоем.

Помимо этого прекрасного окна, в комнате Тома был превосходный образец старомодного камина, на который так повлияли художники, где он мог жечь дрова, выключив электронагреватель. Усевшись в кресло со своей трубкой, он безудержно хохотал, когда ему изложили дело безутешного влюбленного, и клялся, что Тедди и Китти еще доведут его до смерти, но после того, как он насмеялся, он очень серьезно спросил Теодора, что тот думает делать.

– Единственное, что мне пришло в голову, – сказал Теодор, – это, знаешь ли, провести довольно тщательное расследование относительно возможностей… опасности и дискомфорта в наше время. Видишь ли, я подумал, что если бы я мог получить положительное письменное заявление от какого-нибудь такого авторитета, как профессор современной истории или социологии в Беркли, о том, что сейчас таких возможностей нет, – что ж, это было бы убедительно. Но, с другой стороны, – продолжал он с тревогой, – в случае, если бы существовали какие-то пороки такого рода, профессор был бы тем самым человеком, который знал бы о них, и тогда было бы самым худшим шагом, – в отчаянии сказал бедный Тедди, – посоветоваться с ним.

– Не понимаю, – сказал Том, серьезно глядя в камин.

– И я подумал… возможно, у тебя есть хоть какое-то представление о том, что он, скорее всего, ответит. У меня больше нет никого, с кем я мог бы посоветоваться. Мой отец, я думаю, не станет входить в мое положение.

– Твой отец? – повторил Том и мускулы под его усами слегка подрагивали в такт его голосу. – Нет, нет, я не думаю, что он стал бы этого делать. Итак, Китти, увлеклась литературой девятнадцатого века, не так ли? – благослови ее господь, – задумчиво продолжал он. – Ну, я и сам немного занимался этой темой – я нахожу старичков очень наводящими на размышления, и мы должны вернуться к ним с нашими лучшими работами в моей сфере деятельности. Я заявляю, мне нравится, что у маленькой девочки есть литературное чутье, позволяющее понять ценность этих старых книг, несмотря на то, что все ее учителя говорят ей, что они устарели. Она действительно по-детски наткнулась в них на ноту, которую девять пятых наших профессиональных критиков никогда не замечают в своей нынешней преданности всему современному. Литературная ценность "скорбного периода" сейчас недооценена, как и ценность гротеска. У них была школа старых шутников, которые радуют мое сердце – казалось, они никогда не могли решить, смеяться им или плакать над своим миром, и их смесь мрачных шуток, трагических контрастов, пафоса и смеха была самой интересной. Но когда дело доходит до практического применения, Китти еще слишком молода, чтобы очень хорошо различать литературу и жизнь. Я думаю, девушки во все времена были склонны относиться к литературе слишком серьезно.

– О, я всегда знал, что Китти умна, – сказал Теодор. – И я уверен, что готов признать литературную ценность старичков, как ты захочешь, если они только оставят меня в покое.

– Что ж, давай перейдем к делу, – сказал Том. – Мне жаль говорить тебе, Теодор, что твой план обращения к профессору не поможет. Он быстро скажет тебе, что во всех наших больницах есть преступные сумасшедшие, а во всех зверинцах хранятся экземпляры диких зверей, с которыми шутки плохи. Или я мог бы заняться электрическим двигателем на "Кошечке", и тогда вы получите более яркие впечатления от огня и наводнения, чем те, о которых мечтали наши предки. Что касается бегства на рыжих конях, то это вряд ли осуществимо. Кому-то придется разыграть Китти и запереть ее, прежде чем вы сможете ее спасти, и я полагаю, что ее отец вряд ли пойдет на это?

– Нет, конечно, – сказал Теодор, ошарашенный серьезным вопросом. – А если бы такое и случилось, было бы гораздо проще обратиться к правительству, чем пытаться вмешаться самому.

– Ну, все это дело в любом случае архаично, – относится к шестнадцатому веку, а не к девятнадцатому. Я так понимаю, что дорогая девушка не так уж и заинтересована в том, что именно должно быть сделано, ей хочется, чтобы в ее любовную интрижку была внесена толика превратностей и приключений, а также найти предлог для более серьезного и пылкого отношения к тебе. Я говорю, Тедди, оставь все в моих руках, и я все устрою! Согласен?

– Я не согласен, – отчаянно сказал Теодор, выглядя очень бледным и